Под свободной шелковой рубашкой цвета мха на плече эльфа остались лишь еле заметные серебристые шрамы от зверских укусов, нанесенных фу-псами.
— Почему варги напали на тебя? Кто хотел твоей смерти?
— Не знаю. У меня много врагов. Другие кланы завидуют монополии клана Ветра на Западные Земли, а внутри моего собственного клана многие считают меня опасным радикалом. Но эта затея — не простое политическое убийство. Это скорее смахивает на выходку безумца: выпустить чудовищ, убивающих все на своем пути. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из моих врагов решил свести счеты таким трусливым способом.
— Но кто-то же решил.
— Да. Но кто — остается тайной.
Кажется, Тинкер преодолела какой-то внутренний барьер. Обычно ей и в голову не приходило трогать кого-то, и давать отпор другим тоже приходилось редко. Быстрое дружеское объятие. Рукопожатие. Похлопывание по плечу. Как будто все носят невидимые щиты, укрывая под ними — от прочих — даже мысли. Тинкер никогда этого раньше не замечала, но теперь, притулившись к Ветроволку, почувствовала: щитов нет. Как при встрече вещества с антивеществом, их щиты аннигилировали друг друга.
Она провела пальцем по его испещренному шрамами плечу. А потом, сама не зная, как это получилось, уткнулась лицом ему в шею и снова стала исследовать очертания его уха. Опомнившись, слегка отпрянула, удивляясь странному порыву:
— Извини.
— За что?
Она попыталась придумать что-нибудь в ответ и замолчала в смущении. А потом и вовсе забыла, о чем думала. Эльф отнял ее руку, теребившую кончик его уха.
— Больно? — спросила она.
— Слишком приятно, чтобы позволить тебе продолжать. — Он легонько покусал ее запястье, и ей очень это понравилось. — Ты слишком чиста. К тому же ты сейчас — не совсем ты.
— Кто же я?
— Ты — Тинкер, но лишенная привычных средств самозащиты. Ты на грани сна и все еще полна сайджина.
— Меня что, накачали?
— И даже очень.
Она проверила свои ощущения. Ох. Это многое объясняет.
— Но зачем?
— Я не хотел, чтобы ты потеряла руку.
Она с удивлением взглянула на правую кисть — все нормально! Но Ветроволк нежно взял ее левую руку и показал ей сеточку розовых шрамов на ладони и антиинфекционные заклятия, приложенные к обеим сторонам кисти. Тинкер пошевелила пальцами, и рука отозвалась слабой болью где-то внутри. Не сразу, но всплыло смутное воспоминание о том, как Ветроволк несет ее на руках в хоспис.
— О, спасибо тебе! — Она поцеловала его. Легкий целомудренный поцелуй — но получилось нечто большее. Неожиданно до нее дошло, что она лежит полупьяная и полуголая в одной постели с мужчиной. Сердце, как молоток, застучало в ее груди.
— Как ты думаешь, ты сможешь сейчас спать? — спросил эльф, погладив ее по щеке.
Что он имел в виду? «Спать» в смысле «переспать» или просто «спать»? К счастью, эльфийский точнее английского.
— Сайджиата? Смогу ли заснуть?
Он кивнул, посмотрев на нее вопросительно, словно иные возможности никогда не приходили ему в голову.
Интересно, что эта секундная паника словно выжгла все мысли о чудовищах.
— Да, думаю, что смогу.
Тинкер внезапно проснулась и резко села. Ей казалось, что голова у нее раздулась, словно шар, и наполнилась воздухом. Боль в левой руке ушла еще глубже и притупилась.
Повернув голову, она увидела рядом с кроватью пустой стул. Ветроволк.
На ночном столике рядом с кувшином с водой стояла ваза с цветами. Ваза была эльфийская: обманчиво простой изгиб стекла, массивное основание, истончающееся к волосяной толщины краю. Элегантность выше всяких похвал.
А в вазе красовались черноглазые сюзанки. Тинкер догадалась, что они от ее двоюродного брата, а вазу принес кто-то из персонала хосписа. Как обычно, яркие дикие цветы вызвали у нее улыбку. У вазы стояла открытка, где аккуратным, сверхтщательным почерком Масленки (хотя и не без пятнышек машинного масла) было написано:
«Когда я вернулся с газом, мне сказали, что у тебя с рукой плохо и началось заражение и тебя поместили в больницу. Прости, что не осмотрел твою руку перед уходом. Я заглядывал пару минут назад, но ты спала. На ближайшие тридцать дней нам понадобится еда и горючее, и потому я вынужден отправиться за ними сейчас. Ужасно тяжело оставлять тебя одну. Вернусь так быстро, как только смогу. Поправляйся.
Любящий тебя Орвилл».
Орвилл. Видимо, он и в самом деле сильно переживает, раз уж пользуется настоящим именем.
Легкий стук в дверь, и вот сам бог Мейнард распахивает ее.
— Проснулась?
— Да.
Интересно, что нужно богу от такого ничтожества, как она?
— Я не мог соединить воедино тебя и того самого Тинкера, пока Ветроволк не рассказал мне, как много ты сделала, чтобы сохранить ему жизнь.
Она пожала плечами:
— Так всегда. Никому и в голову не приходит, что легендарный Тинкер может оказаться маленькой курносой девчонкой.
Он не улыбнулся. Наверное, у бога нет чувства юмора. Она это часто подозревала.
— Сколько тебе лет? Шестнадцать? Семнадцать?
— Восемнадцать, с прошлого месяца.
— Родители?
Она начала немного волноваться.
— Куда это пойдет?
— Я хочу знать, с кем работаю.
Она начала волноваться сильнее.
— С каких это пор я с вами работаю?
— С сегодняшнего дня. Есть одна неприятная загадка, которую надо решить, и ты вполне способна с нею справиться. Мне сказали, ты уже можешь покинуть больницу.
Так и осталось неясным, что это было: настойчивая личная просьба или официальное требование. Определенно, она не испытывала ни малейшего желания работать с Мейнардом. Всесильный бог Питтсбурга мог превратить ее жизнь в ад. Теперь она уже взрослая, с законным паспортом, и прятать ей нечего. По крайней мере, она думает, что ей нечего прятать.
— Ладно. Можно, я поищу свою одежду: интересно, куда они ее подевали? А потом вы расскажете мне о загадке.
Одежда быстро нашлась, и, когда Мейнард осторожно удалился, Тинкер встала, чтобы переодеться.
Под хлопчатобумажным халатом она была совершенно голая. Не снимая халата и поглядывая на дверь, которую бог не удосужился запереть, Тинкер надела трусы и лифчик. К счастью, никто не ворвался и не помешал ей. Потом натянула плотницкие штаны и, наконец, молниеносным движением скинув халат, скользнула в байкерскую рубашку. И, стоя спиной к двери, довольно долго застегивала ее.
Ее одежда была вычищена и выстирана. Им удалось полностью удалить с широких джинсов пятна крови Ветроволка и найти замену нижней пуговице на спортивной рубашке. Пуговица оторвалась много недель назад, и Тинкер не знала, как ее заменить. Чистить одежду она могла. Но чинить умела только машины.
Она влезла в свои ботинки со стальными носками и застегнула их. Потом прошлась по комнате, чувствуя, что теперь готова побеседовать с Мейнардом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Почему варги напали на тебя? Кто хотел твоей смерти?
— Не знаю. У меня много врагов. Другие кланы завидуют монополии клана Ветра на Западные Земли, а внутри моего собственного клана многие считают меня опасным радикалом. Но эта затея — не простое политическое убийство. Это скорее смахивает на выходку безумца: выпустить чудовищ, убивающих все на своем пути. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из моих врагов решил свести счеты таким трусливым способом.
— Но кто-то же решил.
— Да. Но кто — остается тайной.
Кажется, Тинкер преодолела какой-то внутренний барьер. Обычно ей и в голову не приходило трогать кого-то, и давать отпор другим тоже приходилось редко. Быстрое дружеское объятие. Рукопожатие. Похлопывание по плечу. Как будто все носят невидимые щиты, укрывая под ними — от прочих — даже мысли. Тинкер никогда этого раньше не замечала, но теперь, притулившись к Ветроволку, почувствовала: щитов нет. Как при встрече вещества с антивеществом, их щиты аннигилировали друг друга.
Она провела пальцем по его испещренному шрамами плечу. А потом, сама не зная, как это получилось, уткнулась лицом ему в шею и снова стала исследовать очертания его уха. Опомнившись, слегка отпрянула, удивляясь странному порыву:
— Извини.
— За что?
Она попыталась придумать что-нибудь в ответ и замолчала в смущении. А потом и вовсе забыла, о чем думала. Эльф отнял ее руку, теребившую кончик его уха.
— Больно? — спросила она.
— Слишком приятно, чтобы позволить тебе продолжать. — Он легонько покусал ее запястье, и ей очень это понравилось. — Ты слишком чиста. К тому же ты сейчас — не совсем ты.
— Кто же я?
— Ты — Тинкер, но лишенная привычных средств самозащиты. Ты на грани сна и все еще полна сайджина.
— Меня что, накачали?
— И даже очень.
Она проверила свои ощущения. Ох. Это многое объясняет.
— Но зачем?
— Я не хотел, чтобы ты потеряла руку.
Она с удивлением взглянула на правую кисть — все нормально! Но Ветроволк нежно взял ее левую руку и показал ей сеточку розовых шрамов на ладони и антиинфекционные заклятия, приложенные к обеим сторонам кисти. Тинкер пошевелила пальцами, и рука отозвалась слабой болью где-то внутри. Не сразу, но всплыло смутное воспоминание о том, как Ветроволк несет ее на руках в хоспис.
— О, спасибо тебе! — Она поцеловала его. Легкий целомудренный поцелуй — но получилось нечто большее. Неожиданно до нее дошло, что она лежит полупьяная и полуголая в одной постели с мужчиной. Сердце, как молоток, застучало в ее груди.
— Как ты думаешь, ты сможешь сейчас спать? — спросил эльф, погладив ее по щеке.
Что он имел в виду? «Спать» в смысле «переспать» или просто «спать»? К счастью, эльфийский точнее английского.
— Сайджиата? Смогу ли заснуть?
Он кивнул, посмотрев на нее вопросительно, словно иные возможности никогда не приходили ему в голову.
Интересно, что эта секундная паника словно выжгла все мысли о чудовищах.
— Да, думаю, что смогу.
Тинкер внезапно проснулась и резко села. Ей казалось, что голова у нее раздулась, словно шар, и наполнилась воздухом. Боль в левой руке ушла еще глубже и притупилась.
Повернув голову, она увидела рядом с кроватью пустой стул. Ветроволк.
На ночном столике рядом с кувшином с водой стояла ваза с цветами. Ваза была эльфийская: обманчиво простой изгиб стекла, массивное основание, истончающееся к волосяной толщины краю. Элегантность выше всяких похвал.
А в вазе красовались черноглазые сюзанки. Тинкер догадалась, что они от ее двоюродного брата, а вазу принес кто-то из персонала хосписа. Как обычно, яркие дикие цветы вызвали у нее улыбку. У вазы стояла открытка, где аккуратным, сверхтщательным почерком Масленки (хотя и не без пятнышек машинного масла) было написано:
«Когда я вернулся с газом, мне сказали, что у тебя с рукой плохо и началось заражение и тебя поместили в больницу. Прости, что не осмотрел твою руку перед уходом. Я заглядывал пару минут назад, но ты спала. На ближайшие тридцать дней нам понадобится еда и горючее, и потому я вынужден отправиться за ними сейчас. Ужасно тяжело оставлять тебя одну. Вернусь так быстро, как только смогу. Поправляйся.
Любящий тебя Орвилл».
Орвилл. Видимо, он и в самом деле сильно переживает, раз уж пользуется настоящим именем.
Легкий стук в дверь, и вот сам бог Мейнард распахивает ее.
— Проснулась?
— Да.
Интересно, что нужно богу от такого ничтожества, как она?
— Я не мог соединить воедино тебя и того самого Тинкера, пока Ветроволк не рассказал мне, как много ты сделала, чтобы сохранить ему жизнь.
Она пожала плечами:
— Так всегда. Никому и в голову не приходит, что легендарный Тинкер может оказаться маленькой курносой девчонкой.
Он не улыбнулся. Наверное, у бога нет чувства юмора. Она это часто подозревала.
— Сколько тебе лет? Шестнадцать? Семнадцать?
— Восемнадцать, с прошлого месяца.
— Родители?
Она начала немного волноваться.
— Куда это пойдет?
— Я хочу знать, с кем работаю.
Она начала волноваться сильнее.
— С каких это пор я с вами работаю?
— С сегодняшнего дня. Есть одна неприятная загадка, которую надо решить, и ты вполне способна с нею справиться. Мне сказали, ты уже можешь покинуть больницу.
Так и осталось неясным, что это было: настойчивая личная просьба или официальное требование. Определенно, она не испытывала ни малейшего желания работать с Мейнардом. Всесильный бог Питтсбурга мог превратить ее жизнь в ад. Теперь она уже взрослая, с законным паспортом, и прятать ей нечего. По крайней мере, она думает, что ей нечего прятать.
— Ладно. Можно, я поищу свою одежду: интересно, куда они ее подевали? А потом вы расскажете мне о загадке.
Одежда быстро нашлась, и, когда Мейнард осторожно удалился, Тинкер встала, чтобы переодеться.
Под хлопчатобумажным халатом она была совершенно голая. Не снимая халата и поглядывая на дверь, которую бог не удосужился запереть, Тинкер надела трусы и лифчик. К счастью, никто не ворвался и не помешал ей. Потом натянула плотницкие штаны и, наконец, молниеносным движением скинув халат, скользнула в байкерскую рубашку. И, стоя спиной к двери, довольно долго застегивала ее.
Ее одежда была вычищена и выстирана. Им удалось полностью удалить с широких джинсов пятна крови Ветроволка и найти замену нижней пуговице на спортивной рубашке. Пуговица оторвалась много недель назад, и Тинкер не знала, как ее заменить. Чистить одежду она могла. Но чинить умела только машины.
Она влезла в свои ботинки со стальными носками и застегнула их. Потом прошлась по комнате, чувствуя, что теперь готова побеседовать с Мейнардом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112