– Граццини все еще стоял у стены, продолжая внимательно разглядывать картину. – Ты убил членов моей семьи.
Ответ Кризи прозвучал достаточно резко.
– Я убил твоего зятя, которого, как я полагаю, ты сам ненавидел. Я убил твоего двоюродного брата, который был боевиком и погиб в сражении. Сестру твою я не убивал. Четыре года назад она снова вышла замуж и родила дочь, а ты стал ее крестным отцом. Ты сам лучше меня знаешь, что Конти обращался с твоей сестрой, как с половой тряпкой. И не говори мне, что это было не так.
Граццини повернулся, подошел к своему стулу и сел. Впервые с начала их разговора на его лице отразились какие-то чувства.
– Есть такая вещь, как вендетта, – сказал он, как бы констатируя факт. – И только твоя смерть может положить ей конец.
Кризи несколько секунд пристально смотрел итальянцу в глаза, потом сказал:
– Давай-ка я тебе лучше расскажу один страшный случай, покрывший несмываемым позором одну итальянскую семью. Лет восемь тому назад в одном селении, затерянном в горах Калабрии, кровная месть прекратилась. Эта вендетта продолжалась тридцать лет, за эти годы в двух семьях было убито больше двадцати мужчин. Взаимное истребление продолжалось уже так долго, что все забыли, из-за чего оно началось. Так вот, в одной из враждовавших семей остался в живых только один мужчина, точнее мальчик. Замечательный кодекс такой мести гласит о том, что мальчик становится мужчиной, когда ему исполняется шестнадцать лет, и после этого он может убивать сам и быть убитым. Когда тому парнишке было пятнадцать лет, его мать и сестры сказали, что, как только ему исполнится шестнадцать, он должен будет взять отцовское ружье и отомстить за смерть отца, братьев, дядьев и двоюродных братьев. А он решил, что не будет участвовать в вендетте. Матери и сестрам стало за него очень стыдно. Местный священник знал эту историю, и через него она просочилась в прессу. О ней узнали не только в Италии, но и в других странах.
Граццини кивал, лицо его сохраняло угрюмое выражение. Кризи продолжил:
– Многие семьи в Италии хотели взять мальчика к себе. Полиция, конечно, предложила свою защиту. Но все эти возможности парнишка отклонял. В ночь накануне его шестнадцатилетия мать с сестрами ушли из дома, предварительно оплевав мальчика. Двери они оставили открытыми. Минуту спустя после полуночи мужчины из второй семьи ворвались в дом с ружьями и застрелили мальчонку прямо за столом, за которым он сидел. Мать с сестрами даже на похороны отказались прийти. Это что, по-твоему, была месть? Ты и со мной то же самое сделать хочешь?
Граццини взглянул на лежавший перед ним пистолет. Он поднял его, потом медленно положил на место и спокойно произнес:
– Ты знаешь, как у нас заведено. Я должен поддерживать свой авторитет.
Кризи слегка улыбнулся.
– Если для того, чтобы доказать свою силу, ты пустишь пулю в голову связанного человека, авторитету твоему точно придет конец.
Граццини молчал. В этот момент дверь настежь распахнулась, и Абрата срочно вызвал Граццини из комнаты. Граццини быстро вышел. Через минуту он вернулся, лицо его было перекошено от ярости. Он схватил пистолет и навел его на голову Кризи. Грудь его быстро вздымалась, слова вылетали с хрипом.
– Вендетта! Это ты здесь толкуешь о вендетте! Ты мать мою похитил! Мать мою, ты, ублюдок!
Кризи закричал на него:
– Я последние двадцать четыре часа сижу здесь, привязанный к этому креслу!
– Значит, это сделали твои люди. – Граццини подошел на шаг вперед и приставил дуло пистолета ко лбу Кризи.
Тот перевел дыхание и спокойно сказал:
– Если это были мои люди, то как только ты нажмешь курок, можешь тут же приступать к подготовке похорон твоей матери.
Итальянец хрипло дышал. Стоявший позади него Абрата сказал:
– Убей подонка!
– Это не твоя мать, – громко произнес Кризи, потом, обратившись к Граццини, уже тише спросил: – Когда и где это произошло?
Граццини на несколько дюймов отвел пистолет от его лба.
– Около церкви в ее родном городе. Четверть часа назад.
Погрузившись в мысли, Кризи закрыл глаза, потом указал головой на стул и сказал:
– Сядь и жди. Если это были мои люди, они сюда позвонят через пятнадцать-двадцать минут. Пусть принесут телефон и поставят его на стол.
Все помещение было пронизано сильнейшим напряжением. Абрата снова заговорил:
– Они попытаются обменять его на нее.
– Ни за что, – прорычал Граццини. – Он никогда не выйдет из этой комнаты живым.
– Может быть, – заметил Кризи. – Но пятнадцать или двадцать минут погоды в данном случае не сделают ни для тебя, ни для меня. Против невинных женщин я не воюю. Даже против матерей «капо».
Снова воцарилось молчание, потом Граццини обернулся и сказал:
– Принесите сюда телефон. И чтоб к нему был дополнительный динамик.
* * *
Звонок прозвучал спустя восемнадцать минут. Граццини снял трубку и стал слушать. К нему уже вернулось самообладание, но пистолет, направленный в голову Кризи, он все еще держал в руке. Выслушав, что ему было сказано, итальянец прикрыл рукой микрофон и произнес:
– Говорит, что он твой сын и что моя мать у него. Не знал, что у тебя есть сын.
– Еще полчаса назад я не знал, что у тебя есть мать. Дай мне с ним поговорить.
Из-за спины Граццини подал голос Абрата:
– Этот псих совсем спятил.
– Заткнул бы ты лучше пасть, – спокойно сказал ему Кризи. – Речь ведь идет не о твоей матери.
Оба полушария мозга Граццини напряженно работали. Через несколько секунд он поднес трубку к уху Кризи и включил внешний динамик.
– Майкл? – спросил Кризи.
В комнате раздался голос его сына.
– Да. С тобой все в порядке?
– Да. Мать Граццини у тебя?
– Да.
– Немедленно отпусти ее.
Динамик молчал по меньшей мере двадцать секунд. В конце концов из него снова донесся озадаченный голос Майкла:
– Ты это сказал, потому что тебе пушку к башке приставили? Если это так, скажи им, что мать Граццини находится точно в том же положении.
– Майкл, очень важно, чтобы ты в точности сделал то, что я тебе скажу. Немедленно отпусти ее, и пусть твои люди отвезут ее в дом Граццини в Риме. С ее головы не должен упасть ни один волос. Скажи ей, чтобы она позвонила Граццини по этому же номеру, как только будет у него дома. Потом со всеми, кто там с тобой, отправляйтесь к человеку, которого ты знаешь как моего брата, и ждите там моего звонка.
В динамике раздались короткие гудки. Граццини очень медленно положил трубку на рычаг. В наступившем молчании Абрата сказал:
– Уверен, это какая-то уловка. Зачем, интересно, он это сделал?
Кризи в упор смотрел на Граццини. Обратившись к Абрате, он негромко сказал:
– Такому человеку, как ты, это понять не дано. Я тебе уже пытался объяснить: против женщин я не воюю.
Глава 44
Полковник Сатта вошел в палату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Ответ Кризи прозвучал достаточно резко.
– Я убил твоего зятя, которого, как я полагаю, ты сам ненавидел. Я убил твоего двоюродного брата, который был боевиком и погиб в сражении. Сестру твою я не убивал. Четыре года назад она снова вышла замуж и родила дочь, а ты стал ее крестным отцом. Ты сам лучше меня знаешь, что Конти обращался с твоей сестрой, как с половой тряпкой. И не говори мне, что это было не так.
Граццини повернулся, подошел к своему стулу и сел. Впервые с начала их разговора на его лице отразились какие-то чувства.
– Есть такая вещь, как вендетта, – сказал он, как бы констатируя факт. – И только твоя смерть может положить ей конец.
Кризи несколько секунд пристально смотрел итальянцу в глаза, потом сказал:
– Давай-ка я тебе лучше расскажу один страшный случай, покрывший несмываемым позором одну итальянскую семью. Лет восемь тому назад в одном селении, затерянном в горах Калабрии, кровная месть прекратилась. Эта вендетта продолжалась тридцать лет, за эти годы в двух семьях было убито больше двадцати мужчин. Взаимное истребление продолжалось уже так долго, что все забыли, из-за чего оно началось. Так вот, в одной из враждовавших семей остался в живых только один мужчина, точнее мальчик. Замечательный кодекс такой мести гласит о том, что мальчик становится мужчиной, когда ему исполняется шестнадцать лет, и после этого он может убивать сам и быть убитым. Когда тому парнишке было пятнадцать лет, его мать и сестры сказали, что, как только ему исполнится шестнадцать, он должен будет взять отцовское ружье и отомстить за смерть отца, братьев, дядьев и двоюродных братьев. А он решил, что не будет участвовать в вендетте. Матери и сестрам стало за него очень стыдно. Местный священник знал эту историю, и через него она просочилась в прессу. О ней узнали не только в Италии, но и в других странах.
Граццини кивал, лицо его сохраняло угрюмое выражение. Кризи продолжил:
– Многие семьи в Италии хотели взять мальчика к себе. Полиция, конечно, предложила свою защиту. Но все эти возможности парнишка отклонял. В ночь накануне его шестнадцатилетия мать с сестрами ушли из дома, предварительно оплевав мальчика. Двери они оставили открытыми. Минуту спустя после полуночи мужчины из второй семьи ворвались в дом с ружьями и застрелили мальчонку прямо за столом, за которым он сидел. Мать с сестрами даже на похороны отказались прийти. Это что, по-твоему, была месть? Ты и со мной то же самое сделать хочешь?
Граццини взглянул на лежавший перед ним пистолет. Он поднял его, потом медленно положил на место и спокойно произнес:
– Ты знаешь, как у нас заведено. Я должен поддерживать свой авторитет.
Кризи слегка улыбнулся.
– Если для того, чтобы доказать свою силу, ты пустишь пулю в голову связанного человека, авторитету твоему точно придет конец.
Граццини молчал. В этот момент дверь настежь распахнулась, и Абрата срочно вызвал Граццини из комнаты. Граццини быстро вышел. Через минуту он вернулся, лицо его было перекошено от ярости. Он схватил пистолет и навел его на голову Кризи. Грудь его быстро вздымалась, слова вылетали с хрипом.
– Вендетта! Это ты здесь толкуешь о вендетте! Ты мать мою похитил! Мать мою, ты, ублюдок!
Кризи закричал на него:
– Я последние двадцать четыре часа сижу здесь, привязанный к этому креслу!
– Значит, это сделали твои люди. – Граццини подошел на шаг вперед и приставил дуло пистолета ко лбу Кризи.
Тот перевел дыхание и спокойно сказал:
– Если это были мои люди, то как только ты нажмешь курок, можешь тут же приступать к подготовке похорон твоей матери.
Итальянец хрипло дышал. Стоявший позади него Абрата сказал:
– Убей подонка!
– Это не твоя мать, – громко произнес Кризи, потом, обратившись к Граццини, уже тише спросил: – Когда и где это произошло?
Граццини на несколько дюймов отвел пистолет от его лба.
– Около церкви в ее родном городе. Четверть часа назад.
Погрузившись в мысли, Кризи закрыл глаза, потом указал головой на стул и сказал:
– Сядь и жди. Если это были мои люди, они сюда позвонят через пятнадцать-двадцать минут. Пусть принесут телефон и поставят его на стол.
Все помещение было пронизано сильнейшим напряжением. Абрата снова заговорил:
– Они попытаются обменять его на нее.
– Ни за что, – прорычал Граццини. – Он никогда не выйдет из этой комнаты живым.
– Может быть, – заметил Кризи. – Но пятнадцать или двадцать минут погоды в данном случае не сделают ни для тебя, ни для меня. Против невинных женщин я не воюю. Даже против матерей «капо».
Снова воцарилось молчание, потом Граццини обернулся и сказал:
– Принесите сюда телефон. И чтоб к нему был дополнительный динамик.
* * *
Звонок прозвучал спустя восемнадцать минут. Граццини снял трубку и стал слушать. К нему уже вернулось самообладание, но пистолет, направленный в голову Кризи, он все еще держал в руке. Выслушав, что ему было сказано, итальянец прикрыл рукой микрофон и произнес:
– Говорит, что он твой сын и что моя мать у него. Не знал, что у тебя есть сын.
– Еще полчаса назад я не знал, что у тебя есть мать. Дай мне с ним поговорить.
Из-за спины Граццини подал голос Абрата:
– Этот псих совсем спятил.
– Заткнул бы ты лучше пасть, – спокойно сказал ему Кризи. – Речь ведь идет не о твоей матери.
Оба полушария мозга Граццини напряженно работали. Через несколько секунд он поднес трубку к уху Кризи и включил внешний динамик.
– Майкл? – спросил Кризи.
В комнате раздался голос его сына.
– Да. С тобой все в порядке?
– Да. Мать Граццини у тебя?
– Да.
– Немедленно отпусти ее.
Динамик молчал по меньшей мере двадцать секунд. В конце концов из него снова донесся озадаченный голос Майкла:
– Ты это сказал, потому что тебе пушку к башке приставили? Если это так, скажи им, что мать Граццини находится точно в том же положении.
– Майкл, очень важно, чтобы ты в точности сделал то, что я тебе скажу. Немедленно отпусти ее, и пусть твои люди отвезут ее в дом Граццини в Риме. С ее головы не должен упасть ни один волос. Скажи ей, чтобы она позвонила Граццини по этому же номеру, как только будет у него дома. Потом со всеми, кто там с тобой, отправляйтесь к человеку, которого ты знаешь как моего брата, и ждите там моего звонка.
В динамике раздались короткие гудки. Граццини очень медленно положил трубку на рычаг. В наступившем молчании Абрата сказал:
– Уверен, это какая-то уловка. Зачем, интересно, он это сделал?
Кризи в упор смотрел на Граццини. Обратившись к Абрате, он негромко сказал:
– Такому человеку, как ты, это понять не дано. Я тебе уже пытался объяснить: против женщин я не воюю.
Глава 44
Полковник Сатта вошел в палату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103