Ему хотелось убить ее, сейчас же, на месте. Руки его, лежавшие на теплой нежной коже ее бедра, задрожали. Он представил себе эти руки на ее шее. Представил, как они сжимаются, как выкатываются ее глаза. Потом эту сцену заслонили образы Изабель и Стива Романо. Как они со смехом совокупляются — как животные. Он представил себе Изабель с Холлом Дженнингсом. А иначе зачем бы ему одалживать ей деньги, оплачивать ее квартиру, покупать ей этот чертов «мустанг»? Наверняка и «мазератти» тоже он ей купил.
Грязная шлюха! Всех она использует. А его самого она все это время держала за дурака. Подумать только, он собирался сказать ей, что любит ее…
Ярость, распиравшая его, требовала выхода. Он снова приподнялся на коленях, схватил Изабель под мышки, резко перевернул лицом вниз, пригвоздил рукой и яростно овладел ею сзади. Он ненавидел ее и ненавидел себя за то, что причиняет ей боль, но не мог остановиться.
В конце концов это все-таки лучше, чем убить ее…
Через три дня Изабель, мрачная и подавленная, села в самолет мексиканской авиакомпании «Мексикана эрлайнз», следовавший до Гвадалахары. Она никогда не бывала в Мексике и до последнего времени с нетерпением ждала этой поездки. Теперь же ей было плевать, даже если бы вся Мексика внезапно затонула в океане и исчезла навсегда.
Она прислонилась горячим лбом к окну салона первого класса и бессмысленно смотрела на бесконечные .пески и скалы внизу, пытаясь не думать ни о чем. Не думать о Дэвисе.
Однако ужасный обратный путь до Марина-дель-Рей не выходил из головы. Холодное лицо Дэвиса, отвернувшегося к штурвалу. Его холодный голос:
— Извини, Изабель. Это была излишняя грубость.
Но синяки не мои, можешь поверить.
Дома она внимательно осмотрела свое тело и все поняла.
Боже, как она ненавидела Стива Романо!
Она позвала стюардессу, заказала водки, залпом осушила рюмку и попросила еще. Горящими от ненависти глазами смотрела на Стива Романо, сидевшего впереди, красивого, как сам дьявол, и в своей камуфляжной куртке, штанах цвета хаки, сдвинутом на затылок берете, какие носят террористы, похожего на бандита-главаря.
Сейчас он беззастенчиво флиртовал со стюардессой.
Спальня Изабель в «Паласо асул» — лучшем отеле в Сан-Бласе, служившем одно время летней резиденцией европейского посла в Мексике, — по размерам могла сравниться с бальным залом. Высота потолка достигала двадцати пяти футов, как в соборе. Огромные окна украшали затейливые металлические решетки и тяжелые деревянные ставни. В комнате стояли две двуспальные кровати, над которыми медленно вращался громадный вентилятор, разгоняя горячий влажный воздух. Двойные резные двери красного дерева выходили во внутренний дворик с цветущим кустарником, где, не умолкая, кричали попугаи.
Отель «Паласо асул», наверное, был одним из самых романтических мест, которое когда-либо видела Изабель.
Но она только что потеряла любимого человека и сейчас находится в этом отеле с самым ненавистным ей человеком.
Лежа на огромной кровати, прислушиваясь к непонятным ночным звукам и шорохам, она тихо плакала.
Через некоторое время, словно по сигналу, ручка на входной двери дрогнула, раздался свистящий шепот:
— Иза, крошка, впусти меня. Это Стиво.
— Пропади ты пропадом, — прошептала Изабель в темноту. Пусть думает, что она спит и не слышит. Войти он не сможет — она закрыла дверь на два железных засова, а толщина двери три дюйма. Пусть попробует открыть. И вообще ей больше не нужно подчиняться Стиву Романо. Теперь-то уж никто не снимет ее с картины.
— Ты не могла бы обращаться с ним повежливее? — спросил Бад Иверс. — Я-то думал, у вас любовь. И все так считали. Прекратите вы наконец эту бесконечную грызню.
У бедняги Иверса проблем было достаточно и без того. Погода совсем испортилась. Шел нескончаемый проливной дождь. Половина членов съемочной группы мучилась поносом. Главного оператора укусило какое-то загадочное насекомое, от чего у него началась сильнейшая аллергия, и его пришлось срочно отправить на вертолете. Доставка самых необходимых вещей также превратилась в проблему. Пленка испортилась из-за постоянной сырости. Оставшиеся на ногах члены группы грозили забастовкой, впали в уныние и постоянно пили.
В промежутках между съемками — если еще удавалось что-то снимать — Изабель сидела на дымящейся от пара террасе и пила текилу или — если дождь на время утихал — на влажном пляже, под тяжелыми серыми облаками, с отчаянием думая о том, будет ли она еще когда-нибудь счастлива.
Единственным лучом света в этом мрачном царстве стало появление Рефуджио Рамиреса, который приехал делать рекламные снимки на съемочной площадке.
Они с Рамиресом давно уже стали друзьями. Изабель многим была ему обязана, она чувствовала себя с ним легко и свободно и, что самое главное, с ним одним могла говорить о Дэвисе.
— Боюсь, что все кончено, — рыдая, проговорила она, сидя напротив него за шатающимся деревянным столом в баре с крышей из пальмовых листьев, под названием «Коко-локо».
Рамирес смотрел на нее с непередаваемым выражением понимания и сочувствия. Потом они бродили по берегу под кокосовыми пальмами, которые гремели орехами над их головами при сильных порывах ветра. Далеко в море черная клубящаяся туча, предвестница надвигающегося урагана, уже закрыла звезды.
— Господи, что же мне делать? Я чувствую себя ужасно. — Изабель снова зарыдала.
— Ну что ты, Иза! Все будет нормально. Иди сюда.
Она повернула к нему мокрое от слез лицо, уткнулась в теплое плечо. Его руки гладили ее так нежно, так ласково. Он тихонько бормотал что-то, как будто успокаивая скулящего от боли зверька. Изабель чувствовала, как высыхают на глазах слезы. Опытными, всезнающими пальцами он гладил ее волосы, приподнял подбородок, поцеловал в губы. Она забыла о том, как он уродлив.
Потом он снял кожаную куртку, расстелил на песке, потянул Изабель вниз и сам сел рядом Она лежала в его объятиях, а он укачивал ее, как маленького ребенка, бормоча что-то на смеси испанского с английским. Он качал ее, не меняя ритма, но Изабель внезапно почувствовала, как он ловкими пальцами художника расстегнул на ней блузку и начал ласкать ее грудь.
Руки его казались нежными, теплыми и любящими.
Он осторожно опрокинул ее на песок, и она не остановила его.
Рамирес принес ей утешение и доставил удовольствие. Изабель вспомнила слова Дэвиса о том, что уродец Рамирес занимался любовью с самыми красивыми женщинами Лос-Анджелеса. Вспомнила, как она тогда не поверила этому. Сама мысль об этом тогда показалась ей отвратительной. Теперь же она находила это естественным. Рамирес оказался настоящим любовником, он лишь хотел доставить ей удовольствие, ничего больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Грязная шлюха! Всех она использует. А его самого она все это время держала за дурака. Подумать только, он собирался сказать ей, что любит ее…
Ярость, распиравшая его, требовала выхода. Он снова приподнялся на коленях, схватил Изабель под мышки, резко перевернул лицом вниз, пригвоздил рукой и яростно овладел ею сзади. Он ненавидел ее и ненавидел себя за то, что причиняет ей боль, но не мог остановиться.
В конце концов это все-таки лучше, чем убить ее…
Через три дня Изабель, мрачная и подавленная, села в самолет мексиканской авиакомпании «Мексикана эрлайнз», следовавший до Гвадалахары. Она никогда не бывала в Мексике и до последнего времени с нетерпением ждала этой поездки. Теперь же ей было плевать, даже если бы вся Мексика внезапно затонула в океане и исчезла навсегда.
Она прислонилась горячим лбом к окну салона первого класса и бессмысленно смотрела на бесконечные .пески и скалы внизу, пытаясь не думать ни о чем. Не думать о Дэвисе.
Однако ужасный обратный путь до Марина-дель-Рей не выходил из головы. Холодное лицо Дэвиса, отвернувшегося к штурвалу. Его холодный голос:
— Извини, Изабель. Это была излишняя грубость.
Но синяки не мои, можешь поверить.
Дома она внимательно осмотрела свое тело и все поняла.
Боже, как она ненавидела Стива Романо!
Она позвала стюардессу, заказала водки, залпом осушила рюмку и попросила еще. Горящими от ненависти глазами смотрела на Стива Романо, сидевшего впереди, красивого, как сам дьявол, и в своей камуфляжной куртке, штанах цвета хаки, сдвинутом на затылок берете, какие носят террористы, похожего на бандита-главаря.
Сейчас он беззастенчиво флиртовал со стюардессой.
Спальня Изабель в «Паласо асул» — лучшем отеле в Сан-Бласе, служившем одно время летней резиденцией европейского посла в Мексике, — по размерам могла сравниться с бальным залом. Высота потолка достигала двадцати пяти футов, как в соборе. Огромные окна украшали затейливые металлические решетки и тяжелые деревянные ставни. В комнате стояли две двуспальные кровати, над которыми медленно вращался громадный вентилятор, разгоняя горячий влажный воздух. Двойные резные двери красного дерева выходили во внутренний дворик с цветущим кустарником, где, не умолкая, кричали попугаи.
Отель «Паласо асул», наверное, был одним из самых романтических мест, которое когда-либо видела Изабель.
Но она только что потеряла любимого человека и сейчас находится в этом отеле с самым ненавистным ей человеком.
Лежа на огромной кровати, прислушиваясь к непонятным ночным звукам и шорохам, она тихо плакала.
Через некоторое время, словно по сигналу, ручка на входной двери дрогнула, раздался свистящий шепот:
— Иза, крошка, впусти меня. Это Стиво.
— Пропади ты пропадом, — прошептала Изабель в темноту. Пусть думает, что она спит и не слышит. Войти он не сможет — она закрыла дверь на два железных засова, а толщина двери три дюйма. Пусть попробует открыть. И вообще ей больше не нужно подчиняться Стиву Романо. Теперь-то уж никто не снимет ее с картины.
— Ты не могла бы обращаться с ним повежливее? — спросил Бад Иверс. — Я-то думал, у вас любовь. И все так считали. Прекратите вы наконец эту бесконечную грызню.
У бедняги Иверса проблем было достаточно и без того. Погода совсем испортилась. Шел нескончаемый проливной дождь. Половина членов съемочной группы мучилась поносом. Главного оператора укусило какое-то загадочное насекомое, от чего у него началась сильнейшая аллергия, и его пришлось срочно отправить на вертолете. Доставка самых необходимых вещей также превратилась в проблему. Пленка испортилась из-за постоянной сырости. Оставшиеся на ногах члены группы грозили забастовкой, впали в уныние и постоянно пили.
В промежутках между съемками — если еще удавалось что-то снимать — Изабель сидела на дымящейся от пара террасе и пила текилу или — если дождь на время утихал — на влажном пляже, под тяжелыми серыми облаками, с отчаянием думая о том, будет ли она еще когда-нибудь счастлива.
Единственным лучом света в этом мрачном царстве стало появление Рефуджио Рамиреса, который приехал делать рекламные снимки на съемочной площадке.
Они с Рамиресом давно уже стали друзьями. Изабель многим была ему обязана, она чувствовала себя с ним легко и свободно и, что самое главное, с ним одним могла говорить о Дэвисе.
— Боюсь, что все кончено, — рыдая, проговорила она, сидя напротив него за шатающимся деревянным столом в баре с крышей из пальмовых листьев, под названием «Коко-локо».
Рамирес смотрел на нее с непередаваемым выражением понимания и сочувствия. Потом они бродили по берегу под кокосовыми пальмами, которые гремели орехами над их головами при сильных порывах ветра. Далеко в море черная клубящаяся туча, предвестница надвигающегося урагана, уже закрыла звезды.
— Господи, что же мне делать? Я чувствую себя ужасно. — Изабель снова зарыдала.
— Ну что ты, Иза! Все будет нормально. Иди сюда.
Она повернула к нему мокрое от слез лицо, уткнулась в теплое плечо. Его руки гладили ее так нежно, так ласково. Он тихонько бормотал что-то, как будто успокаивая скулящего от боли зверька. Изабель чувствовала, как высыхают на глазах слезы. Опытными, всезнающими пальцами он гладил ее волосы, приподнял подбородок, поцеловал в губы. Она забыла о том, как он уродлив.
Потом он снял кожаную куртку, расстелил на песке, потянул Изабель вниз и сам сел рядом Она лежала в его объятиях, а он укачивал ее, как маленького ребенка, бормоча что-то на смеси испанского с английским. Он качал ее, не меняя ритма, но Изабель внезапно почувствовала, как он ловкими пальцами художника расстегнул на ней блузку и начал ласкать ее грудь.
Руки его казались нежными, теплыми и любящими.
Он осторожно опрокинул ее на песок, и она не остановила его.
Рамирес принес ей утешение и доставил удовольствие. Изабель вспомнила слова Дэвиса о том, что уродец Рамирес занимался любовью с самыми красивыми женщинами Лос-Анджелеса. Вспомнила, как она тогда не поверила этому. Сама мысль об этом тогда показалась ей отвратительной. Теперь же она находила это естественным. Рамирес оказался настоящим любовником, он лишь хотел доставить ей удовольствие, ничего больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112