И Лиз чувствовала, как часть ее души – сильная, разумная часть – хочет сказать: «Нет, ты не можешь присутствовать на купании детей. Позволить тебе купать детей значило бы притвориться, что последних трех месяцев не было, что они не лежат между нами подобно рваной ране, которая слегка затянулась, но к которой еще больно притронуться».
А другая часть – слабая и одинокая – знала, что, когда дверь закроется за ним, свет померкнет не только для нее, но и для Джейми и Дейзи. Поэтому Лиз сказала: «Да, ты можешь остаться на купание». Но не жди, что мы будем делать это вместе, потому что это было бы слишком.
И когда он ушел с детьми наверх, она услышала радостные вопли и визг, которых не слышала уже несколько месяцев. И включила приемник, чтобы заглушить тщательно захороненные воспоминания, воскрешенные этими счастливыми звуками.
Когда Дэвид спустился вниз и внес вымытых Джейми и Дейзи в чистых хрустящих пижамах в теплую душистую комнату, он почувствовал непреодолимое желание попросить у Лиз прощения, убедить ее позволить ему вернуться.
– Лиз, мне надо поговорить с тобой. Не при детях…
– Ты мог, кажется, говорить с Бритт при детях, почему же со мной не можешь?
Он понимал, что эти больно хлещущие слова диктует ее гнев, и знал, что заслужил его.
– Мне жаль, Лиз, Бритт не должна была быть сегодня там.
– Вот именно! – Лиз чувствовала, как подавляемая ею горечь закипает при воспоминании о самоуверенной улыбке Бритт.
– Послушай, мы можем поговорить, когда дети лягут спать…
– Нет, Дэвид.
– Пожалуйста, Лиз.
Секунду она колебалась, терзаемая искушением. Но ей не верилось, что он действительно изменился. Если бы ему в самом деле было жаль, он на пушечный выстрел не подпустил бы Бритт к детям! Уже одно только это проявление черствости не позволяет простить его.
– Извини, Дэвид. Нам не о чем с тобой говорить. – Она подошла, взяла Дейзи из его рук и понесла ее в кровать.
В полной темноте деревенской ночи Дэвид из окна своей машины смотрел, как в окнах спальни на втором этаже коттеджа загорается свет. Господи, зачем он сегодня поддался на уговоры и взял Бритт с собой? Он был готов на убийство, когда увидел ее прислонившейся к машине. Но в конце концов это только его вина. Он должен был настоять на своем.
На мгновение ему пришла мысль вернуться в коттедж, хочет Лиз этого или нет, и заставить ее выслушать его. Но она слишком сердита и слишком огорчена, чтобы слушать. И все из-за Бритт.
Словно при внезапной вспышке света, Дэвид вдруг увидел решение. Он должен уйти от Бритт. Может быть, тогда Лиз станет слушать его. И в тот же самый миг он понял еще одно. Понял, что уже давно хочет это сделать. Независимо от того, намерена Лиз вернуть его или нет. И ему сразу стало легче.
Бритт сидела в безукоризненно чистой черно-белой ванной своей квартиры и смотрела на маленькую чашечку на пластмассовой подставке. К раствору в этой чашке она только что добавила две капли своей мочи. Не самые первые и не самые последние.
Через полчаса она узнает с почти полной достоверностью, будет у нее ребенок от Дэвида или нет.
Глава 19
К тому моменту, когда Дэвид вставил свою карточку в охранное устройство стоянки на Канари Уорф и припарковал свой заваленный хрустящими пакетами и пустыми коробочками из-под соков «мерседес»-фургон рядом с красным сверкающим «порше» Бритт, он уже убедил себя, что она должна его понять. Последние два часа, мчась через темную красоту зимней ночи, он не мог думать ни о чем другом, кроме того, как сильно ему хочется оказаться в стареньком кресле возле камина Лиз и дуться в подкидного дурака до тех пор, пока замертво не свалится в кровать рядом с ней. Не обнаружив ничего угрожающего в созданной ею картине уюта и домовитости, Дэвид поразился действию, которое картина эта произвела на него. Ему захотелось стать ее частью.
Бритт должна понять, что дальнейшее развитие их отношений, выбранных ими не совсем по доброй воле, не назовешь удачным романом. В конце концов они никогда не имели в виду что-то постоянное. Если бы Лиз зашла тогда в любой другой лондонский ресторан, он и Бритт сегодня уже не были бы вместе.
Они считали себя родственными душами, но на самом деле приняли связывающее их общее происхождение за что-то более глубокое. Сначала ему казалось, что Бритт понимает его так, как Лиз никогда не сможет понять, что между ним и Лиз всегда будут классовая пропасть, годы обедов в теннисном клубе, лыжных курортов с мамочкой и папочкой и социальное самосознание, унаследованное вместе с фамильным серебром. Но вчера, сидя с ней у камина, он понял, что чувствует себя дома гораздо больше, чем когда-либо с Бритт.
Потому что в последние несколько месяцев он сделал для себя открытие, касающееся Бритт. Возможно, что корни у них были одинаковые, но их ценности, увы, не совпадали. Конечно, он желал успеха, власти и положения, всех тех вещей, которых в Кеттли ни у кого не было, но желал не так, как хотела их Бритт, и не был готов пожертвовать всем ради них. Сидя в мирном и спокойном коттедже, Дэвид наконец понял, почему Лиз соглашалась рисковать столь многим. В отличие от него, она понимала, что иногда успех может быть врагом счастья. Однако у Бритт на такую философию времени нет.
Приходится признать, что подлинным стержнем их романа был секс, голый и простой. И Бритт должна понять, что это не может быть основой для брака на всю жизнь. В конце концов, она всегда избегала надолго связывать свою судьбу с кем-либо, говорила, что она, скорее, охотница, чем домоседка, и что предмет ее гордости – это число мужчин, которых она затащила в свою постель. Ей и самой, наверное, этот роман уже надоел, и она спрашивает себя, когда же Дэвид наконец выкатится, чтобы можно было поставить свой очередной стальной капкан.
Почувствовав себя увереннее, он припомнил пару недавних случаев, когда ловил на себе ее взгляд, который словно проверял его пригодность для чего-то, как будто она решала, достоин ли он чести продолжать совместную жизнь с ней, и в этом взгляде была не любовь, а, скорее, холодная оценка. Вероятно, она спрашивала себя, когда будет приличным попросить его уйти.
Входя в лифт, Дэвид питал уже некоторую надежду. А когда поворачивал ключ в замке, почти убедил себя: Бритт должна будет согласиться, что им пора расстаться.
Сначала Дэвид решил, что в квартире никого нет, хотя замок и не был заперт на два оборота, а сигнальная система не включена. Бритт чрезвычайно заботилась о безопасности, и он не мог вообразить себе, что она уйдет из дома, оставив квартиру незапертой. Рассчитывать забраться к ней в дом и спереть ее компакт-диски мог только ненормальный.
Гостиная была пуста. Пуста была и кухня, хотя Дэвид обратил внимание, что кофейник на ощупь еще теплый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
А другая часть – слабая и одинокая – знала, что, когда дверь закроется за ним, свет померкнет не только для нее, но и для Джейми и Дейзи. Поэтому Лиз сказала: «Да, ты можешь остаться на купание». Но не жди, что мы будем делать это вместе, потому что это было бы слишком.
И когда он ушел с детьми наверх, она услышала радостные вопли и визг, которых не слышала уже несколько месяцев. И включила приемник, чтобы заглушить тщательно захороненные воспоминания, воскрешенные этими счастливыми звуками.
Когда Дэвид спустился вниз и внес вымытых Джейми и Дейзи в чистых хрустящих пижамах в теплую душистую комнату, он почувствовал непреодолимое желание попросить у Лиз прощения, убедить ее позволить ему вернуться.
– Лиз, мне надо поговорить с тобой. Не при детях…
– Ты мог, кажется, говорить с Бритт при детях, почему же со мной не можешь?
Он понимал, что эти больно хлещущие слова диктует ее гнев, и знал, что заслужил его.
– Мне жаль, Лиз, Бритт не должна была быть сегодня там.
– Вот именно! – Лиз чувствовала, как подавляемая ею горечь закипает при воспоминании о самоуверенной улыбке Бритт.
– Послушай, мы можем поговорить, когда дети лягут спать…
– Нет, Дэвид.
– Пожалуйста, Лиз.
Секунду она колебалась, терзаемая искушением. Но ей не верилось, что он действительно изменился. Если бы ему в самом деле было жаль, он на пушечный выстрел не подпустил бы Бритт к детям! Уже одно только это проявление черствости не позволяет простить его.
– Извини, Дэвид. Нам не о чем с тобой говорить. – Она подошла, взяла Дейзи из его рук и понесла ее в кровать.
В полной темноте деревенской ночи Дэвид из окна своей машины смотрел, как в окнах спальни на втором этаже коттеджа загорается свет. Господи, зачем он сегодня поддался на уговоры и взял Бритт с собой? Он был готов на убийство, когда увидел ее прислонившейся к машине. Но в конце концов это только его вина. Он должен был настоять на своем.
На мгновение ему пришла мысль вернуться в коттедж, хочет Лиз этого или нет, и заставить ее выслушать его. Но она слишком сердита и слишком огорчена, чтобы слушать. И все из-за Бритт.
Словно при внезапной вспышке света, Дэвид вдруг увидел решение. Он должен уйти от Бритт. Может быть, тогда Лиз станет слушать его. И в тот же самый миг он понял еще одно. Понял, что уже давно хочет это сделать. Независимо от того, намерена Лиз вернуть его или нет. И ему сразу стало легче.
Бритт сидела в безукоризненно чистой черно-белой ванной своей квартиры и смотрела на маленькую чашечку на пластмассовой подставке. К раствору в этой чашке она только что добавила две капли своей мочи. Не самые первые и не самые последние.
Через полчаса она узнает с почти полной достоверностью, будет у нее ребенок от Дэвида или нет.
Глава 19
К тому моменту, когда Дэвид вставил свою карточку в охранное устройство стоянки на Канари Уорф и припарковал свой заваленный хрустящими пакетами и пустыми коробочками из-под соков «мерседес»-фургон рядом с красным сверкающим «порше» Бритт, он уже убедил себя, что она должна его понять. Последние два часа, мчась через темную красоту зимней ночи, он не мог думать ни о чем другом, кроме того, как сильно ему хочется оказаться в стареньком кресле возле камина Лиз и дуться в подкидного дурака до тех пор, пока замертво не свалится в кровать рядом с ней. Не обнаружив ничего угрожающего в созданной ею картине уюта и домовитости, Дэвид поразился действию, которое картина эта произвела на него. Ему захотелось стать ее частью.
Бритт должна понять, что дальнейшее развитие их отношений, выбранных ими не совсем по доброй воле, не назовешь удачным романом. В конце концов они никогда не имели в виду что-то постоянное. Если бы Лиз зашла тогда в любой другой лондонский ресторан, он и Бритт сегодня уже не были бы вместе.
Они считали себя родственными душами, но на самом деле приняли связывающее их общее происхождение за что-то более глубокое. Сначала ему казалось, что Бритт понимает его так, как Лиз никогда не сможет понять, что между ним и Лиз всегда будут классовая пропасть, годы обедов в теннисном клубе, лыжных курортов с мамочкой и папочкой и социальное самосознание, унаследованное вместе с фамильным серебром. Но вчера, сидя с ней у камина, он понял, что чувствует себя дома гораздо больше, чем когда-либо с Бритт.
Потому что в последние несколько месяцев он сделал для себя открытие, касающееся Бритт. Возможно, что корни у них были одинаковые, но их ценности, увы, не совпадали. Конечно, он желал успеха, власти и положения, всех тех вещей, которых в Кеттли ни у кого не было, но желал не так, как хотела их Бритт, и не был готов пожертвовать всем ради них. Сидя в мирном и спокойном коттедже, Дэвид наконец понял, почему Лиз соглашалась рисковать столь многим. В отличие от него, она понимала, что иногда успех может быть врагом счастья. Однако у Бритт на такую философию времени нет.
Приходится признать, что подлинным стержнем их романа был секс, голый и простой. И Бритт должна понять, что это не может быть основой для брака на всю жизнь. В конце концов, она всегда избегала надолго связывать свою судьбу с кем-либо, говорила, что она, скорее, охотница, чем домоседка, и что предмет ее гордости – это число мужчин, которых она затащила в свою постель. Ей и самой, наверное, этот роман уже надоел, и она спрашивает себя, когда же Дэвид наконец выкатится, чтобы можно было поставить свой очередной стальной капкан.
Почувствовав себя увереннее, он припомнил пару недавних случаев, когда ловил на себе ее взгляд, который словно проверял его пригодность для чего-то, как будто она решала, достоин ли он чести продолжать совместную жизнь с ней, и в этом взгляде была не любовь, а, скорее, холодная оценка. Вероятно, она спрашивала себя, когда будет приличным попросить его уйти.
Входя в лифт, Дэвид питал уже некоторую надежду. А когда поворачивал ключ в замке, почти убедил себя: Бритт должна будет согласиться, что им пора расстаться.
Сначала Дэвид решил, что в квартире никого нет, хотя замок и не был заперт на два оборота, а сигнальная система не включена. Бритт чрезвычайно заботилась о безопасности, и он не мог вообразить себе, что она уйдет из дома, оставив квартиру незапертой. Рассчитывать забраться к ней в дом и спереть ее компакт-диски мог только ненормальный.
Гостиная была пуста. Пуста была и кухня, хотя Дэвид обратил внимание, что кофейник на ощупь еще теплый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130