Девятимиллиметровый «вальтер», машинально отметила она. О Боже…
— Лудо, куда ты едешь?
— Прости, — снова проговорил он, все так же не глядя на нее. — Я надеялся, что у нас с тобой будет больше времени.
— Но мы увидимся в Сан-Хуане?
— Нет.
— Ты… ты прогоняешь меня?! Хочешь, чтобы я тебя покинула? Навсегда?
Он молча кивнул.
Кровь отхлынула у нее от лица. Все тело обдала мутная волна слабости. Без сил она опустилась на койку.
Пистолет лежал рядом.
— Нет, — прошептала она и в следующую секунду повторила упрямо; — нет, я никуда не уеду.
— Так надо. Иначе ты все только осложнишь.
— Значит, я все осложню. Лудо, я уеду только в одном случае — если ты скажешь, что я тебе надоела, и сумеешь убедить меня в этом.
Он обернулся. В первый раз взглянул на нее. Его лицо прорезали незнакомые жесткие складки. Он опустил глаза вниз, на пистолет, потом снова взглянул на нее.
— Ах, б…
Он резко отвернулся. До этого Кристиан никогда не слышала, чтобы он так ругался.
— Ничего. Я понимаю.
Ее охватило ледяное спокойствие. Все остальные чувства куда-то исчезли. Она больше не чувствовала ни любви, ни отчаяния. Даже страха не ощущала… пока.
— Это ничего. Я все понимаю. Я поеду в Сан-Хуан.
Найду, где остановиться. Позвоню Мигелю и скажу, где меня найти. Я буду ждать тебя. Ты найдешь меня в Сан-Хуане, когда вернешься.
Он растерянно смотрел на нее.
— Но я не знаю, когда это будет. Может быть, я вообще не… — Он не договорил.
— Мне все равно, сколько придется ждать. Ты ничего не сможешь сделать. Я тебя не покину. — Она крепко сжала губы. — Больше я никуда не побегу.
Она не плакала до следующей ночи. Оставшись в одиночестве, лежа на кровати в номере отеля, глядя в потолок, она думала о том, где сейчас Лудо, что он делает… и кто же он такой. И тогда она разрыдалась так, что, казалось, никогда не сможет остановиться. Рыдала от тоски по Лудо… от страха за него.
Глава 8
В воспоминаниях Арран, когда она оглядывалась назад, длинные, не очень последовательные, часто прерываемые разговоры с отцом Дэлвином слились в один долгий диалог, длившийся больше полугода в самых различных местах — в кафе, в барах, в приюте — и даже во время обсуждений будущего сценария.
Это никак не походило на формальные «беседы» за письменным столом среди полированной мебели, в атмосфере святости и благочестия, чего Арран вначале подсознательно опасалась. У отца Дэлвина не было для этого ни времени, ни желания. Как городской священник, он трудился не покладая рук с утра до ночи, причем его обязанности включали и духовное успокоение больных и умирающих, и заполнение сложных бюрократических документов для необразованных или не знающих английского языка, и оказание первой помощи — в буквальном смысле — после кровавых драк.
Арран сравнивала его с жонглером, которому приходится удерживать в воздухе бесконечное количество предметов, не давая им упасть. Теперь и она входила в это число. Каждый раз, когда она спотыкалась и вздрагивала от ужаса, что снова упадет, он оказывался рядом. Он поддерживал ее своей энергией, одним своим присутствием.
В конце концов она незаметно для себя рассказала ему о сумасшествии отца, о его беспричинных и неконтролируемых приступах ярости, о том, как жилось ей дома.
— Мы все жили в постоянном напряжении. Никогда не знали, что может вызвать очередной приступ. Мне-то было легче, чем остальным, — я меньше с ним сталкивалась.
— А сестры?
— Изабель его особенно раздражала. Своей подвижностью, живостью, энергией. Ей всегда чего-то хотелось… делать что-то, стать кем-то, быть первой во всем. Из-за этого они с отцом все время ссорились. Но она самая великодушная и щедрая из нас. Несмотря на то что он ее ненавидит, она единственная из нас поддерживает с ним отношения, посылает родителям деньги. И ни слова благодарности в ответ. Она их даже навестила однажды.
В прошлом году купила для мамы машину. Конечно, для Изабель дело обстоит по-иному…
— А в чем разница?
— Она не… не… ее это не задело.
— Понимаю. А Кристиан?
— О, Крис… Она всегда панически боялась отца. Он ее постоянно мучил, унижал, считал круглой дурой. Называл ее «мисс Посредственность». У нее бывали нервные срывы, и она убегала из дома. Она всю жизнь спасалась бегством. Кристиан и сейчас в бегах.
— Где же она сейчас?
— Если бы я знала. Живет на корабле, где-то в Карибском море, и не дает нам ни адреса, ни телефона.
Неизвестно, как с ней связаться. — Арран коротко рассказала то, что знала о Лудо. — Изабель уверена, что он занимается контрабандой наркотиков.
Отец Дэлвин задумчиво смотрел на нее.
— М-м-м-м… Значит, ты считаешь, что Кристиан — тоже полусумасшедшая. А ты сама, Арран?
— А что я?
— Тебя ведь это тоже задело.
— Что вы имеете в виду?
— Ты сама сказала, что Изабель — единственная из вас, кого это не задело.
— Я так сказала? Я не то имела в виду.
Дэлвин решил не настаивать.
— Скажи, вы с сестрами очень дружны?
— Да, очень.
— Они знают про твою сексуальную жизнь?
Она остолбенела. Даже не могла понять, что ее больше шокировало — то, что священник говорит о сексе, или сама мысль о том, что Изабель и Кристиан могут узнать об этом.
— Нет, конечно!
— Почему?
— Я никогда не смогу рассказать им, Дэв. Никогда!
— Думаешь, они не смогут понять?
Она на минуту задумалась.
— Может быть, они бы и поняли… Но это их так…
— Что? Шокирует? Вызовет отвращение?
— Да… наверное.
— Думаешь, они перестанут тебя любить?
Арран обхватила руками плечи, опустила глаза.
— Да, что-то вроде этого.
На этом разговор прекратился. На время.
Еще один разговор состоялся однажды вечером в приюте. Дэв втирал порошок от блох в крестец Лофтуса, большой немецкой овчарки мистера Фролика. Собака расчесала себя до крови.
— А как вела себя ваша мать, когда отец на вас набрасывался? Она вас защищала?
Арран отрицательно затрясла головой.
— Никогда. Она всегда принимала сторону отца. Защищала только его.
— Защищала?
— Да. Она все для него делала. Он для нее был таким же ребенком, как и мы. Может быть, даже в большей степени.
— Но вас она не защищала. Как ты считаешь, она любит детей?
Арран задумалась.
— Да, наверное. Во время войны она работала в приюте для детей-сирот и во всяких таких обществах, где занимаются усыновлением детей. Пока не вышла замуж.
— Она очень расстроилась, когда вы уехали из дома?
— Думаю, она только притворялась расстроенной.
А на самом деле скорее всего это ее даже обрадовало.
После нашего отъезда отец стал полностью принадлежать ей.
Черный пиджак и брюки Дэлвина побелели от порошка. Он отряхнул их и закашлялся.
— Ну хорошо, давай вернемся к тебе. Ты говоришь, что отец любил тебя больше, чем сестер. Почему?
— Потому что я не бунтовала и не убегала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Лудо, куда ты едешь?
— Прости, — снова проговорил он, все так же не глядя на нее. — Я надеялся, что у нас с тобой будет больше времени.
— Но мы увидимся в Сан-Хуане?
— Нет.
— Ты… ты прогоняешь меня?! Хочешь, чтобы я тебя покинула? Навсегда?
Он молча кивнул.
Кровь отхлынула у нее от лица. Все тело обдала мутная волна слабости. Без сил она опустилась на койку.
Пистолет лежал рядом.
— Нет, — прошептала она и в следующую секунду повторила упрямо; — нет, я никуда не уеду.
— Так надо. Иначе ты все только осложнишь.
— Значит, я все осложню. Лудо, я уеду только в одном случае — если ты скажешь, что я тебе надоела, и сумеешь убедить меня в этом.
Он обернулся. В первый раз взглянул на нее. Его лицо прорезали незнакомые жесткие складки. Он опустил глаза вниз, на пистолет, потом снова взглянул на нее.
— Ах, б…
Он резко отвернулся. До этого Кристиан никогда не слышала, чтобы он так ругался.
— Ничего. Я понимаю.
Ее охватило ледяное спокойствие. Все остальные чувства куда-то исчезли. Она больше не чувствовала ни любви, ни отчаяния. Даже страха не ощущала… пока.
— Это ничего. Я все понимаю. Я поеду в Сан-Хуан.
Найду, где остановиться. Позвоню Мигелю и скажу, где меня найти. Я буду ждать тебя. Ты найдешь меня в Сан-Хуане, когда вернешься.
Он растерянно смотрел на нее.
— Но я не знаю, когда это будет. Может быть, я вообще не… — Он не договорил.
— Мне все равно, сколько придется ждать. Ты ничего не сможешь сделать. Я тебя не покину. — Она крепко сжала губы. — Больше я никуда не побегу.
Она не плакала до следующей ночи. Оставшись в одиночестве, лежа на кровати в номере отеля, глядя в потолок, она думала о том, где сейчас Лудо, что он делает… и кто же он такой. И тогда она разрыдалась так, что, казалось, никогда не сможет остановиться. Рыдала от тоски по Лудо… от страха за него.
Глава 8
В воспоминаниях Арран, когда она оглядывалась назад, длинные, не очень последовательные, часто прерываемые разговоры с отцом Дэлвином слились в один долгий диалог, длившийся больше полугода в самых различных местах — в кафе, в барах, в приюте — и даже во время обсуждений будущего сценария.
Это никак не походило на формальные «беседы» за письменным столом среди полированной мебели, в атмосфере святости и благочестия, чего Арран вначале подсознательно опасалась. У отца Дэлвина не было для этого ни времени, ни желания. Как городской священник, он трудился не покладая рук с утра до ночи, причем его обязанности включали и духовное успокоение больных и умирающих, и заполнение сложных бюрократических документов для необразованных или не знающих английского языка, и оказание первой помощи — в буквальном смысле — после кровавых драк.
Арран сравнивала его с жонглером, которому приходится удерживать в воздухе бесконечное количество предметов, не давая им упасть. Теперь и она входила в это число. Каждый раз, когда она спотыкалась и вздрагивала от ужаса, что снова упадет, он оказывался рядом. Он поддерживал ее своей энергией, одним своим присутствием.
В конце концов она незаметно для себя рассказала ему о сумасшествии отца, о его беспричинных и неконтролируемых приступах ярости, о том, как жилось ей дома.
— Мы все жили в постоянном напряжении. Никогда не знали, что может вызвать очередной приступ. Мне-то было легче, чем остальным, — я меньше с ним сталкивалась.
— А сестры?
— Изабель его особенно раздражала. Своей подвижностью, живостью, энергией. Ей всегда чего-то хотелось… делать что-то, стать кем-то, быть первой во всем. Из-за этого они с отцом все время ссорились. Но она самая великодушная и щедрая из нас. Несмотря на то что он ее ненавидит, она единственная из нас поддерживает с ним отношения, посылает родителям деньги. И ни слова благодарности в ответ. Она их даже навестила однажды.
В прошлом году купила для мамы машину. Конечно, для Изабель дело обстоит по-иному…
— А в чем разница?
— Она не… не… ее это не задело.
— Понимаю. А Кристиан?
— О, Крис… Она всегда панически боялась отца. Он ее постоянно мучил, унижал, считал круглой дурой. Называл ее «мисс Посредственность». У нее бывали нервные срывы, и она убегала из дома. Она всю жизнь спасалась бегством. Кристиан и сейчас в бегах.
— Где же она сейчас?
— Если бы я знала. Живет на корабле, где-то в Карибском море, и не дает нам ни адреса, ни телефона.
Неизвестно, как с ней связаться. — Арран коротко рассказала то, что знала о Лудо. — Изабель уверена, что он занимается контрабандой наркотиков.
Отец Дэлвин задумчиво смотрел на нее.
— М-м-м-м… Значит, ты считаешь, что Кристиан — тоже полусумасшедшая. А ты сама, Арран?
— А что я?
— Тебя ведь это тоже задело.
— Что вы имеете в виду?
— Ты сама сказала, что Изабель — единственная из вас, кого это не задело.
— Я так сказала? Я не то имела в виду.
Дэлвин решил не настаивать.
— Скажи, вы с сестрами очень дружны?
— Да, очень.
— Они знают про твою сексуальную жизнь?
Она остолбенела. Даже не могла понять, что ее больше шокировало — то, что священник говорит о сексе, или сама мысль о том, что Изабель и Кристиан могут узнать об этом.
— Нет, конечно!
— Почему?
— Я никогда не смогу рассказать им, Дэв. Никогда!
— Думаешь, они не смогут понять?
Она на минуту задумалась.
— Может быть, они бы и поняли… Но это их так…
— Что? Шокирует? Вызовет отвращение?
— Да… наверное.
— Думаешь, они перестанут тебя любить?
Арран обхватила руками плечи, опустила глаза.
— Да, что-то вроде этого.
На этом разговор прекратился. На время.
Еще один разговор состоялся однажды вечером в приюте. Дэв втирал порошок от блох в крестец Лофтуса, большой немецкой овчарки мистера Фролика. Собака расчесала себя до крови.
— А как вела себя ваша мать, когда отец на вас набрасывался? Она вас защищала?
Арран отрицательно затрясла головой.
— Никогда. Она всегда принимала сторону отца. Защищала только его.
— Защищала?
— Да. Она все для него делала. Он для нее был таким же ребенком, как и мы. Может быть, даже в большей степени.
— Но вас она не защищала. Как ты считаешь, она любит детей?
Арран задумалась.
— Да, наверное. Во время войны она работала в приюте для детей-сирот и во всяких таких обществах, где занимаются усыновлением детей. Пока не вышла замуж.
— Она очень расстроилась, когда вы уехали из дома?
— Думаю, она только притворялась расстроенной.
А на самом деле скорее всего это ее даже обрадовало.
После нашего отъезда отец стал полностью принадлежать ей.
Черный пиджак и брюки Дэлвина побелели от порошка. Он отряхнул их и закашлялся.
— Ну хорошо, давай вернемся к тебе. Ты говоришь, что отец любил тебя больше, чем сестер. Почему?
— Потому что я не бунтовала и не убегала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112