— Как ты думаешь, могут друзья говорить друг другу то, что у них на сердце, даже если это и не очень приятные вещи, и все-таки остаться друзьями?
Ей было в диковинку это новое для нее ощущение полной свободы, когда можно с кем-то говорить буквально обо всем.
— Конечно! По крайней мере, мне ты можешь говорить смело. Раз уж мы друзья, то должны знать все друг о друге.
Брис подумал о том, как бы не пришлось пожалеть о только что сказанном. За те десять минут, что они назвались друзьями, ему уже стало известно о том, что Эллис нарушила закон и, вдобавок, замужем. Она улыбнулась.
— Ну, тогда можно признаться. Я искренне надеюсь, что он сейчас выпивает где-нибудь в аду. — Она немного помолчала. — Я, конечно, не должна о нем так говорить — о мертвых плохо не говорят, но… Этот тип, право, заслужил того.
— Так он умер?! — Сказать, что у Бриса с сердца свалилась гора — значило не сказать ничего.
— Скорее, черт забрал его.
Ну, до чего же приятно говорить то, что думаешь, не скрывая своего отношения к тому, что было, и не боясь быть превратно понятой!
Посмотрев на Эллис, Брис тихонько засмеялся.
— Не очень-то ты жалеешь этого мистера Джонсона!
— Даже ни капельки не жалею. Эллис толкнула дверь, и отдаленный монотонный гул, слышавшийся за ней, сразу превратился в шум наполненного посетителями пивного зала.
— Сколько же времени ты была замужем? — поинтересовался Брис, следуя за девушкой. Он уже был готов ко всему и хотел знать теперь о ней все, опасаясь только, как бы она вновь не замкнулась в себе.
— Пять лет.
Она с такой легкостью и непринужденностью сказала это, что ему пришлось повторить эти два слова про себя, чтобы до конца осознать услышанное. Пять лет! Он, конечно, знал, что девушки в горах рано выходят замуж, но она же совсем не была похожа на… О Боже! Брис не мог себе представить, чтобы она могла так долго жить с другим мужчиной! Да к тому же, которого она, похоже, ненавидела.
Он ухватился за стул возле стойки бара, словно опасаясь, что сейчас упадет, и наконец сел, пытаясь осмыслить все услышанное. Мужчина и так и этак старался обдумать весь этот поток информации, пока не почувствовал, что совсем теряет способность соображать.
Когда он прикасался к Эллис, целовал ее, можно было поклясться, что она невинна, как младенец.
Да ведь она и вела себя не так, как ведут себя замужние женщины. Может, он ошибся, приняв робость и застенчивость за неопытность и невинность? Возможно. Все-таки ему доводилось целовать женщин, и уж, конечно, мужчина всегда может сказать… не так ли?
Он следил за тем, как Эллис несет к столику поднос с пивными бутылками, и пытался представить ее с человеком, которого она не любит, с мужчиной, который… ну, который не Брис Ласалль, и ему даже тошно делалось при одной мысли об этом.
Гнев Бриса был нарастающим и всепоглощающим — почти животная ярость и боль. Он хотел ее! И, поняв это, в следующую секунду Брис уже знал так же хорошо, как свое собственное имя, что если еще какой-нибудь другой мужчина прикоснется к этой девушке, он его просто убьет. Брис просто лишился на некоторое время рассудка, представляя себе, как, схватив ее за густые соломенные волосы, потащит назад, в свое логово, где сможет охранять ее и овладеть ею, и она будет целиком в его власти и… под его защитой.
Для человека, который обычно всегда был очень мягким, вежливым, с которым всегда было легко иметь дело, такие ощущения являлись изрядным потрясением.
Он вздрогнул и закрыл глаза, чтобы немного прочистить голову, привести мысли в порядок. Когда ему, наконец, опять удалось логически мыслить и рассеялась красная пелена перед глазами, Брис вновь отыскал в зале Эллис, как всегда делал, где бы ей не приходилось оказаться.
Она все еще находилась на другом конце комнаты и как раз расставляла пиво на столике. То ли какая-то натянутость ее движений, то ли кивок ее головы или, может быть, его шестое чувство подсказали ему, что там, где она стоит, что-то неладно. Брис встал и вытянул шею, стараясь рассмотреть, кто сидит за столом, который обслуживает Эллис, и что там происходит.
Спустя мгновение, достаточное, чтобы чиркнуть спичкой, он понял, что придется драться, — за столом сидел Рубен Эванс с наглой усмешкой на губах и злым, язвительным блеском в глазах.
— Я тебе задал вопрос, девочка, — обращался он к Эллис, которая молчала, не поднимая глаз. — Ты что, онемела или просто глупа, чтобы говорить?
— Она же тебе уже сказала, что не хочет с тобой танцевать, Эванс, — сказал один из мужчин, сидящих рядом с ним. — Оставь ее в покое. Я видел поблизости Бриса Ласалля. Оставь ее.
— Да мне плевать, пусть она спит хоть с самим персидским шахом. — Рубен взял пиво, которое она поставила перед ним. — Я ее спросил и хочу, чтобы она мне ответила. Эта поганая деревенщина заполнила весь город, ищут жратву и подачки и думают, что весь мир должен им это дать. Они живут на пособия, а я исправно плачу налоги, так что если я спрашиваю, то хочу услышать ответ. — Он бросил на Эллис взгляд, острый, как лезвие бритвы. — Почему это ты не желаешь со мной танцевать? Ума не хватает?
Или, может, ты думаешь, что слишком хороша для этого?
— Да может ей просто лицо твое не нравится, парень! — засмеялся еще один из посетителей и по-дружески, непринужденно хлопнул Рубена по спине, Уже не в первый раз Рубен Эванс вваливался, предварительно напившись, в «Стальное Колесо» и проводил остаток ночи, придираясь к Эллис. Три вечера назад она несла полный поднос с пивом к соседнему с ним столику, и он подставил ей подножку. Она бы не смогла доказать, что это сделано специально, однако Эванс смеялся громче всех в зале.
— Не заставляй меня ждать, деревенщина, — прорычал он. — Думаешь, если спишь с этим хорошеньким поганцем Ласаллем, так уже стала слишком хороша для меня и можешь не говорить со мной?
— Нет… — тихо ответила Эллис, взглянув на мужчину и тут же отведя глаза в сторону, удивившись его ненависти и ярости. Оскорбления насчет того, что она спит с мужчинами, доводилось ей слышать и раньше, чуть ли не с самого рождения. Но ей едва не стало плохо, когда Рубен связал ее имя с именем Бриса. Девушка поставила на стол последнюю бутылку и назвала сумму, которая с них причиталась. Если бы Эванс знал, как он не прав, может тогда он бы не так ненавидел ее. Ей стало по-настоящему тревожно.
— Нет? Что? Нет, не спишь с Ласаллем? Или нет — не очень хороша для меня?
Она стояла перед ним молча, напряженно и не имея возможности уйти, потому что ждала оплаты счета. Эллис говорила себе, что лучше всего просто молчать, и уже с трудом сдерживалась, чтобы не сказать слова, о которых пришлось бы потом пожалеть. Лучше всего ничего не говорить и хорошо бы, вдобавок, стать невидимой. «Ему самому вскоре надоест, он устанет», — напоминала себе девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51