Также считалось, что мудро управляя капиталом, он расширяет дело, пристраивая все новые прозрачные параллелепипеды к базовой пирамиде. В одной пристройке помещалось кафе-шашлычная, во второй торговали овощами, третья использовалась как склад.
Никого не настораживало, что в кафе, как на посту, сидит целый майор милиции. Считалось, что он родственник дяди Алика. Судя по характерной внешности, майор, действительно, был родом из солнечного Азербайджана. Но как, на каком киселе он, располневший и явно с высшим образованием, был родственником худому, неразговорчивому и малообразованному дяде Алику осталось тайной личной жизни. Общественное мнение умилялось даже тогда, рядом со стеклянным теремком сводный отряд родственников дяди Алика начал отстраивать нечто восточное из кирпича и бетона, постепенно приобретающее контуры будущего ресторана. По умолчанию считалось, что дядя Алик решил окончательно пустить корни в московскую землю, им же облагороженную.
Алексей, не верящий россказням теоретиков от экономики, осторожно навел справки у местных оперов. Получил вполне ожидаемый ответ: героин. Добрая сказка о трудяге-иммигранте, под сердобольной опекой властей торящем дорогу из чистильщика сапог в короли Уолл-стрит, разлетелась как дым от трубки Хасбулатова. И осталась кондовая, как обуглившаяся арматура киоска, реальность. Дядя Алик работал зиц-председателем Функом на точке по отмыву и освоению героиновых денег.
То ли пожелавшие остаться в тени покровители и акционеры решили не прокалываться на ценах, то ли дядя Алик в основном бизнесе доли не имел и кормился из кассы магазина, но ценники приятно удивляли. До отвисшей челюсти.
Алексей пробежался взглядом по полкам. Подумалось, что в горах случился неурожай мака, раз цены за месяц уперлись в потолок здравого смысла. Не любимая, но куримая Алексеем «Золотая Ява» стоила у дяди Алика на восемь рублей дороже, чем в среднем по Москве. И все равно пришлось брать. Дальше тянуть без никотиновой дозы было невмоготу. Но тратить еще хоть рубль из оставшихся восьми сотен Алексей не собирался.
Решил, что перекурив, потащится на оптовый рынок. Китайская вермишель по два двадцать спасла от голодной смерти не одну православную душу. На трех пачках в день, калорийно, перчено и сытно, можно продержаться бесконечно долго. До лучших времен, конечно не дотянуть, но до случайного заработка — вполне.
Новенькая продавщица, — то ли по причинам сексуального, то ли — конспиративного свойства, они тут надолго не задерживались — с унылой мордашкой потыкала пальцем в кассовый аппарат, оторвала выползший чек, прижала рублем сдачи и вместе с пачкой сигарет протянула Алексею.
— Следующий, — вялым голосом произнесла она.
Следующий за Алексеем боднул его тугим пузом в спину.
Алексей обернулся, приготовился сказать что-нибудь короткое, но емкое.
— Га, Леха! — радостно расплылся нетерпеливый гражданин. — Вот так встреча!
Алексей помедлил и ответил:
— Привет, Бандерас.
Лицезреть рядом с собой лоснящегося от пота и сала Бандераса, в миру — Степана Назаренко, в прошлом — бывшего опера, в настоящем — не пойми что, особой радости не доставило. Если призадуматься, то и вовсе примета — хуже бабы с пустым ведром.
Алексей отступил на шаг, уступая место. Бандерас тут же заполнил освободившееся пространство сотней кило сальных отложений.
— Красавица, «Святого источника» мне. Только без газов. Я от газов — того… Га-га! — затряс двойным подбородком Бандерас.
Первоначально Степана прозвали Бандерой, за хохляцкие корни и отвязанные манеры. Потом переквалифицировали в Бандерасы. Степа тренькал на гитаре, вот и вся аналогия с жгучим Антонио Бандерасом. Весьма далекий от латинской стильности и брутальной авантажности, Степа был обыкновенным жлобом в фуражке. Пока служил.
Ушел из органов подозрительно быстро и без особых причин. И органы, несмотря на вечный недокомплект, за Степу не цеплялись. Потом покатился слушок о темных делишках бывшего опера районного угро. Но подобное эхо по коридорам и курилкам гуляет всегда, стоит ушедшему боевому товарищу хлопнуть дверью.
На вольных хлебах Бандерас прописался в каком-то ЧОПе. Чем именно занимался — коммерческая тайна, на которую всем было наплевать. А потом, когда в ЧОП из райотдела перекочевала вся команда Бандераса, поползли слухи, частично подтвержденные оперативной информацией, что Бандерас окончательно оборзел и активно желает перейти в категорию «БСМ».
Якобы Бандерас и компания бывших оперов отметились в налетах на подпольные бордели. Ментовской развод шел по полной программе: контрольная закупка девочек, вышибленные двери, ксивы в нос, протоколы, сопли-слезы, склонение к получению взятки, благосклонное принятие оной, назначение сроков и размера последующих платежей.
Ничего удивительного, все так делают. Но то, что извинительно по безденежью сотрудникам милиции, то запрещено гражданам, не состоящим на службе в органах. А Степа уже не состоял. И ксива у них была одна на всех, и то — липовая. Только бланки протоколов настоящие. Да еще ментовская нахрапистость и показное служебное рвение. Так лох не сыграет.
После появления упорных слухов самые разумные из оперов старались о Бандерасе даже не упоминать. Кто из брезгливости, кто из осторожности.
Алексей проследил, как стольник из солидно пухлого кошелька Степана перекочевал в ладошку продавщицы, как не пересчитанная сдача комком была засунута в задний карман приличных, но широченных, как на слона шили, парусиновых штанов. Чтобы сунуть руку в карман, Степе пришлось отодвинуть плоскую сумку, болтающуюся на ремне. С такими ноутбуковскими сумками с умным видом дрейфуют по городу офисные мальчики.
Алексей отвел взгляд.
— Леха, айда шашлычка зажрем! — Степан присосался к бутылке. — Уф. Как мысль?
— На диете. Мяса нельзя, — ответил Алексей.
С одутловатого лица Бандераса сошло привычно наглое выражение, он как мог изобразил сочувствие.
— Слышь, Леха, тут слушок пошел, — пробормотал мокрыми губами Бандерас. — Ну, типа, тебя на улицу выкинули. Правда?
Алексей усмехнулся.
— Частично.
— В смысле?
— До асфальта я еще не долетел.
— А! Го-го-го! — затрясся Степан.
Хлопнул по плечу.
Алексей пошел к выходу. Степан, сопя, как самовар, пристроился следом.
На крылечке Алексей, кивнув дяде Алику, менявшему пакет в урне, приготовился водрузить на нос черные очки.
Но не успел. Острый лучик, сорвавшись с лобового стекла припаркованной в переулке машины, больно кольнул в глаза. На какой-то миг все подернулось красной пленкой. В голове что-то щелкнуло.
Степан, слоном скатившись со ступенек, что-то бормотал, обращаясь к Алексею.
— Не понял, что ты там бубнишь, Бандерас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85