Прутья опадают все быстрее и быстрее, образуя дыру в форме человека. Когда она прорисовывается ясно, в нее проходит Линож. Он кидает взгляд на двух съежившихся в углу людей, поворачивается и указывает своей тростью на дверь.
Хэтч заносит топор для очередного удара, но дверь внезапно распахивается сама. В нее врывается серебристо-синий свет.
Голос Линожа говорит:
– Хэтч.
Хэтч шагает в поток света. Джек хватает его за рукав.
– Хэтч, нет!
Хэтч, не обратив внимания, входит в свет, топор выскальзывает из его руки.
К магазину подъезжает вездеход. Сквозь закрытые штормовые ставни пробивается яркий синий свет, бьющий в дверь между магазином и офисом.
В автомобиле, набитом здоровыми парнями, Джонни спрашивает, затаив дыхание:
– Что это?
Майк не утруждает себя ответом, но выскакивает из машины чуть ли не раньше, чем она остановилась. Остальные за ним, но Майк добегает до ступеней первым.
Хэтч идет в ослепительном свете, как лунатик, не замечая парящих и кружащих в воздухе предметов. На его голову натыкается компьютер, Хэтч от него отмахивается, и компьютер плывет в сторону, как под водой. Хэтч подходит к Линожу, окруженному почти невыносимым светом.
Теперь мы видим, что Линож – старик с ниспадающими почти до плеч неровными прядями седых волос. Щеки и брови его изрезаны морщинами, губы запали, но это сильное лицо… и на нем господствуют глаза, где крутятся вихри красного и черного. Его обычная одежда исчезла, и он стоит в черном облачении с блестящим и шевелящимся серебряным узором. В руке он по-прежнему держит трость с волчьей головой, но теперь видно, что трость покрыта магическими рунами, а другой рукой он хватает за плечо Хэтча… только это не рука, а когтистая лапа хищной птицы.
Он наклоняется, почти касаясь своим лицом лица Хэтча. Губы его раскрываются, обнажая остроконечные зубы. Хэтч все это время смотрит расширенными пустыми глазами.
– Дайте мне то, что я хочу, и я уйду. Скажи им. Дайте мне то, что я хочу… и я уйду.
Он поворачивается, взмахнув подолом своего одеяния, и шагает к выходу на погрузочную площадку.
Двери магазина распахиваются, и врывается Майк, за ним его команда. Он бежит по центральному пролету, перепрыгивает через перевернутый стол и хватает Кирка Фримена за плечи.
– Что случилось? Где Хэтч? Кирк тупо показывает в сторону офиса. У него нет слов. Майк кидается к двери… и останавливается.
Офис выглядит так, будто здесь прошелся смерч. Повсюду разбросаны бумаги и вещи, полощущиеся под ветром, врывающимся из открытой задней двери. На полу валяется разбитый компьютер Хэтча. Клетка пуста. Перед ее дверью лежит груда прутьев, и дверь по-прежнему заперта, хотя в ней и зияет дыра. А дыра напоминает контуры человека.
Робби и Генри сидят у стены, крепко обнявшись, как дети в темноте. Хэтч стоит посреди комнаты спиной к Майку, и голова его опущена.
Майк осторожно подходит к нему. Его спутники сгрудились в дверях, глядя расширенными глазами с застывших лиц.
– Хэтч? Что здесь было? – спрашивает Майк. Хэтч не отвечает, пока Майк не трогает его за плечо:
– Что здесь было?
Хэтч поворачивается. Его лицо после близкого знакомства с Линожем изменилось. На нем печать страха, которая, быть может, не пройдет никогда – даже если он переживет Бурю Века. Майк поражен.
– Хэтч! Боже мой, что?..
– Мы должны дать ему то, что он хочет. Если мы это сделаем, он уйдет. Оставит нас в покое. Если нет…
Хэтч глядит в открытую дверь, где вихрями клубится снег. К ним медленно, как старик, подходит Робби.
– Куда он ушел? – спрашивает он.
– Туда. В шторм, – отвечает Хэтч.
Камера смотрит от города на океан. Снег укрывает землю, наметает сугробы, и море все еще бьет в берег и взметает в воздух пену. Где-то там – Линож, как часть этой бури.
Затемнение. Конец акта пятого.
АКТ ШЕСТОЙ
На перекрестке Мэйн-стрит и Атлантик сугробы еще глубже, и еще несколько витрин провалены внутрь. Теперь по улицам не пройдет даже вездеход, и фонарные столбы засыпаны уже выше чем наполовину.
Камера снова отъезжает к аптеке, и мы видим, что внутри все стало зимней тундрой. Морозно блестят в глубине аптеки буквы РЕЦЕПТУРНЫЙ ОТДЕЛ. Возле витрины висит плакат СТУКНИ ОБОГРЕВАТЕЛЕМ ЗИМЕ ПО МОРДЕ!, но на этот раз Зима смеется последней: стоящие в ряд обогреватели засыпаны снегом.
И часы с маятником уже засыпаны вместе с циферблатом, но они еще идут. Сейчас они начинают отбивать время. Раз… два…три… четыре…
В доме Марты Кларендон в прихожей лежит ее тело, накрытое скатертью. И слышен голос других часов. Пять… шесть… семь… восемь.
В детском саду Молли часы с кукушкой (детям нравится, как она выскакивает и прячется – бесстыдно, как будто язык высовывает) подхватывают: девять… десять… одиннадцать… двенадцать. Сказав это последнее слово, птица прячется обратно в ящик. В детском саду безупречно чисто, но несколько зловеще. Стоят маленькие столики и стулья, картинки на стенах, доска, на которой написано: "мы говорим «спасибо», "мы говорим «пожалуйста». Слишком здесь много теней и слишком много тишины.
У погрузочной площадки возле магазина все так же лежит завернутое тело
Питера Годсо – теперь просто кусок льда… но все так же торчат из-под брезента его сапоги.
Офис так же усыпан бумагой и канцелярскими принадлежностями, и все так же лежат грудой опавшие прутья, но теперь здесь пусто. Камера движется в магазин, и там тоже никого нет. Только перевернутый стоя и рассыпанные карты в отделе консервов свидетельствуют, что здесь что-то случилось, какая-то беда, но теперь уже беда эта не здесь. Большие настенные часы над кассой – они на батарейках – показывают одну минуту первого.
В сарае-кладовой за зданием мэрии лежат два завернутых тела – Билли Соамса и Коры Стенхоуп.
В ночной кухне мэрии все прибрано до блеска – чистые стойки, вымытые кастрюли висят на сушилках. Небольшая армия городских дам (без сомнения, под командованием миссис Кингсбери) сделала все, как следует, и все готово к приготовлению завтрака – блинчики человек на двести. Настенные часы показывают две минуты первого. Как и в детском саду «Маленький народ», обстановка несколько зловещая – еле горящий свет (экономия горючего) и завывающий снаружи ветер.
На табуретах у двери сидят Джек Карвер и Кирк Фримен. У них на коленях охотничьи ружья. И обоих клонит в дрему.
– И как мы в такой каше что-нибудь увидим? – спрашивает Кирк.
Джек качает головой. Он тоже этого не знает.
В офисе мэрии тихо и бессмысленно потрескивает рация. Ничего, кроме помех. У двери сторожат Хэтч и Алекс Хабер, тоже с ружьями. То есть… сторожит Хэтч, а Алекс дремлет. Хэтч смотрит на него, и мы видим, как он обсуждает сам с собой, толкнуть ли Алекса локтем. Решает пожалеть спящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Хэтч заносит топор для очередного удара, но дверь внезапно распахивается сама. В нее врывается серебристо-синий свет.
Голос Линожа говорит:
– Хэтч.
Хэтч шагает в поток света. Джек хватает его за рукав.
– Хэтч, нет!
Хэтч, не обратив внимания, входит в свет, топор выскальзывает из его руки.
К магазину подъезжает вездеход. Сквозь закрытые штормовые ставни пробивается яркий синий свет, бьющий в дверь между магазином и офисом.
В автомобиле, набитом здоровыми парнями, Джонни спрашивает, затаив дыхание:
– Что это?
Майк не утруждает себя ответом, но выскакивает из машины чуть ли не раньше, чем она остановилась. Остальные за ним, но Майк добегает до ступеней первым.
Хэтч идет в ослепительном свете, как лунатик, не замечая парящих и кружащих в воздухе предметов. На его голову натыкается компьютер, Хэтч от него отмахивается, и компьютер плывет в сторону, как под водой. Хэтч подходит к Линожу, окруженному почти невыносимым светом.
Теперь мы видим, что Линож – старик с ниспадающими почти до плеч неровными прядями седых волос. Щеки и брови его изрезаны морщинами, губы запали, но это сильное лицо… и на нем господствуют глаза, где крутятся вихри красного и черного. Его обычная одежда исчезла, и он стоит в черном облачении с блестящим и шевелящимся серебряным узором. В руке он по-прежнему держит трость с волчьей головой, но теперь видно, что трость покрыта магическими рунами, а другой рукой он хватает за плечо Хэтча… только это не рука, а когтистая лапа хищной птицы.
Он наклоняется, почти касаясь своим лицом лица Хэтча. Губы его раскрываются, обнажая остроконечные зубы. Хэтч все это время смотрит расширенными пустыми глазами.
– Дайте мне то, что я хочу, и я уйду. Скажи им. Дайте мне то, что я хочу… и я уйду.
Он поворачивается, взмахнув подолом своего одеяния, и шагает к выходу на погрузочную площадку.
Двери магазина распахиваются, и врывается Майк, за ним его команда. Он бежит по центральному пролету, перепрыгивает через перевернутый стол и хватает Кирка Фримена за плечи.
– Что случилось? Где Хэтч? Кирк тупо показывает в сторону офиса. У него нет слов. Майк кидается к двери… и останавливается.
Офис выглядит так, будто здесь прошелся смерч. Повсюду разбросаны бумаги и вещи, полощущиеся под ветром, врывающимся из открытой задней двери. На полу валяется разбитый компьютер Хэтча. Клетка пуста. Перед ее дверью лежит груда прутьев, и дверь по-прежнему заперта, хотя в ней и зияет дыра. А дыра напоминает контуры человека.
Робби и Генри сидят у стены, крепко обнявшись, как дети в темноте. Хэтч стоит посреди комнаты спиной к Майку, и голова его опущена.
Майк осторожно подходит к нему. Его спутники сгрудились в дверях, глядя расширенными глазами с застывших лиц.
– Хэтч? Что здесь было? – спрашивает Майк. Хэтч не отвечает, пока Майк не трогает его за плечо:
– Что здесь было?
Хэтч поворачивается. Его лицо после близкого знакомства с Линожем изменилось. На нем печать страха, которая, быть может, не пройдет никогда – даже если он переживет Бурю Века. Майк поражен.
– Хэтч! Боже мой, что?..
– Мы должны дать ему то, что он хочет. Если мы это сделаем, он уйдет. Оставит нас в покое. Если нет…
Хэтч глядит в открытую дверь, где вихрями клубится снег. К ним медленно, как старик, подходит Робби.
– Куда он ушел? – спрашивает он.
– Туда. В шторм, – отвечает Хэтч.
Камера смотрит от города на океан. Снег укрывает землю, наметает сугробы, и море все еще бьет в берег и взметает в воздух пену. Где-то там – Линож, как часть этой бури.
Затемнение. Конец акта пятого.
АКТ ШЕСТОЙ
На перекрестке Мэйн-стрит и Атлантик сугробы еще глубже, и еще несколько витрин провалены внутрь. Теперь по улицам не пройдет даже вездеход, и фонарные столбы засыпаны уже выше чем наполовину.
Камера снова отъезжает к аптеке, и мы видим, что внутри все стало зимней тундрой. Морозно блестят в глубине аптеки буквы РЕЦЕПТУРНЫЙ ОТДЕЛ. Возле витрины висит плакат СТУКНИ ОБОГРЕВАТЕЛЕМ ЗИМЕ ПО МОРДЕ!, но на этот раз Зима смеется последней: стоящие в ряд обогреватели засыпаны снегом.
И часы с маятником уже засыпаны вместе с циферблатом, но они еще идут. Сейчас они начинают отбивать время. Раз… два…три… четыре…
В доме Марты Кларендон в прихожей лежит ее тело, накрытое скатертью. И слышен голос других часов. Пять… шесть… семь… восемь.
В детском саду Молли часы с кукушкой (детям нравится, как она выскакивает и прячется – бесстыдно, как будто язык высовывает) подхватывают: девять… десять… одиннадцать… двенадцать. Сказав это последнее слово, птица прячется обратно в ящик. В детском саду безупречно чисто, но несколько зловеще. Стоят маленькие столики и стулья, картинки на стенах, доска, на которой написано: "мы говорим «спасибо», "мы говорим «пожалуйста». Слишком здесь много теней и слишком много тишины.
У погрузочной площадки возле магазина все так же лежит завернутое тело
Питера Годсо – теперь просто кусок льда… но все так же торчат из-под брезента его сапоги.
Офис так же усыпан бумагой и канцелярскими принадлежностями, и все так же лежат грудой опавшие прутья, но теперь здесь пусто. Камера движется в магазин, и там тоже никого нет. Только перевернутый стоя и рассыпанные карты в отделе консервов свидетельствуют, что здесь что-то случилось, какая-то беда, но теперь уже беда эта не здесь. Большие настенные часы над кассой – они на батарейках – показывают одну минуту первого.
В сарае-кладовой за зданием мэрии лежат два завернутых тела – Билли Соамса и Коры Стенхоуп.
В ночной кухне мэрии все прибрано до блеска – чистые стойки, вымытые кастрюли висят на сушилках. Небольшая армия городских дам (без сомнения, под командованием миссис Кингсбери) сделала все, как следует, и все готово к приготовлению завтрака – блинчики человек на двести. Настенные часы показывают две минуты первого. Как и в детском саду «Маленький народ», обстановка несколько зловещая – еле горящий свет (экономия горючего) и завывающий снаружи ветер.
На табуретах у двери сидят Джек Карвер и Кирк Фримен. У них на коленях охотничьи ружья. И обоих клонит в дрему.
– И как мы в такой каше что-нибудь увидим? – спрашивает Кирк.
Джек качает головой. Он тоже этого не знает.
В офисе мэрии тихо и бессмысленно потрескивает рация. Ничего, кроме помех. У двери сторожат Хэтч и Алекс Хабер, тоже с ружьями. То есть… сторожит Хэтч, а Алекс дремлет. Хэтч смотрит на него, и мы видим, как он обсуждает сам с собой, толкнуть ли Алекса локтем. Решает пожалеть спящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69