Она обезумела от шока, горя, невозможности поверить.
Линож надевает желтые перчатки, шапку.
– А теперь я возьму своего нового протеже и оставлю вас наедине с вашими мыслями. Надеюсь, они будут счастливыми.
Он идет вниз по ступеням. Его путь лежит по центральному проходу недалеко от места, где сидит Майк. Молли бросается к краю помоста, и глаза ее так выкатились, что занимают пол-лица. Она видит, что стража Майка больше не выполняет свою работу:
Люсьен, Санни и остальные глядят на Линожа с отвисшими челюстями.
– Останови его, Майк! – визжит Молли. – Ради Бога, останови его!
Майк знает, что будет, если он бросится на Линожа: один взмах трости – и он будет отскребать себя от стены. Он поднимает глаза на жену – наверное, уже бывшую жену. Страшные, мертвые глаза.
– Поздно, Молли.
Ее реакция – сперва отчаяние, потом – безумная решимость. Если Майк не поможет исправить ошибку, которую они допустили, она сделает это сама. Она оглядывается… видит пистолет Робби, который лежит на помосте. Она хватает его и бросается с помоста на пол.
– Стой! – кричит она. – Я предупреждаю!
Линож идет дальше, и с ним происходит перемена. Куртка превращается в королевское синее с серебром облачение, украшенное солнцами, лунами, прочими каббалистическими символами. Шапка становится остроконечной шляпой чернокнижника или чародея. И трость становится скипетром. На ней сверху по-прежнему волчья голова, но теперь она венчает такой жезл, что хоть Мерлину впору.
Молли то ли не видит, то ли ей все равно. Ей нужно только одно – остановить его. Она вступает в проход и направляет пистолет.
– Стой, или я стреляю!
Но Санни и Алекс Хабер загораживают ей путь к Линожу. Люсьен и Джонни Гарриман ее хватают… и Хэтч мягко забирает из ее руки пистолет. Майк все это время сидит, опустив голову, не в силах смотреть.
– Простите, миссис Андерсон… – говорит Санни. – Но мы договорились.
– Мы не понимали, о чем договариваемся! – кричит Молли. – Мы не знали, что делали! Майк был прав, мы не… не… Джек, останови его! Не дай ему взять Ральфи! Не давай ему взять моего сына!
– Я не могу этого сделать, Молли, – отвечает Джек. И с тенью упрека добавляет:
– А ведь ты так не кричала бы, если бы это я вытащил черный шарик.
Она глядит на него, не веря своим ушам. Он секунду выдерживает ее взгляд, потом колеблется… но тут Анджела обнимает его за плечи и вперяется в Молли с открытой враждебностью.
– Ты что, совсем не умеешь проигрывать?
– Это… – Молли задохнулась. -…это тебе не бейсбол!
К детскому углу подходит Линож, чародей с головы до пят, в ярком голубом сиянии. Еще раз виден его огромный возраст. Родители и их друзья отшатываются от него со страхом. Он их не замечает абсолютно. Нагнувшись, он берет на руки Ральфи Андерсона и восхищенно на него смотрит.
Молли чуть не удалось в отчаянной борьбе вырваться из рук держащих ее сильных мужчин. С истерическим вызовом она кричит Линожу через весь пролет:
– Вы нас обманули!
– Возможно, вы сами обманули себя, – отвечает он.
– Он никогда не будет вашим! Никогда! Линож поднимает спящего мальчика, как подношение. Голубое сияние вокруг него становится ярче… и начинает захватывать Ральфи. Старость Линожа не добра, а жестока, такая, которая пугает. И его торжествующая улыбка – это ужас, который долго будет еще в наших снах.
– Будет. Он полюбит меня. – Линож делает паузу. – И он будет называть меня отцом.
Это – страшная правда, против которой Молли уже не выстоять. Она падает на удерживающие ее руки, не в силах держаться на ногах. Линож еще секунду выдерживает ее взгляд, потом отворачивается – развевается край его облачения. Он шагает к двери. И все глаза поворачиваются ему вслед.
А мы видим Майка. Он встает. Лицо его все такое же мертвое. Хэтч касается его рукой.
– Майк, я…
– Не трогай меня, – отталкивает его руку Майк. – Никто из вас меня больше не трогайте. – Взгляд на Молли. – Никто.
Он идет по боковому проходу, и никто его не останавливает.
Он выходит из зала как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как край облачения Линожа исчезает за входной дверью в ночи. Сперва остановившись, он идет туда же.
Майк выходит, останавливается и смотрит, и дыхание его серебрится в свете луны.
Перед зданием стоят Линож и Ральфи, и Линож все еще сияет ярко-голубым светом. Камера смотрит ему вслед, а он несет Ральфи к улице… берегу… проливу… материку… и не считанным лигам бескрайней земли. Мы видим его следы – сперва глубокие… потом легкие… потом еле заметные…
Миновав купол с мемориальным колоколом, Линож начинает подниматься в воздух. Всего на дюйм-другой, но расстояние от него до земли медленно растет. Будто он идет по лестнице, которую мы не видим.
А Майк у входа в мэрию кричит вслед своему сыну, вложив все свое горе в единое слово:
– Ральфи!
Линож и Ральфи. Ночь. Ральфи открывает глаза и оглядывается.
– Где я? Где мой папа?
Далекий, еле слышный голос Майка:
– Ральфи…
– Это неважно, мальчик с седлом феи, – говорит Линож. – Посмотри вниз!
Ральфи смотрит. Они летят над проливом. Тени их летят по волнам, окруженные лунной дорожкой. Ральфи улыбается от радости.
– Ух ты! Класс! – И после паузы:
– А это настоящее?
– Как яблочный пирог, – отвечает Линож.
Ральфи оглядывается на:
Литтл-Толл-Айленд. Это почти негатив того изображения, что мы показывали вначале – ночь вместо дня, уход вместо приближения. В лунном свете Литтл-Толл-Айленд выглядит почти иллюзией. Чем он скоро для Ральфи и станет.
– А куда мы летим? – спрашивает Ральфи. Линож подбрасывает скипетр в воздух, и он занимает то положение, которое было, когда Линож летал с детьми. Его тень, теперь от луны, а не от солнца, лежит поперек лица Линожа. Линож наклоняет голову и целует седло феи на носу у Ральфи.
– Куда хотим. Всюду. Во все те места, которые тебе только снились.
– А мама с папой? Когда они прилетят?
– А, об этом потом, – улыбается Линож. Что ж, ему виднее, он взрослый… и потом, это так интересно!
– О'кей, – говорит Ральфи. Линож поворачивает – закладывает вираж, почти как самолет, – и они улетают от нас прочь.
Майк стоит на ступенях мэрии. Он плачет. Джоанна Стенхоуп выходит из мэрии и кладет ему руку на плечо. С бесконечной добротой она произносит:
– Войди в дом, Майк.
Не обратив на нее внимания, он идет вниз по ступеням, пробивая путь в рыхлом снегу. Для тех, кто не волшебник, это трудная работа, но он идет вперед. Он идет по следам Линожа, и камера следит за ним, глядя, как отпечатки становятся все легче и легче, все меньше связаны с землей, где обязаны жить смертные.
Мимо мемориального колокола, здесь еще один исчезающий отпечаток… и ничего. Поля девственного снега. Майк в рыданиях валится у последнего следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Линож надевает желтые перчатки, шапку.
– А теперь я возьму своего нового протеже и оставлю вас наедине с вашими мыслями. Надеюсь, они будут счастливыми.
Он идет вниз по ступеням. Его путь лежит по центральному проходу недалеко от места, где сидит Майк. Молли бросается к краю помоста, и глаза ее так выкатились, что занимают пол-лица. Она видит, что стража Майка больше не выполняет свою работу:
Люсьен, Санни и остальные глядят на Линожа с отвисшими челюстями.
– Останови его, Майк! – визжит Молли. – Ради Бога, останови его!
Майк знает, что будет, если он бросится на Линожа: один взмах трости – и он будет отскребать себя от стены. Он поднимает глаза на жену – наверное, уже бывшую жену. Страшные, мертвые глаза.
– Поздно, Молли.
Ее реакция – сперва отчаяние, потом – безумная решимость. Если Майк не поможет исправить ошибку, которую они допустили, она сделает это сама. Она оглядывается… видит пистолет Робби, который лежит на помосте. Она хватает его и бросается с помоста на пол.
– Стой! – кричит она. – Я предупреждаю!
Линож идет дальше, и с ним происходит перемена. Куртка превращается в королевское синее с серебром облачение, украшенное солнцами, лунами, прочими каббалистическими символами. Шапка становится остроконечной шляпой чернокнижника или чародея. И трость становится скипетром. На ней сверху по-прежнему волчья голова, но теперь она венчает такой жезл, что хоть Мерлину впору.
Молли то ли не видит, то ли ей все равно. Ей нужно только одно – остановить его. Она вступает в проход и направляет пистолет.
– Стой, или я стреляю!
Но Санни и Алекс Хабер загораживают ей путь к Линожу. Люсьен и Джонни Гарриман ее хватают… и Хэтч мягко забирает из ее руки пистолет. Майк все это время сидит, опустив голову, не в силах смотреть.
– Простите, миссис Андерсон… – говорит Санни. – Но мы договорились.
– Мы не понимали, о чем договариваемся! – кричит Молли. – Мы не знали, что делали! Майк был прав, мы не… не… Джек, останови его! Не дай ему взять Ральфи! Не давай ему взять моего сына!
– Я не могу этого сделать, Молли, – отвечает Джек. И с тенью упрека добавляет:
– А ведь ты так не кричала бы, если бы это я вытащил черный шарик.
Она глядит на него, не веря своим ушам. Он секунду выдерживает ее взгляд, потом колеблется… но тут Анджела обнимает его за плечи и вперяется в Молли с открытой враждебностью.
– Ты что, совсем не умеешь проигрывать?
– Это… – Молли задохнулась. -…это тебе не бейсбол!
К детскому углу подходит Линож, чародей с головы до пят, в ярком голубом сиянии. Еще раз виден его огромный возраст. Родители и их друзья отшатываются от него со страхом. Он их не замечает абсолютно. Нагнувшись, он берет на руки Ральфи Андерсона и восхищенно на него смотрит.
Молли чуть не удалось в отчаянной борьбе вырваться из рук держащих ее сильных мужчин. С истерическим вызовом она кричит Линожу через весь пролет:
– Вы нас обманули!
– Возможно, вы сами обманули себя, – отвечает он.
– Он никогда не будет вашим! Никогда! Линож поднимает спящего мальчика, как подношение. Голубое сияние вокруг него становится ярче… и начинает захватывать Ральфи. Старость Линожа не добра, а жестока, такая, которая пугает. И его торжествующая улыбка – это ужас, который долго будет еще в наших снах.
– Будет. Он полюбит меня. – Линож делает паузу. – И он будет называть меня отцом.
Это – страшная правда, против которой Молли уже не выстоять. Она падает на удерживающие ее руки, не в силах держаться на ногах. Линож еще секунду выдерживает ее взгляд, потом отворачивается – развевается край его облачения. Он шагает к двери. И все глаза поворачиваются ему вслед.
А мы видим Майка. Он встает. Лицо его все такое же мертвое. Хэтч касается его рукой.
– Майк, я…
– Не трогай меня, – отталкивает его руку Майк. – Никто из вас меня больше не трогайте. – Взгляд на Молли. – Никто.
Он идет по боковому проходу, и никто его не останавливает.
Он выходит из зала как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как край облачения Линожа исчезает за входной дверью в ночи. Сперва остановившись, он идет туда же.
Майк выходит, останавливается и смотрит, и дыхание его серебрится в свете луны.
Перед зданием стоят Линож и Ральфи, и Линож все еще сияет ярко-голубым светом. Камера смотрит ему вслед, а он несет Ральфи к улице… берегу… проливу… материку… и не считанным лигам бескрайней земли. Мы видим его следы – сперва глубокие… потом легкие… потом еле заметные…
Миновав купол с мемориальным колоколом, Линож начинает подниматься в воздух. Всего на дюйм-другой, но расстояние от него до земли медленно растет. Будто он идет по лестнице, которую мы не видим.
А Майк у входа в мэрию кричит вслед своему сыну, вложив все свое горе в единое слово:
– Ральфи!
Линож и Ральфи. Ночь. Ральфи открывает глаза и оглядывается.
– Где я? Где мой папа?
Далекий, еле слышный голос Майка:
– Ральфи…
– Это неважно, мальчик с седлом феи, – говорит Линож. – Посмотри вниз!
Ральфи смотрит. Они летят над проливом. Тени их летят по волнам, окруженные лунной дорожкой. Ральфи улыбается от радости.
– Ух ты! Класс! – И после паузы:
– А это настоящее?
– Как яблочный пирог, – отвечает Линож.
Ральфи оглядывается на:
Литтл-Толл-Айленд. Это почти негатив того изображения, что мы показывали вначале – ночь вместо дня, уход вместо приближения. В лунном свете Литтл-Толл-Айленд выглядит почти иллюзией. Чем он скоро для Ральфи и станет.
– А куда мы летим? – спрашивает Ральфи. Линож подбрасывает скипетр в воздух, и он занимает то положение, которое было, когда Линож летал с детьми. Его тень, теперь от луны, а не от солнца, лежит поперек лица Линожа. Линож наклоняет голову и целует седло феи на носу у Ральфи.
– Куда хотим. Всюду. Во все те места, которые тебе только снились.
– А мама с папой? Когда они прилетят?
– А, об этом потом, – улыбается Линож. Что ж, ему виднее, он взрослый… и потом, это так интересно!
– О'кей, – говорит Ральфи. Линож поворачивает – закладывает вираж, почти как самолет, – и они улетают от нас прочь.
Майк стоит на ступенях мэрии. Он плачет. Джоанна Стенхоуп выходит из мэрии и кладет ему руку на плечо. С бесконечной добротой она произносит:
– Войди в дом, Майк.
Не обратив на нее внимания, он идет вниз по ступеням, пробивая путь в рыхлом снегу. Для тех, кто не волшебник, это трудная работа, но он идет вперед. Он идет по следам Линожа, и камера следит за ним, глядя, как отпечатки становятся все легче и легче, все меньше связаны с землей, где обязаны жить смертные.
Мимо мемориального колокола, здесь еще один исчезающий отпечаток… и ничего. Поля девственного снега. Майк в рыданиях валится у последнего следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69