Когда-то это были детские ручонки, нечаянно раздавившие маленькую канарейку. Но как давно и как далеко все это было – только шрам на моей щеке оставался немым свидетелем происшедшего. Даже тетя Фрици забыла тот день, забыла свой давнишний гнев.
– Она была просто в бешенстве, – сказал Уэйн. – После того как мы доставили вас домой, надо было следить за вами, держать вас подальше от нее. В ее сознании было какое-то извращенное преставление о мести, и вообще она находилась в гораздо худшем психическом состоянии, чем сейчас. Вот почему ваша бабушка не хочет, чтобы она вспомнила все происшедшее. Она боится последствий, к которым это может привести. Я не уверен, что разделяю ее опасения. За последнее время Фрици по большей части ведет себя вполне разумно. Она знает, кто вы, и у нее, по-видимому, рождается крепнущее чувство приязни к вам. Если она даже вспомнит инцидент с птицей, она вполне способна выкинуть его из головы. В ту пору она не была на это способна. Бывало, она частенько отправлялась в ту березовую рощицу и искала там вас.
Внезапно похолодев, я уставилась на него.
– Она часто повторяла, что вы прячетесь там в своем окровавленном белом платьице. Она называла вас маленькой ведьмой. И утверждала, что вы собираетесь убить остальных ее птиц. Прошло много времени, прежде чем она перестала охотиться за вами. Ей даже сейчас кажется, что она видит между деревьями ребенка.
Выходит, плачущий ребенок, этот призрак, блуждающий между березами, был не кто иной, как Малли Райс! Эта мысль почему-то тревожила меня. А как бы поступила я, если бы увидела этого ребенка? Я придвинулась к Уэйну поближе, и, выпустив мою руку, он обнял меня за плечи.
– Вы дрожите, – сказал он.
– Но есть воспоминания и более приятные. Оставшиеся до вашего отъезда из Силверхилла дни вы посвятили мне. Вы ходили за мной по пятам и даже несколько раз сделали мне предложение. Я, кажется, обещал жениться на вас, когда вы вырастите. Вначале щека у вас сильно болела, и я боялся, что на этом месте останется глубокий шрам. Я волновался за вас и проникся к вам очень теплым чувством. Как-никак я за вас отвечал, и после того как ваша мама вас увезла, я писал вам письма. Я успел отправить три письма, прежде чем она вернула их мне по почте и попросила больше не писать. Наверное, она была права.
Она хотела, чтобы вы позабыли о пережитом и чтобы вам не напоминали о нем снова и снова.
Почему-то это разрушение дружбы показалось мне гораздо более болезненным ударом, чем все остальное.
– Она была не права! – воскликнула я с жаром. – Не надо было лишать меня ваших писем. Они могли мне помочь. Но мама сама не хотела, чтобы ей напоминали о случившемся. В результате я всю свою жизнь испытывала ужас, как только оказывалась поблизости от птиц в клетке. А шрам вызывал у меня ощущение вины и стыда. Она никогда не соглашалась объяснить мне, почему я испытывала подобные чувства. Она не давала мне разобраться в себе и таким образом избавиться от этих комплексов. Вот почему страх не покидал меня все эти годы и так дико прорвался наружу сегодня утром. Если бы я знала, если бы я понимала…
– Шшш! – сказал он и еще ближе притянул меня к себе. – Не надо ее слишком бранить. Никто из нас не обладает достаточной мудростью, чтобы знать, как лучше всего поступать в подобной ситуации.
– Вы по крайней мере рассказали мне правду, – сказала я. – Слишком много было скрытности, секретничаний. И это касается не только мамы, а всех обитателей Силверхилла. Вы ведь сами это ощущаете, не правда ли?
Он отпустил меня, несколько отчужденно кивнул.
– Я и сам в этом участвую. Но, может быть, в жизни иного человека есть что-то такое, что и должно оставаться под спудом.
– Вы говорите так из-за вашего отца? Вы верили в то, что сказали мне там, в лесу?
– Это не подлежит обсуждению, – брюзгливо отозвался он. – Во всяком случае, теперь вам понятно, почему вам лучше уехать из Силверхилла. Если Фрици вместо того, чтобы поправиться, вспомнив прошлое, проникнется своими прежними чувствами к вам, это может кончиться настоящей катастрофой. На мой взгляд, вы ничего сейчас не можете для нее сделать!
Я упрямо покачала головой.
– Может быть, и нет, и все же я хочу задержаться здесь до тех пор, пока смогу спокойно входить в эту оранжерею и вести себя нормально. Это все равно как снова решиться лететь на самолете, побывав один раз в авиационной катастрофе. Мне надо вернуться туда и излечить себя от глупого страха перед птичьим чириканьем. Мне, может быть, и сегодня это удалось бы, если бы меня не вывел из равновесия этот макао. – Я потрогала пальцами квадратик марли на щеке и сняла его – теперь в нем уже не было необходимости. – Мне необходимо туда вернуться! – упрямо повторила я.
Он встал со скамейки и начал шагать взад-вперед. Этот высокий человек всегда двигался с решительной целеустремленностью, но сейчас в нем чувствовалась какая-то неуверенность.
– Я понимаю вашу мысль, и все же я не убежден… – Он остановился передо мной, и в глазах его засветилась та возрожденная памятью нежность к страдающему ребенку. – Я, наверное, все еще считаю себя ответственным за вас. Все не могу забыть…
Я вскочила и посмотрела ему прямо в лицо.
– Да поглядите же на меня! Я уже не раненый ребенок. Не путайте меня с той, другой Малли.
Он посмотрел на меня, посмотрел очень серьезно, при этом он стоял так близко, что я могла бы дотронуться щекой до жесткой утренней щетинки, уже начинающей пробиваться на его подбородке.
– Вряд ли я когда-нибудь забуду, – сказал он. – Разница в возрасте между нами вроде бы сгладилась. И все же я не могу забыть, что вы выросли из той маленькой девочки, о которой я с нежностью вспоминаю.
– Вряд ли и я когда-либо забывала вас, – сказала я таким серьезным тоном, но испытывая при этом какой-то легкий трепет. – Я не знала никогда, что могу так много помнить на уровне чувств.
Наступила минута тишины, неподвижности, но в этой тишине я отчетливо слышала свое колотящееся сердце и учащенное дыхание. Он довольно резким движением обнял меня, и я почувствовала, что его руки изголодались по объятиям. На мгновение, помимо моей воли мне вспомнилось: "Анне. Любимой". Но она была частью другой жизни.
Он поцеловал меня в губы, а потом нежно коснулся своими губами шрама на моей щеке. Когда он отпустил меня, глаза у него сияли – хотя из-за слез, застилавших мои собственные глаза, я видела все как в тумане, – и последние следы усталости слетели с его лица.
– Это для начала, – сказал он. – Малли, не уезжайте опять насовсем. Покиньте Силверхилл, но задержитесь на какое-то время в Шелби, чтобы мы могли как следует узнать друг друга. Мы потеряли уйму времени, которое необходимо наверстать.
Покидая лодочную станцию, мы уже не держались по-товарищески за руки, как раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Она была просто в бешенстве, – сказал Уэйн. – После того как мы доставили вас домой, надо было следить за вами, держать вас подальше от нее. В ее сознании было какое-то извращенное преставление о мести, и вообще она находилась в гораздо худшем психическом состоянии, чем сейчас. Вот почему ваша бабушка не хочет, чтобы она вспомнила все происшедшее. Она боится последствий, к которым это может привести. Я не уверен, что разделяю ее опасения. За последнее время Фрици по большей части ведет себя вполне разумно. Она знает, кто вы, и у нее, по-видимому, рождается крепнущее чувство приязни к вам. Если она даже вспомнит инцидент с птицей, она вполне способна выкинуть его из головы. В ту пору она не была на это способна. Бывало, она частенько отправлялась в ту березовую рощицу и искала там вас.
Внезапно похолодев, я уставилась на него.
– Она часто повторяла, что вы прячетесь там в своем окровавленном белом платьице. Она называла вас маленькой ведьмой. И утверждала, что вы собираетесь убить остальных ее птиц. Прошло много времени, прежде чем она перестала охотиться за вами. Ей даже сейчас кажется, что она видит между деревьями ребенка.
Выходит, плачущий ребенок, этот призрак, блуждающий между березами, был не кто иной, как Малли Райс! Эта мысль почему-то тревожила меня. А как бы поступила я, если бы увидела этого ребенка? Я придвинулась к Уэйну поближе, и, выпустив мою руку, он обнял меня за плечи.
– Вы дрожите, – сказал он.
– Но есть воспоминания и более приятные. Оставшиеся до вашего отъезда из Силверхилла дни вы посвятили мне. Вы ходили за мной по пятам и даже несколько раз сделали мне предложение. Я, кажется, обещал жениться на вас, когда вы вырастите. Вначале щека у вас сильно болела, и я боялся, что на этом месте останется глубокий шрам. Я волновался за вас и проникся к вам очень теплым чувством. Как-никак я за вас отвечал, и после того как ваша мама вас увезла, я писал вам письма. Я успел отправить три письма, прежде чем она вернула их мне по почте и попросила больше не писать. Наверное, она была права.
Она хотела, чтобы вы позабыли о пережитом и чтобы вам не напоминали о нем снова и снова.
Почему-то это разрушение дружбы показалось мне гораздо более болезненным ударом, чем все остальное.
– Она была не права! – воскликнула я с жаром. – Не надо было лишать меня ваших писем. Они могли мне помочь. Но мама сама не хотела, чтобы ей напоминали о случившемся. В результате я всю свою жизнь испытывала ужас, как только оказывалась поблизости от птиц в клетке. А шрам вызывал у меня ощущение вины и стыда. Она никогда не соглашалась объяснить мне, почему я испытывала подобные чувства. Она не давала мне разобраться в себе и таким образом избавиться от этих комплексов. Вот почему страх не покидал меня все эти годы и так дико прорвался наружу сегодня утром. Если бы я знала, если бы я понимала…
– Шшш! – сказал он и еще ближе притянул меня к себе. – Не надо ее слишком бранить. Никто из нас не обладает достаточной мудростью, чтобы знать, как лучше всего поступать в подобной ситуации.
– Вы по крайней мере рассказали мне правду, – сказала я. – Слишком много было скрытности, секретничаний. И это касается не только мамы, а всех обитателей Силверхилла. Вы ведь сами это ощущаете, не правда ли?
Он отпустил меня, несколько отчужденно кивнул.
– Я и сам в этом участвую. Но, может быть, в жизни иного человека есть что-то такое, что и должно оставаться под спудом.
– Вы говорите так из-за вашего отца? Вы верили в то, что сказали мне там, в лесу?
– Это не подлежит обсуждению, – брюзгливо отозвался он. – Во всяком случае, теперь вам понятно, почему вам лучше уехать из Силверхилла. Если Фрици вместо того, чтобы поправиться, вспомнив прошлое, проникнется своими прежними чувствами к вам, это может кончиться настоящей катастрофой. На мой взгляд, вы ничего сейчас не можете для нее сделать!
Я упрямо покачала головой.
– Может быть, и нет, и все же я хочу задержаться здесь до тех пор, пока смогу спокойно входить в эту оранжерею и вести себя нормально. Это все равно как снова решиться лететь на самолете, побывав один раз в авиационной катастрофе. Мне надо вернуться туда и излечить себя от глупого страха перед птичьим чириканьем. Мне, может быть, и сегодня это удалось бы, если бы меня не вывел из равновесия этот макао. – Я потрогала пальцами квадратик марли на щеке и сняла его – теперь в нем уже не было необходимости. – Мне необходимо туда вернуться! – упрямо повторила я.
Он встал со скамейки и начал шагать взад-вперед. Этот высокий человек всегда двигался с решительной целеустремленностью, но сейчас в нем чувствовалась какая-то неуверенность.
– Я понимаю вашу мысль, и все же я не убежден… – Он остановился передо мной, и в глазах его засветилась та возрожденная памятью нежность к страдающему ребенку. – Я, наверное, все еще считаю себя ответственным за вас. Все не могу забыть…
Я вскочила и посмотрела ему прямо в лицо.
– Да поглядите же на меня! Я уже не раненый ребенок. Не путайте меня с той, другой Малли.
Он посмотрел на меня, посмотрел очень серьезно, при этом он стоял так близко, что я могла бы дотронуться щекой до жесткой утренней щетинки, уже начинающей пробиваться на его подбородке.
– Вряд ли я когда-нибудь забуду, – сказал он. – Разница в возрасте между нами вроде бы сгладилась. И все же я не могу забыть, что вы выросли из той маленькой девочки, о которой я с нежностью вспоминаю.
– Вряд ли и я когда-либо забывала вас, – сказала я таким серьезным тоном, но испытывая при этом какой-то легкий трепет. – Я не знала никогда, что могу так много помнить на уровне чувств.
Наступила минута тишины, неподвижности, но в этой тишине я отчетливо слышала свое колотящееся сердце и учащенное дыхание. Он довольно резким движением обнял меня, и я почувствовала, что его руки изголодались по объятиям. На мгновение, помимо моей воли мне вспомнилось: "Анне. Любимой". Но она была частью другой жизни.
Он поцеловал меня в губы, а потом нежно коснулся своими губами шрама на моей щеке. Когда он отпустил меня, глаза у него сияли – хотя из-за слез, застилавших мои собственные глаза, я видела все как в тумане, – и последние следы усталости слетели с его лица.
– Это для начала, – сказал он. – Малли, не уезжайте опять насовсем. Покиньте Силверхилл, но задержитесь на какое-то время в Шелби, чтобы мы могли как следует узнать друг друга. Мы потеряли уйму времени, которое необходимо наверстать.
Покидая лодочную станцию, мы уже не держались по-товарищески за руки, как раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69