– Нет, это я должен извиниться. Я был навязчив, – отрывисто произносит он.
– Просто мы почти не знаем друг друга.
– Это может показаться ему придиркой, а я только хотела объяснить свою осторожность.
– Я не делал вам предложение, Кэс. Я просто хотел, чтобы мы получше друг друга узнали. Наверное, я был не очень вежлив. Но теперь это не важно. Вы хорошо разъяснили мне ваши взгляды.
Но я не разъясняла. Я не могла ничего разъяснить. Это бред. Я его хочу. Я его уважаю. Я его люблю. Он мне интересен. Я пропала. Мы снова умолкаем, и мне приходит в голову, что наши отношения состоят из сплошных ссор и недовольства. Значит, я права, и близость вправду ведет к жестокости и агрессии. Я смотрю на Даррена. Он мрачен и прекрасен. И я уже не думаю ни о чем, кроме пульсирующего желания, жаждущей груди и трепещущих губ. Меня бы спас всего один его поцелуй. Но он не собирается меня целовать, а я не могу больше так мучиться. Я встаю, и комната куда-то уплывает. Приходится схватиться за стол, чтобы не упасть. В этом маленьком кафе так жарко.
– Пока… и… спасибо за кофе.
Это было мгновенное и восхитительное безумие. Он тронул мою руку, не пытаясь удержать. Но удержал. Я прикована к месту, а его пальцы спокойно лежат на моем запястье. Я скована ими. Я сгораю от любви. Я его целую, а он меня, сильно и порочно, просто пьет меня. Так меня никто не целовал, а если целовали, то это было ради тренировки. А теперь все по-настоящему. Все слова, что стояли между нами, тут же исчезли, они излишни. Мы одни в тишине, и мы беззащитны, открытые для желания. Он бросает несколько монет на стол, и, не ожидая сдачи, мы выбегаем из кафе под дождь. Он мотает головой в сторону переулка за вокзалом. Я тоже его заметила. У меня есть автопилот, который помогает находить темные улицы и другие подходящие местечки для разврата. Дождь все еще льет, падает на тротуар и рикошетит. Он прокалывает вечернюю темноту неприятными острыми каплями, но я не обращаю внимания. На самом деле я даже рада: раз такая ужасная погода, значит, улицы опустели. Я киплю от нетерпения. Он крепко держит меня за руку. Мы перебегаем через дорогу, не глядя по сторонам. Даррен толкает меня к стене, быстро оглядевшись, чтобы убедиться, что мы одни, и я накидываю на него свое пальто. Его губы впиваются в мои, и мы так крепко целуемся, что я не могу различить, где мой рот, а где его. Он расстегивает ширинку и погружается в меня. Я смотрю в его глаза, а он в мои, не отрываясь ни на секунду. Это удивительное. Важное. И несомненное.
Он поднимается, наполняет меня вновь и вновь. Он вливается в меня.
Все кончилось через несколько минут.
И уже я боюсь, что это никогда не кончится.
12
Кто-то упорно давит на кнопку звонка. Одно из неудобств моего лофта – старинный глазок на входной двери. И невозможно понять, кто стоит у двери, пока не спросишь, поэтому нельзя сделать вид, что тебя нет дома.
Хоть бы это была Иззи. Ну, Джош тоже хорошо, но лучше Иззи. Хотя я немного боюсь. Что я ей скажу? Что я могу ей сказать? Как объяснить ей, что со мной случилось в эти две недели?
Дзи-и-и-и-инь.
Кому я так понадобилась? Если я его не открою, то проведу весь вечер, раздумывая, кто это мог быть. Я тащусь к домофону, моля Бога, чтобы это был не Бейл и не Фи.
– Это я, – говорит Иззи. – Где ты, черт возьми, была? Сейчас же открывай.
Я с облегчением нажимаю на кнопку. И вот она уже входит в дверь. Она так на меня зла, что даже не захотела меня поцеловать. Я знаю, что нападение – лучшая защита, и спрашиваю:
– Почему ты не открыла своим ключом?
– Я его потеряла. – Она обреченно пожимает плечами. Я набрасываюсь на нее с разъяснениями, что это опасно и что теперь придется заказывать дубликат. У нее виноватое лицо.
Я спрашиваю:
– Ты смотрела в туалетном столике?
– Нет.
– Думаю, он там. Лежит в ящике вместе с носками.
– Зачем я буду держать его вместе с носками?
– Понятия не имею, но он наверняка там. Мы идем на кухню. Сегодня воскресенье, сейчас полпятого вечера. А значит, пора выпить живительного джина с тоником. Мне, конечно, нужно держать оборону. Моя интерлюдия с ключом нейтрализовала Иззи не окончательно.
– Что случилось, Кэс? Меня не удивляет, что ты исчезла, но это же была не командировка. Я звонила на студию, мне сказали, что у тебя ларингит. Я звонила сюда, но никто не отвечал. Ты что, попала в больницу?
Я впервые как следует вижу Иззи с тех пор, как она пришла, и чувствую себя довольно гадко. У нее задерганный вид. Видно, что она волновалась за меня. Но она переживает и за потерявшихся щенков, срубленные деревья и отсутствие в Индии чистой проточной воды. В сравнении со всем остальным, что так заботит Иззи, моя самовольная отлучка чуть дольше недели – мелочь. Мы смотрим друг на друга, и она умолкает, что-то заподозрив.
– Но ты на вид здоровая. Ты просто прекрасно выглядишь.
Это правда, выгляжу я божественно. Мои волосы, естественно, черные и блестящие, теперь сияют. А улыбка, прежде появлявшаяся, лишь когда надо было произвести впечатление, не сходит с лица. Кожа у меня всегда была бледная, а теперь я могу похвастаться нежным румянцем.
– Почему ты не звонила ни мне, ни Джошу, ни матери? Мы сходили с ума. Что, черт возьми, происходит?
Она трещит, тараторит, сыплет вопросами. На некоторые из них я склонна ответить, – на те, что посложней. Я с облегчением вздыхаю, когда она вдруг замолкает на миг – ах, вот оно что, Иззи заметила грязную посуду, оставленную после завтрака. Обычно я патологически аккуратна, а сегодня не вымыла посуду. И остатки еды на тарелке предательски выдают, что на завтрак я ела насыщенные жиры (а не горстку хлопьев с отрубями со свежевыжатым апельсиновым соком, как обычно).
Иззи поражена.
– Это случайно не яичная ли скорлупа? – спрашивает она с радостным изумлением. Я качаю головой, уставившись в кафельный пол.
Интересно, можно ли ее отвлечь, если сказать, что заметила под холодильником грязь. Ох, вряд ли.
– Ты изменила принципам, да? Раньше ты не кормила мужчин завтраком. Кто лее удостоен такой чести?
– Даррен. – Вот и все. Удивительно, но нет ни сил, ни желания придумывать какую-нибудь чушь. Я хочу о нем говорить.
– Даррен?! – Она ничего не понимает. – Когда мы последний раз с тобой разговаривали, вы серьезно поссорились. Он собирался везти тебя на вокзал, и ты возвращалась в Лондон одна. Что же случилось?
То и случилось. Случился Даррен.
И я рассказываю Иззи, как мы ехали в Дарлингтон, рассказываю про бассейн и прогулки по пляжу и кладбищу. Я хихикаю, краснею и говорю без остановки, и даже в этом состоянии, близком к истерике, с удовлетворением замечаю: она тоже считает, что прогулки по кладбищу – это не совсем обычно. Я описываю паб, ресторан и шипение кофейного автомата в кафе. Я повествую о том, что когда мы сидели за зверски оранжевым пластмассовым столиком, мне вдруг все стало ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88