Не думаю, что это поможет.
— Это ерунда! — Эллис с трудом вздохнула и ухватилась свободной рукой за перила лестницы. — Проклятье! Да где же твои родственнички? Неужели они не знают, что ты болен?
— Я пришел, когда они уже легли спать, — ответил Брис, облокотившись на перила и с трудом переводя дыхание. Потом тихо засмеялся, закашлялся и, усмехнувшись, добавил:
— Я им сказал, что стянул твое барахло, и поэтому ты будешь взбешена, как тысяча чертей, когда примчишься сюда, и посоветовал не беспокоиться, пока они не услышат, как я ору от боли.
— Похоже, я тебя сейчас ударю. (А может, он все врет?) Иди давай. Чем быстрее ты доберешься к себе, тем скорее сможешь лечь опять.
— Оно, конечно, любезно с твоей стороны помогать мне, Эллис, — Брис помолчал. — Но я полагаю, ты это делаешь только, чтобы спровадить меня в постель.
Как будто она сама недавно не сказала ему, что хочет уложить его! «Он определенно стал заговариваться от жара», — решила девушка.
— Да, да, — сказала она вслух. — Тебе нужно…
Неожиданно Брис фыркнул, и им овладел приступ смеха. Он расхохотался так, что пришлось скинуть с себя его руку, иначе она вместе с ним могла бы упасть, когда мужчина согнулся, смеясь. Секунды две Эллис стояла, всерьез раздумывая, уж не сошел ли он с ума, пока, наконец, и сама не вспомнила, о чем они говорили в «Стальном Колесе». Только тут ее осенило, что, похоже, Брис далеко не так сильно болен, как она себе вообразила.
— А, милая малышка! — произнес он, довольно улыбаясь и посмеиваясь. — Оказывается, у тебя есть чувство юмора.
— Дурак!
— Сожалею, — сказал Брис таким тоном, что девушка сразу поняла: чем-чем, а сожалением тут и не пахнет. — Но у меня кружится голова и высокая температура. Я не могу больше…
Девушка хмыкнула и вновь набросила себе на шею его руку, чтобы идти дальше. Он же продолжал разговаривать.
— Но я еще не совсем бесчувственный и не потерял рассудок. Уж я-то понимаю, почему ты мне так помогаешь. — Он наклонил голову, чтобы заглянуть ей в глаза. — Ты жалеешь меня. Это для тебя просто возможность подать милостыню. Что, я не прав? Я же знаю, ты так просто не стала бы помогать никому. Ты же не веришь, что человек может без всякой причины хорошо относиться к другому человеку. Просто потому, что это нормально и в порядке вещей, — Брис вдруг тяжело навалился на нее, а потом на стену.
— Почему бы тебе не помолчать, — выдохнула девушка, чувствуя тяжелую массу его пышущего жаром тела и с трудом стараясь удержать их обоих от падения с лестницы. — Смотри лучше, куда ты идешь!
— Да я и так смотрю. И все это мне дико нравится.
Эллис выпрямилась под весом Бриса и взглянула на него. Внезапно она с неприязнью подумала, что он со своей ухмылкой напоминает борова, нашедшего лужу прекрасной грязи. Буквально на мгновение, как вспышку молнии, она уловила в его лихорадочно блестящих глазах уже знакомый ей по взглядам других мужчин свет, от которого она пришла в ужас и почувствовала вкус соли и желчи в своем горле. Девушка чуть не закричала от страха, но, посмотрев на Бриса еще раз, не заметила больше ничего.
— Которая тут твоя комната? — пытаясь говорить спокойно, поинтересовалась Эллис.
Оперевшись свободной рукой о стену за спиной девушки, Брис попытался отодвинуться от нее.
— Эллис?
— Что? — спросила она отсутствующим тоном, безуспешно пытаясь заставить его идти дальше наверх.
— Посмотри на меня…
И когда девушка подняла на него глаза, он приблизил к ней свое лицо. Его глаза были яркими, чистыми, и в них затаилось беспокойство, — Почему ты так дрожишь?
— Ты… очень тяжелый. Я испугалась, что уроню тебя.
Показался ли ей тот блеск в его глазах? Или просто память сыграла с ней злую шутку? Нет. У мужчины ничего нельзя понять по глазам, если они затуманены болезнью или выпитым спиртным. Она сделала попытку улыбнуться ему.
— Давай еще раз попробуем подняться, а?
— Я тебя испугал.
— Конечно, нет! — солгала Эллис. — Все будет отлично, если ты только немного повернешься…
— Эллис!
— Что?
— Не ври мне. Посмотри на себя! Ты же дрожишь, как осиновый лист на ветру.
— Это потому, что ты меня сведешь с ума, в конце концов, — резко произнесла она. — Можно подумать, что мне больше нечем заняться, как только стоять здесь на ступеньках и слушать твой бред!
Брис резко оттолкнулся от стены и грузно осел у ее ног. Он положил руку на колени и оперся о ладони головой, медленно покачивая ею вперед и назад.
— Я тебя напугал, — печально сказал он. — Слушай, если я когда-нибудь сделаю что-то, что будет тебе приятно, ты мне скажешь?
Эллис замерла в волнении и страхе. Брис Ласалль оказался самым странным человеком из всех, кого она когда-либо встречала, и ей никак не удавалось в нем разобраться. Почему ему хочется, чтобы она была счастлива? Почему беспокоится о ней? Впрочем, в эту минуту более важно, что сейчас с ним делать.
Девушка на глаз прикинула расстояние до вершины лестницы и уже начинала думать, не позвать ли кого на помощь, когда Брис заговорил опять.
— Ты самая странная девчонка из всех, кого я встречал, и мне никак не удается в тебе разобраться.
Эллис громко рассмеялась: этого уже она вынести не могла.
— Это забавно? — Мужчина озадаченно посмотрел на девушку, думая, что у нее слегка помутился рассудок.
Эллис села на ступеньку рядом с Брисом.
— Просто я только что то же самое думала о тебе и даже теми же словами.
— Ну да? — Он улыбнулся ей в ответ. — Это забавно, в особенности потому, что я нисколько не странный.
Она опять засмеялась.
— Когда ты смеешься, это похоже на музыку. Прекрасную, живую, энергичную. — Мужчина внезапно посерьезнел. — И я готов поклясться, что не видел ничего красивее твоих глаз, когда ты вот так улыбаешься.
О! Ей показалось, что ее щеки охвачены огнем, а сердце отчаянно затрепыхалось, словно птица в силках. Как будто сердце ее обвевала своими крылышками маленькая птичка колибри — так ей стало легко, тепло и вдруг почему-то захотелось плакать. О Боже! Этот мужчина сказал такую необычную вещь в самое неподходящее время. Не зная, что сказать, боясь, что голос выдаст ее, Эллис положила ладонь ему на лоб.
— Завтра я тебе еще посмеюсь. Но если мы сейчас не собьем температуру, у тебя в голове сжарятся последние мозги, — сказала она, с сожалением думая о том, что все его ласковые речи — просто результат болезненного состояния. Мужчина, похоже, может нести полную околесицу, когда болен.
— А, черт! — внезапно согнулся Брис, словно его пронзила боль, которую у него не было сил терпеть. — Опять ты за свое! Не верит тому, что я говорю, как будто я не способен отличить жемчужины от страусиного яйца.
— Ну, когда ты вот так разговариваешь, я, пожалуй, и сомневаюсь.
Девушка встала и сделала новую попытку забросить его тяжелую руку себе на шею, чтобы все-таки двинуться дальше, и отказываясь верить в то, что он в здравом уме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Это ерунда! — Эллис с трудом вздохнула и ухватилась свободной рукой за перила лестницы. — Проклятье! Да где же твои родственнички? Неужели они не знают, что ты болен?
— Я пришел, когда они уже легли спать, — ответил Брис, облокотившись на перила и с трудом переводя дыхание. Потом тихо засмеялся, закашлялся и, усмехнувшись, добавил:
— Я им сказал, что стянул твое барахло, и поэтому ты будешь взбешена, как тысяча чертей, когда примчишься сюда, и посоветовал не беспокоиться, пока они не услышат, как я ору от боли.
— Похоже, я тебя сейчас ударю. (А может, он все врет?) Иди давай. Чем быстрее ты доберешься к себе, тем скорее сможешь лечь опять.
— Оно, конечно, любезно с твоей стороны помогать мне, Эллис, — Брис помолчал. — Но я полагаю, ты это делаешь только, чтобы спровадить меня в постель.
Как будто она сама недавно не сказала ему, что хочет уложить его! «Он определенно стал заговариваться от жара», — решила девушка.
— Да, да, — сказала она вслух. — Тебе нужно…
Неожиданно Брис фыркнул, и им овладел приступ смеха. Он расхохотался так, что пришлось скинуть с себя его руку, иначе она вместе с ним могла бы упасть, когда мужчина согнулся, смеясь. Секунды две Эллис стояла, всерьез раздумывая, уж не сошел ли он с ума, пока, наконец, и сама не вспомнила, о чем они говорили в «Стальном Колесе». Только тут ее осенило, что, похоже, Брис далеко не так сильно болен, как она себе вообразила.
— А, милая малышка! — произнес он, довольно улыбаясь и посмеиваясь. — Оказывается, у тебя есть чувство юмора.
— Дурак!
— Сожалею, — сказал Брис таким тоном, что девушка сразу поняла: чем-чем, а сожалением тут и не пахнет. — Но у меня кружится голова и высокая температура. Я не могу больше…
Девушка хмыкнула и вновь набросила себе на шею его руку, чтобы идти дальше. Он же продолжал разговаривать.
— Но я еще не совсем бесчувственный и не потерял рассудок. Уж я-то понимаю, почему ты мне так помогаешь. — Он наклонил голову, чтобы заглянуть ей в глаза. — Ты жалеешь меня. Это для тебя просто возможность подать милостыню. Что, я не прав? Я же знаю, ты так просто не стала бы помогать никому. Ты же не веришь, что человек может без всякой причины хорошо относиться к другому человеку. Просто потому, что это нормально и в порядке вещей, — Брис вдруг тяжело навалился на нее, а потом на стену.
— Почему бы тебе не помолчать, — выдохнула девушка, чувствуя тяжелую массу его пышущего жаром тела и с трудом стараясь удержать их обоих от падения с лестницы. — Смотри лучше, куда ты идешь!
— Да я и так смотрю. И все это мне дико нравится.
Эллис выпрямилась под весом Бриса и взглянула на него. Внезапно она с неприязнью подумала, что он со своей ухмылкой напоминает борова, нашедшего лужу прекрасной грязи. Буквально на мгновение, как вспышку молнии, она уловила в его лихорадочно блестящих глазах уже знакомый ей по взглядам других мужчин свет, от которого она пришла в ужас и почувствовала вкус соли и желчи в своем горле. Девушка чуть не закричала от страха, но, посмотрев на Бриса еще раз, не заметила больше ничего.
— Которая тут твоя комната? — пытаясь говорить спокойно, поинтересовалась Эллис.
Оперевшись свободной рукой о стену за спиной девушки, Брис попытался отодвинуться от нее.
— Эллис?
— Что? — спросила она отсутствующим тоном, безуспешно пытаясь заставить его идти дальше наверх.
— Посмотри на меня…
И когда девушка подняла на него глаза, он приблизил к ней свое лицо. Его глаза были яркими, чистыми, и в них затаилось беспокойство, — Почему ты так дрожишь?
— Ты… очень тяжелый. Я испугалась, что уроню тебя.
Показался ли ей тот блеск в его глазах? Или просто память сыграла с ней злую шутку? Нет. У мужчины ничего нельзя понять по глазам, если они затуманены болезнью или выпитым спиртным. Она сделала попытку улыбнуться ему.
— Давай еще раз попробуем подняться, а?
— Я тебя испугал.
— Конечно, нет! — солгала Эллис. — Все будет отлично, если ты только немного повернешься…
— Эллис!
— Что?
— Не ври мне. Посмотри на себя! Ты же дрожишь, как осиновый лист на ветру.
— Это потому, что ты меня сведешь с ума, в конце концов, — резко произнесла она. — Можно подумать, что мне больше нечем заняться, как только стоять здесь на ступеньках и слушать твой бред!
Брис резко оттолкнулся от стены и грузно осел у ее ног. Он положил руку на колени и оперся о ладони головой, медленно покачивая ею вперед и назад.
— Я тебя напугал, — печально сказал он. — Слушай, если я когда-нибудь сделаю что-то, что будет тебе приятно, ты мне скажешь?
Эллис замерла в волнении и страхе. Брис Ласалль оказался самым странным человеком из всех, кого она когда-либо встречала, и ей никак не удавалось в нем разобраться. Почему ему хочется, чтобы она была счастлива? Почему беспокоится о ней? Впрочем, в эту минуту более важно, что сейчас с ним делать.
Девушка на глаз прикинула расстояние до вершины лестницы и уже начинала думать, не позвать ли кого на помощь, когда Брис заговорил опять.
— Ты самая странная девчонка из всех, кого я встречал, и мне никак не удается в тебе разобраться.
Эллис громко рассмеялась: этого уже она вынести не могла.
— Это забавно? — Мужчина озадаченно посмотрел на девушку, думая, что у нее слегка помутился рассудок.
Эллис села на ступеньку рядом с Брисом.
— Просто я только что то же самое думала о тебе и даже теми же словами.
— Ну да? — Он улыбнулся ей в ответ. — Это забавно, в особенности потому, что я нисколько не странный.
Она опять засмеялась.
— Когда ты смеешься, это похоже на музыку. Прекрасную, живую, энергичную. — Мужчина внезапно посерьезнел. — И я готов поклясться, что не видел ничего красивее твоих глаз, когда ты вот так улыбаешься.
О! Ей показалось, что ее щеки охвачены огнем, а сердце отчаянно затрепыхалось, словно птица в силках. Как будто сердце ее обвевала своими крылышками маленькая птичка колибри — так ей стало легко, тепло и вдруг почему-то захотелось плакать. О Боже! Этот мужчина сказал такую необычную вещь в самое неподходящее время. Не зная, что сказать, боясь, что голос выдаст ее, Эллис положила ладонь ему на лоб.
— Завтра я тебе еще посмеюсь. Но если мы сейчас не собьем температуру, у тебя в голове сжарятся последние мозги, — сказала она, с сожалением думая о том, что все его ласковые речи — просто результат болезненного состояния. Мужчина, похоже, может нести полную околесицу, когда болен.
— А, черт! — внезапно согнулся Брис, словно его пронзила боль, которую у него не было сил терпеть. — Опять ты за свое! Не верит тому, что я говорю, как будто я не способен отличить жемчужины от страусиного яйца.
— Ну, когда ты вот так разговариваешь, я, пожалуй, и сомневаюсь.
Девушка встала и сделала новую попытку забросить его тяжелую руку себе на шею, чтобы все-таки двинуться дальше, и отказываясь верить в то, что он в здравом уме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51