Ты правда хотела в нем утопиться?
— Господи, и зачем я тебе только сказала… Нет, Ванечка, я никогда бы этого не сделала. Все слова, слова, слова… Забудь. Ладно, иди…
— А что же дальше?
— Ничего. Иди…
Они поцеловались на прощанье, а потом разомкнули руки.
Расходились в разные стороны, то и дело оглядываясь. Потом, обернувшись в последний раз, Валя увидела Ивана внизу, далеко — в конце бульвара. Махнула рукой и пошла дальше, уже не оборачиваясь. Она рыдала в три ручья, не стесняясь прохожих. Она чувствовала себя несчастной и счастливой одновременно…
На работе жажда деятельности обуяла ее. Она притащила из книгохранилища огромную стопку книг, принялась распихивать их по полкам. Потом вспомнила, что цветы на окнах не поливали с прошлой недели…
— Что за рвение такое? — насмешливо спросила Наталья, увидев Валю с лейкой, усердно орошающей зимний сад. — И почему глаза красные? Плакала, что ли?
— Весенняя аллергия, — пыхтя, ответила Валя.
— А-а…
Было еще что-то, что тоже необходимо было срочно сделать. Коваленко! Ну да, она же так и не узнала, как он себя чувствовал после того разговора с Ильей! А вдруг Илья серьезно покалечил его?
В конференц-зале она нашла папку, в которой вел свои записи Истомин, и там отыскала телефон Коваленко. Герман Витальевич Коваленко — вот как полностью, оказывается, звучало его имя…
— Алло, Герман Витальевич? Это вы?
— Кто это? — удивленно ответил на другом конце провода Коваленко.
— Это Валентина… Из библиотеки, — уточнила она. — Как вы себя чувствуете?
— Валя? — страшно удивился тот. — Откуда вы узнали?.. Впрочем, не важно. Ужасно. Я ужасно себя чувствую.
Мурашки побежали у Вали по спине. Глупая Илюшкина ревность — вот к чему она привела! Коваленко говорит, что ужасно себя чувствует.
— Правда? — расстроилась Валя. — Ох, Герман Витальевич, простите моего мужа — он не должен был…
— Можно просто Герман, без всякого отчества, мы же договаривались, — перебил ее Коваленко. И чихнул. — Ой, простите — простудился накануне. Температура тридцать восемь.
Валя отодвинула от уха трубку, словно инфекция могла передаваться по телефонным проводам.
— Какая еще температура? Слушайте, Герман, я хотела извиниться за своего мужа! Он не сильно вас покалечил?
— Не сильно, — успокоил ее Коваленко. — Всего пара синяков. Он у вас что, боксер? Такой был мощный нокдаун…
— Нет, — растерянно ответила Валя, — он обычный человек. Так с вами все в порядке?
— Я же говорю, у меня температура! Передайте Истомину — в эту пятницу я не приду, наверное. Валя! Если вам так не терпится искупить вину, приезжайте ко мне, сварите какого-нибудь бульона… Я совершенно один, и у меня высокая температура!
— Вы шутите? — сурово произнесла Валя.
— Я абсолютно серьезно! Если бы вы знали, Валечка, как я рад, что вы мне позвонили…
Валя бросила трубку, не дослушав, что собирался ей сообщить Коваленко. Он в порядке, Илья ему ничего не сломал. И она тут же забыла о Германе Коваленко.
Она чувствовала себя совершенно счастливой. Оказывается, для этого ей необходимо было встретить Ивана. Всего один раз — последний…
«Я люблю Илью… — с восторгом подумала она. — Милый Ванечка, прощай навсегда! Я люблю Илью…»
Юлий Платонович Истомин был не в духе. Он с самого начала был не в духе, еще когда только начали собираться студийцы.
Коваленко отсутствовал — он лежал дома с простудой. Валя передала-таки руководителю кружка сообщение об этом.
— Ну и слава богу… — скрипучим голосом прокомментировал данное обстоятельство Истомин. — Работы будет меньше. Так, товарищи, я тоже себя неважно чувствую и посему предлагаю закончить наше сегодняшнее собрание немного раньше. Никто не против?
Против никто не был, а мадам Климантович вообще была двумя руками «за» — сегодня она явилась одна, без мужа, и потому сильно нервничала, то и дело косясь на часы. Ей не хотелось оставлять своего благоверного предоставленным самому себе надолго…
Валя пробралась в конференц-зал к самому концу занятия, когда Истомин придумывал новое задание для своих подопечных.
— Вот что… — устало сказал он, держа обеими руками свою голову, точно опасаясь, что она может вот-вот отвалиться. — Придумайте к следующей пятнице этюд на тему… ну я даже не знаю… «Как я провел свои выходные», например.
— Ну что за тема такая! — удивилась Клара Пятакова. — Прямо как школьное сочинение.
— В выходные я работал, — нервно заметил Рома Асанов, врач-реаниматолог. — Сплошные бытовые травмы.
— Да-а? — заинтересовался Григорий Будрыс, почесывая сальную голову. — Интересно…
Хм, интересно ему… — фыркнул Рома. — Представьте себе — жена случайно узнает, что муж ей изменяет с соседкой по лестничной клетке. Чтобы выследить его, она лезет через балкон и внезапно срывается с пятого этажа… Этаж высокий, но внизу растут густые кусты, которые спружинивают, точно батут…
Мадам Климантович при упоминании о неверном муже вздрогнула и еще раз посмотрела на часы.
— А меня тема вполне устраивает! — громко заявила она. — Есть где развернуться фантазии…
Когда студийцы разошлись, Валя подсела ближе к Истомину.
— Юлий Платонович, вы прочитали мою рукопись? — спросила она. — Хотя, если вы неважно себя чувствуете, можно перенести обсуждение на другой раз…
— Нет-нет! — закряхтел мэтр. — Ни в коем случае… Я готов.
От Истомина сильно несло нафталином и еще какими-то терпкими лекарствами. Вблизи Валя разглядела, что нос у Истомина весь покрыт мелкими красными сосудами, а белки глаз желтые, нездоровые.
Он открыл Валину рукопись.
— Ужасно, ужасно… — страдальчески сморщился он и высморкался в огромный платок, больше напоминающий полотенце.
— Что? — не поняла Валя. — Вам плохо?
— Нет, ваша рукопись — просто ужасно! — проскрипел он. — Это даже не литература, это… черт знает что!
Меньше всего Валя ожидала, что Истомин вот так, с ходу, сразу же начнет ее критиковать. Скорее наоборот, она приготовилась к тому, что он начнет петь ей дифирамбы, и решила бороться, чтобы узнать истинные его мысли — ведь от его слов зависело ее будущее.
— Как? — растерялась она.
— А вот так, — буркнул он, опуская глаза. — Или вы не хотели знать правды?
— Хотела… — прошептала Валя. — И… и в чем же мой просчет?
— Во всем! — Мэтр принялся нервно листать страницы ее романа. — Во-первых, что за тему вы такую выбрали, я не понимаю…
— Тема — любовь, — быстро ответила она.
— Ну да, ну да… То есть, Валюта, вы хотите сказать, что ваяли дамский роман. Сентиментальная проза, так сказать… — Истомин вздохнул, распространяя запах лекарств. — Тут я с вами не соглашусь. Во всяком жанре есть свои правила, а вы их решительно не соблюдаете. Хоть я и не поклонник творчества Гликерии Петровны, но для вас она может быть образцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Господи, и зачем я тебе только сказала… Нет, Ванечка, я никогда бы этого не сделала. Все слова, слова, слова… Забудь. Ладно, иди…
— А что же дальше?
— Ничего. Иди…
Они поцеловались на прощанье, а потом разомкнули руки.
Расходились в разные стороны, то и дело оглядываясь. Потом, обернувшись в последний раз, Валя увидела Ивана внизу, далеко — в конце бульвара. Махнула рукой и пошла дальше, уже не оборачиваясь. Она рыдала в три ручья, не стесняясь прохожих. Она чувствовала себя несчастной и счастливой одновременно…
На работе жажда деятельности обуяла ее. Она притащила из книгохранилища огромную стопку книг, принялась распихивать их по полкам. Потом вспомнила, что цветы на окнах не поливали с прошлой недели…
— Что за рвение такое? — насмешливо спросила Наталья, увидев Валю с лейкой, усердно орошающей зимний сад. — И почему глаза красные? Плакала, что ли?
— Весенняя аллергия, — пыхтя, ответила Валя.
— А-а…
Было еще что-то, что тоже необходимо было срочно сделать. Коваленко! Ну да, она же так и не узнала, как он себя чувствовал после того разговора с Ильей! А вдруг Илья серьезно покалечил его?
В конференц-зале она нашла папку, в которой вел свои записи Истомин, и там отыскала телефон Коваленко. Герман Витальевич Коваленко — вот как полностью, оказывается, звучало его имя…
— Алло, Герман Витальевич? Это вы?
— Кто это? — удивленно ответил на другом конце провода Коваленко.
— Это Валентина… Из библиотеки, — уточнила она. — Как вы себя чувствуете?
— Валя? — страшно удивился тот. — Откуда вы узнали?.. Впрочем, не важно. Ужасно. Я ужасно себя чувствую.
Мурашки побежали у Вали по спине. Глупая Илюшкина ревность — вот к чему она привела! Коваленко говорит, что ужасно себя чувствует.
— Правда? — расстроилась Валя. — Ох, Герман Витальевич, простите моего мужа — он не должен был…
— Можно просто Герман, без всякого отчества, мы же договаривались, — перебил ее Коваленко. И чихнул. — Ой, простите — простудился накануне. Температура тридцать восемь.
Валя отодвинула от уха трубку, словно инфекция могла передаваться по телефонным проводам.
— Какая еще температура? Слушайте, Герман, я хотела извиниться за своего мужа! Он не сильно вас покалечил?
— Не сильно, — успокоил ее Коваленко. — Всего пара синяков. Он у вас что, боксер? Такой был мощный нокдаун…
— Нет, — растерянно ответила Валя, — он обычный человек. Так с вами все в порядке?
— Я же говорю, у меня температура! Передайте Истомину — в эту пятницу я не приду, наверное. Валя! Если вам так не терпится искупить вину, приезжайте ко мне, сварите какого-нибудь бульона… Я совершенно один, и у меня высокая температура!
— Вы шутите? — сурово произнесла Валя.
— Я абсолютно серьезно! Если бы вы знали, Валечка, как я рад, что вы мне позвонили…
Валя бросила трубку, не дослушав, что собирался ей сообщить Коваленко. Он в порядке, Илья ему ничего не сломал. И она тут же забыла о Германе Коваленко.
Она чувствовала себя совершенно счастливой. Оказывается, для этого ей необходимо было встретить Ивана. Всего один раз — последний…
«Я люблю Илью… — с восторгом подумала она. — Милый Ванечка, прощай навсегда! Я люблю Илью…»
Юлий Платонович Истомин был не в духе. Он с самого начала был не в духе, еще когда только начали собираться студийцы.
Коваленко отсутствовал — он лежал дома с простудой. Валя передала-таки руководителю кружка сообщение об этом.
— Ну и слава богу… — скрипучим голосом прокомментировал данное обстоятельство Истомин. — Работы будет меньше. Так, товарищи, я тоже себя неважно чувствую и посему предлагаю закончить наше сегодняшнее собрание немного раньше. Никто не против?
Против никто не был, а мадам Климантович вообще была двумя руками «за» — сегодня она явилась одна, без мужа, и потому сильно нервничала, то и дело косясь на часы. Ей не хотелось оставлять своего благоверного предоставленным самому себе надолго…
Валя пробралась в конференц-зал к самому концу занятия, когда Истомин придумывал новое задание для своих подопечных.
— Вот что… — устало сказал он, держа обеими руками свою голову, точно опасаясь, что она может вот-вот отвалиться. — Придумайте к следующей пятнице этюд на тему… ну я даже не знаю… «Как я провел свои выходные», например.
— Ну что за тема такая! — удивилась Клара Пятакова. — Прямо как школьное сочинение.
— В выходные я работал, — нервно заметил Рома Асанов, врач-реаниматолог. — Сплошные бытовые травмы.
— Да-а? — заинтересовался Григорий Будрыс, почесывая сальную голову. — Интересно…
Хм, интересно ему… — фыркнул Рома. — Представьте себе — жена случайно узнает, что муж ей изменяет с соседкой по лестничной клетке. Чтобы выследить его, она лезет через балкон и внезапно срывается с пятого этажа… Этаж высокий, но внизу растут густые кусты, которые спружинивают, точно батут…
Мадам Климантович при упоминании о неверном муже вздрогнула и еще раз посмотрела на часы.
— А меня тема вполне устраивает! — громко заявила она. — Есть где развернуться фантазии…
Когда студийцы разошлись, Валя подсела ближе к Истомину.
— Юлий Платонович, вы прочитали мою рукопись? — спросила она. — Хотя, если вы неважно себя чувствуете, можно перенести обсуждение на другой раз…
— Нет-нет! — закряхтел мэтр. — Ни в коем случае… Я готов.
От Истомина сильно несло нафталином и еще какими-то терпкими лекарствами. Вблизи Валя разглядела, что нос у Истомина весь покрыт мелкими красными сосудами, а белки глаз желтые, нездоровые.
Он открыл Валину рукопись.
— Ужасно, ужасно… — страдальчески сморщился он и высморкался в огромный платок, больше напоминающий полотенце.
— Что? — не поняла Валя. — Вам плохо?
— Нет, ваша рукопись — просто ужасно! — проскрипел он. — Это даже не литература, это… черт знает что!
Меньше всего Валя ожидала, что Истомин вот так, с ходу, сразу же начнет ее критиковать. Скорее наоборот, она приготовилась к тому, что он начнет петь ей дифирамбы, и решила бороться, чтобы узнать истинные его мысли — ведь от его слов зависело ее будущее.
— Как? — растерялась она.
— А вот так, — буркнул он, опуская глаза. — Или вы не хотели знать правды?
— Хотела… — прошептала Валя. — И… и в чем же мой просчет?
— Во всем! — Мэтр принялся нервно листать страницы ее романа. — Во-первых, что за тему вы такую выбрали, я не понимаю…
— Тема — любовь, — быстро ответила она.
— Ну да, ну да… То есть, Валюта, вы хотите сказать, что ваяли дамский роман. Сентиментальная проза, так сказать… — Истомин вздохнул, распространяя запах лекарств. — Тут я с вами не соглашусь. Во всяком жанре есть свои правила, а вы их решительно не соблюдаете. Хоть я и не поклонник творчества Гликерии Петровны, но для вас она может быть образцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84