Я ее младший брат, и после смерти матери она заменила мне ее. Для Джози я навсегда останусь восьмилетним.
– Я уже это заметила, Дэнни, – поддразнила его Кэролайн.
Дэниел ухмыльнулся, но больше не произнес ни слова, пока они не выехали на дорогу, ведущую в Бринвуд. Потом выражение его лица изменилось. Он стал серьезным, почти мрачным, откинулся на спинку сиденья и сказал:
– Кэролайн, я хочу на тебе жениться. Каждый раз, когда я об этом заговариваю, ты начинаешь пятиться и бить копытами, как испуганная лошадка. Теперь, когда тебе не вырваться от меня, по крайней мере, полчаса, скажи мне, почему это тебя так беспокоит.
Кэролайн смотрела на свои руки. Она любила Дэниела Фрателли, но ее мучил страх, что он не сможет понять ее и порвет с ней из-за отказа выйти за него замуж. Она пыталась найти слова, которые сделают ее объяснение убедительным.
– Я очень люблю тебя, но не хочу снова выходить замуж. Я совершенно запуталась в своем неудачном браке и до сих пор не до конца понимаю, что произошло. – Она повернулась и взглянула на него. – Не понимаю, почему мы непременно должны пожениться. Почему все не может оставаться так, как сейчас?
– То есть без всяких обязательств, так что, когда тебе захочется двинуться дальше, не возникнет никаких затруднений, ведь юридически нас ничто не связывает.
Дэниел говорил ровным, рассудительным тоном. В его голосе не слышалось гнева. Глубину его чувств выдавали только побелевшие костяшки пальцев, сжимающих руль.
– Я имела в виду не совсем то, но… Я не вынесу еще одного развода.
– И ты считаешь, что наши отношения потерпят такой же крах, как ваш брак с Гарри.
И снова это не было вопросом.
Кэролайн молчала. Она не видела ни малейшего сходства между Дэниелом и Гарри, и все же, возможно, именно боязнь этого определяла ее поведение.
– Не думаю, что ты способен меня предать. Мы бы это преодолели. Я бы знала, где ты находишься и что думаешь и чувствуешь каждую минуту нашей совместной жизни. Но мы все равно могли бы потерпеть неудачу. Я не берусь предсказывать будущее.
– Хорошо, что ты понимаешь, насколько переменчива жизнь. – Дэниел на мгновение повернулся к ней. Лицо его было серьезным. – Но у тебя нет оснований думать, что я тебя оставлю. Ты знаешь, что я люблю тебя. Почему же ты отказываешься выйти за меня замуж? Или твоя любовь просто недостаточно сильна?
– Нет! – бурно запротестовала Кэролайн. – Нет, дело не в этом. Я люблю тебя, Дэниел. Ты это знаешь.
– Я считал, что знаю. Это Сара? Ты не хочешь брать на себя заботу о еще одном ребенке, когда твои дети уже почти взрослые? – Он вспомнил, как вела себя Тесса Фолкнер. – По крайней мере, по своему физическому развитию.
Кэролайн понимала, что он имеет в виду. Она снова задумалась:
– Я так не думаю. Сара милая, и, кажется, мы прекрасно поладили. По-моему, она будет славной, даже став подростком.
«По сравнению с Тессой», – подумала она, но не сказала вслух.
– Ну, тогда единственное, что я еще могу придумать, это нежелание, чтобы друзья и соседи узнали о твоей любви к американцу итальянского происхождения.
– Ради Бога, Дэниел. Ты знаешь, что это не так. Мы уже давно покончили с этим. – Кэролайн стало больно. Неужели он все еще продолжает так думать о ней? – Просто сейчас у нас чудесные, простые отношения. Нас только двое. Никто не вмешивается в них, если мы сами его не попросим. Ничего не могу с собой поделать, но мне это нравится. Брак – это так… публично. Мы стали бы супружеской парой с тремя детьми, которые вряд ли поладят, и каждый мог бы судачить о нас. Я хочу, чтобы были только мы, я и ты. Если это эгоистично, прости меня; но таковы мои чувства.
Долгое время Дэниел молчал. Когда он наконец заговорил, Кэролайн в первый раз ощутила в его голосе гнев:
– Тебе хочется подобия студенческой интрижки, шныряния кругом в поисках места, где можно заняться любовью, притворства перед всеми, будто мы не делаем того, что, как им чертовски хорошо известно, мы как раз и делаем. Долго ли мы протянем, если нас будет связывать только это?
– Все не так, Дэниел!
Кэролайн тоже вышла из себя. Никто из тех, кого она когда-либо знала, не обладал способностью приводить ее в такую ярость, как этот человек. Никто не мог делать ее такой злой и такой счастливой.
– Не так? Тогда объясни мне. Скажи мне, почему ты не хочешь, чтобы у нас была семья. Потому что я не покупаюсь на эту чепуху шестидесятых годов о свободной любви!
– Хорошо, есть еще кое-что. Я хочу быть независимой, самостоятельной личностью. Сейчас я учусь в юридической школе и не нуждаюсь в том, кто считает себя вправе говорить мне, что другие вещи значительно важнее. Я не хочу, чтобы существовало что-либо более важное. – Выкрикивая эти слова, Кэролайн чувствовала, как пылает ее лицо. – А после окончания школы я хочу найти себе работу, и пусть я буду занята хоть восемнадцать часов в день, если она окажется такой, какую мне надо. Я не хочу ставить на первое место интересы кого-то другого. Я не хочу удовлетворять чьи-то потребности. Я хочу отдать приоритет самой себе!
Кэролайн откинулась назад. Откуда взялась вся эта ярость? Она была направлена не на Дэниела. Это был отголосок лет, прожитых с Гарри, тех лет, когда он лишь изредка проявлял интерес к детям, и вся ответственность за них падала на Кэролайн. Она не возмущалась. Она не только любила своих детей, но и наслаждалась, общаясь с ними, наблюдая, как они растут. Но она чувствовала себя одинокой и обманутой, потому что Бен и Тесса заслуживали не такого отца, как Гарри.
– На самом деле ты хочешь сказать, – мрачно и медленно произнес Дэниел, – что, по твоему мнению, наша любовь не выдержит соприкосновения с реальным миром.
– Нет, это не так, – покачала головой Кэролайн. – Наша любовь так же реальна, как все, что я когда-либо знала.
«Наша любовь». Она никогда раньше не говорила так и не думала так. Существовали Дэниел и Кэролайн, были ее любовь и его любовь, но только этим утром она осознала, что есть еще некая третья реальность. «Это мы. Это наша любовь».
Дэниел снизил скорость и повернул машину к съезду с автомагистрали.
– Итак, мы вернулись к… чему? К страху? Пуганая ворона куста боится? Знаешь, что я чувствую, когда ты путаешь меня с Гарри?
Неужели все ее тщательно продуманные доводы можно свести к тому, что она просто трусиха? «Хорошо, – подумала она, – что это меняет? Если я так чувствую, значит это и есть реальность. Я имею право на чувства».
– Я точно знаю, каков ты, Дэниел, и каков Гарри. Здесь нет никакой путаницы. Может быть, ты прав. Может быть, вся моя потребность в независимости – просто страх, маскирующийся под силу. Но таковы мои чувства. Я не живу прошлым. Я влюбилась в тебя, и это лучше и сильнее всего, что я когда-либо испытывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Я уже это заметила, Дэнни, – поддразнила его Кэролайн.
Дэниел ухмыльнулся, но больше не произнес ни слова, пока они не выехали на дорогу, ведущую в Бринвуд. Потом выражение его лица изменилось. Он стал серьезным, почти мрачным, откинулся на спинку сиденья и сказал:
– Кэролайн, я хочу на тебе жениться. Каждый раз, когда я об этом заговариваю, ты начинаешь пятиться и бить копытами, как испуганная лошадка. Теперь, когда тебе не вырваться от меня, по крайней мере, полчаса, скажи мне, почему это тебя так беспокоит.
Кэролайн смотрела на свои руки. Она любила Дэниела Фрателли, но ее мучил страх, что он не сможет понять ее и порвет с ней из-за отказа выйти за него замуж. Она пыталась найти слова, которые сделают ее объяснение убедительным.
– Я очень люблю тебя, но не хочу снова выходить замуж. Я совершенно запуталась в своем неудачном браке и до сих пор не до конца понимаю, что произошло. – Она повернулась и взглянула на него. – Не понимаю, почему мы непременно должны пожениться. Почему все не может оставаться так, как сейчас?
– То есть без всяких обязательств, так что, когда тебе захочется двинуться дальше, не возникнет никаких затруднений, ведь юридически нас ничто не связывает.
Дэниел говорил ровным, рассудительным тоном. В его голосе не слышалось гнева. Глубину его чувств выдавали только побелевшие костяшки пальцев, сжимающих руль.
– Я имела в виду не совсем то, но… Я не вынесу еще одного развода.
– И ты считаешь, что наши отношения потерпят такой же крах, как ваш брак с Гарри.
И снова это не было вопросом.
Кэролайн молчала. Она не видела ни малейшего сходства между Дэниелом и Гарри, и все же, возможно, именно боязнь этого определяла ее поведение.
– Не думаю, что ты способен меня предать. Мы бы это преодолели. Я бы знала, где ты находишься и что думаешь и чувствуешь каждую минуту нашей совместной жизни. Но мы все равно могли бы потерпеть неудачу. Я не берусь предсказывать будущее.
– Хорошо, что ты понимаешь, насколько переменчива жизнь. – Дэниел на мгновение повернулся к ней. Лицо его было серьезным. – Но у тебя нет оснований думать, что я тебя оставлю. Ты знаешь, что я люблю тебя. Почему же ты отказываешься выйти за меня замуж? Или твоя любовь просто недостаточно сильна?
– Нет! – бурно запротестовала Кэролайн. – Нет, дело не в этом. Я люблю тебя, Дэниел. Ты это знаешь.
– Я считал, что знаю. Это Сара? Ты не хочешь брать на себя заботу о еще одном ребенке, когда твои дети уже почти взрослые? – Он вспомнил, как вела себя Тесса Фолкнер. – По крайней мере, по своему физическому развитию.
Кэролайн понимала, что он имеет в виду. Она снова задумалась:
– Я так не думаю. Сара милая, и, кажется, мы прекрасно поладили. По-моему, она будет славной, даже став подростком.
«По сравнению с Тессой», – подумала она, но не сказала вслух.
– Ну, тогда единственное, что я еще могу придумать, это нежелание, чтобы друзья и соседи узнали о твоей любви к американцу итальянского происхождения.
– Ради Бога, Дэниел. Ты знаешь, что это не так. Мы уже давно покончили с этим. – Кэролайн стало больно. Неужели он все еще продолжает так думать о ней? – Просто сейчас у нас чудесные, простые отношения. Нас только двое. Никто не вмешивается в них, если мы сами его не попросим. Ничего не могу с собой поделать, но мне это нравится. Брак – это так… публично. Мы стали бы супружеской парой с тремя детьми, которые вряд ли поладят, и каждый мог бы судачить о нас. Я хочу, чтобы были только мы, я и ты. Если это эгоистично, прости меня; но таковы мои чувства.
Долгое время Дэниел молчал. Когда он наконец заговорил, Кэролайн в первый раз ощутила в его голосе гнев:
– Тебе хочется подобия студенческой интрижки, шныряния кругом в поисках места, где можно заняться любовью, притворства перед всеми, будто мы не делаем того, что, как им чертовски хорошо известно, мы как раз и делаем. Долго ли мы протянем, если нас будет связывать только это?
– Все не так, Дэниел!
Кэролайн тоже вышла из себя. Никто из тех, кого она когда-либо знала, не обладал способностью приводить ее в такую ярость, как этот человек. Никто не мог делать ее такой злой и такой счастливой.
– Не так? Тогда объясни мне. Скажи мне, почему ты не хочешь, чтобы у нас была семья. Потому что я не покупаюсь на эту чепуху шестидесятых годов о свободной любви!
– Хорошо, есть еще кое-что. Я хочу быть независимой, самостоятельной личностью. Сейчас я учусь в юридической школе и не нуждаюсь в том, кто считает себя вправе говорить мне, что другие вещи значительно важнее. Я не хочу, чтобы существовало что-либо более важное. – Выкрикивая эти слова, Кэролайн чувствовала, как пылает ее лицо. – А после окончания школы я хочу найти себе работу, и пусть я буду занята хоть восемнадцать часов в день, если она окажется такой, какую мне надо. Я не хочу ставить на первое место интересы кого-то другого. Я не хочу удовлетворять чьи-то потребности. Я хочу отдать приоритет самой себе!
Кэролайн откинулась назад. Откуда взялась вся эта ярость? Она была направлена не на Дэниела. Это был отголосок лет, прожитых с Гарри, тех лет, когда он лишь изредка проявлял интерес к детям, и вся ответственность за них падала на Кэролайн. Она не возмущалась. Она не только любила своих детей, но и наслаждалась, общаясь с ними, наблюдая, как они растут. Но она чувствовала себя одинокой и обманутой, потому что Бен и Тесса заслуживали не такого отца, как Гарри.
– На самом деле ты хочешь сказать, – мрачно и медленно произнес Дэниел, – что, по твоему мнению, наша любовь не выдержит соприкосновения с реальным миром.
– Нет, это не так, – покачала головой Кэролайн. – Наша любовь так же реальна, как все, что я когда-либо знала.
«Наша любовь». Она никогда раньше не говорила так и не думала так. Существовали Дэниел и Кэролайн, были ее любовь и его любовь, но только этим утром она осознала, что есть еще некая третья реальность. «Это мы. Это наша любовь».
Дэниел снизил скорость и повернул машину к съезду с автомагистрали.
– Итак, мы вернулись к… чему? К страху? Пуганая ворона куста боится? Знаешь, что я чувствую, когда ты путаешь меня с Гарри?
Неужели все ее тщательно продуманные доводы можно свести к тому, что она просто трусиха? «Хорошо, – подумала она, – что это меняет? Если я так чувствую, значит это и есть реальность. Я имею право на чувства».
– Я точно знаю, каков ты, Дэниел, и каков Гарри. Здесь нет никакой путаницы. Может быть, ты прав. Может быть, вся моя потребность в независимости – просто страх, маскирующийся под силу. Но таковы мои чувства. Я не живу прошлым. Я влюбилась в тебя, и это лучше и сильнее всего, что я когда-либо испытывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98