Несколько человек вздрагивают.
– Я призываю собрание к порядку. По-моему, лучше всего будет решать это дело так, как мы решали бы любой городской вопрос. В конце концов, так ведь оно и есть? Это городской вопрос?
Молчание и напряженные лица. У Майка такой вид, будто он хочет ответить – но он молчит. Молли все также тревожно смотрит на своего мужа и гладит его руку, которая крепко (может быть, до боли) сжимает ее руку.
– Есть возражения? – спрашивает Робби. Молчание. Робби снова опускает молоток – хрясь! – и снова несколько человек вздрагивают. Но не дети. Они крепко спят. Или лежат без сознания.
– Вопрос стоит о том, дать ли этому… этой личности, которая к нам явилась, одного из наших детей. Он говорит, что уйдет, если мы дадим ему то, что он хочет, и убьет нас всех – включая детей – если мы откажем. Я правильно сформулировал вопрос?
Молчание.
– Хорошо. Так что же скажет Литтл-Толл-Айленд? Кто хочет говорить.
Молчание. Потом медленно поднимается Кол Фриз. Оглядывается на своих земляков.
– Я не вижу у нас выбора, если мы верим, что он может сделать, как сказал.
– А ты ему веришь? – спрашивает Роберта Койн.
– Это первое, о чем я себя спросил. И… да, верю. Я видел многое, что меня убедило. Я думаю так: или мы дадим ему то, что он хочет, или он возьмет все, что у нас есть… и детей тоже.
Кол садится.
– Роберта Койн отметила важный момент, – говорит Робби. – Кто верит, что Линож сказал правду? Что он может стереть весь остров с лица земли и сделает это?
Молчание. Верят все, но никто не хочет поднять руку первым.
– У нас у всех был один и тот же сон, – говорит Делла Биссонет. – И это не был обычный сон. Я это знаю, и мы все знаем. Он честно нас предупредил.
Она поднимает руку.
– Ничего честного здесь нет, – говорит Берт Соамс, – но…
Одна его рука в импровизированной шине, но он поднимает другую. Его примеру следуют остальные – сначала немногие, потом больше, потом почти все. Хэтч и Молли поднимают руки последними. Только Майк угрюмо сидит, не поднимая рук с колен.
– Это еще не вопрос о том, что делать, Майк, – тихо говорит Молли. – Пока нет. Пока только верим мы или не верим…
– Я знаю, о чем этот вопрос, – отвечает Майк. – И когда станешь на эту дорогу, каждый следующий шаг легче предыдущего. Это я тоже знаю.
– Итак, – говорит Робби, опуская руку, – мы ему верим. Этот вопрос выяснен. Теперь, если есть мнения по основному вопросу…
– Я хочу сказать, – встает Майк.
– Твое право, – отвечает Робби. – Ты полноправный налогоплательщик.
Давай.
Майк медленно всходит по ступеням на помост. Молли смотрит, не отрывая глаз. Майк не потрудился взойти на трибуну – он просто повернулся лицом к землякам-островитянам. У нас несколько мгновений, когда растет внимание и напряжение в зале, пока Майк думает, как начать.
– Нет, он не человек. Я не голосовал, но я все равно согласен. Я видел, что он сделал с Мартой Кларендон, с Питером Годсо, что сделал с нашими детьми – и я не верю, что он человек. У меня были те же сны, что и у вас, и я не хуже вас сознаю реальность его угроз. Может быть, даже лучше – я ваш констебль, которого вы поставили следить за соблюдением ваших законов. Но… люди… детей не отдают головорезам! Вы это понимаете? Детей не отдают!
Из детского угла комнаты выходит Энди Робишо.
– Так какой же у нас выбор? Что мы будем делать? Что мы можем сделать?
Эту реплику встречает густой ропот согласия, и Майк встревожен – это заметно. Потому что единственный ответ, который у него есть, не имеет смысла. Этот ответ – доблесть правильного поступка.
– Встать против него, – говорит Майк. – Бок о бок и плечом к плечу. В один голос сказать ему «нет». Сделать то, что написано на дверях, через которые мы сюда вошли – верить в Бога и друг в друга. И тогда… быть может… он уйдет. Как уходят бури, когда выдуют свою силу.
– А если он начнет тыкать вокруг своей тростью? – встает Орв Бучер. – Что тогда? А мы будем падать, как мухи на подоконник?
Ропот согласия громче.
Встает преподобный Боб Риггинс:
– «Итак, отдавайте кесарю кесарево, а Божие – Богу». Ты сам это сказал, Майкл, час назад. Евангелие от Матфея.
– "Отойди от Меня, сатана, ибо сказано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Евангелие от Марка, – отвечает Майк и оглядывается вокруг. – Люди… если мы отдадим ребенка… одного из наших детей – как потом будем с этим жить и глядеть друг другу в глаза, даже если он оставит нам жизнь?
– Отлично будем жить, – отзывается Робби Билз. Майк ошеломленно оглядывается на него, и в этот момент по центральному проходу выходит к помосту Джек Карвер. Когда он начинает говорить, Майк поворачивается к нему. Его обстреливают со всех сторон.
– У нас у всех в жизни есть такое, с чем приходится жить, Майк. Или ты другой?
Попадание. Мы видим, как Майк вспоминает. И он обращается к Джеку и ко всем:
– Нет, я такой же. Но это будет не то, что жить и помнить, как ты смошенничал на экзамене, или с кем-то переспал, или дал кому-то в морду по пьянке или под плохое настроение. Это – ребенок. Джек, неужели ты не понимаешь?
Может быть, он до них достучался. Но тут начинает говорить Робби.
– Допустим, ты прав насчет отослать его прочь – допустим, мы все встанем плечом к плечу, обнимемся и скажем: «НЕТ!» Допустим, мы это сделаем, и он просто исчезнет. Вернется туда, откуда пришел.
Майк настороженно глядит, ожидая ловушки.
– Но ты видел наших детей. Я не знаю, что именно он с ними сделал, но не сомневаюсь, что полет в высоте – это точное об этом представление. Они могут упасть, и в это я верю. Ему стоит только махнуть этой своей тростью, и они упадут. И как нам жить и смотреть в глаза друг другу, если это случится? Мы будем себе говорить, что убили всех восьмерых только потому, что были слишком хорошими, слишком святыми, чтобы пожертвовать только одним?
– Но ведь это может быть блеф… – пытается сказать Майк.
– Это не блеф, Майкл, и ты это знаешь! – вдруг резко и враждебно перебивает Мелинда. – Ты это видел.
Тавия Годсо нерешительно выходит к началу центрального прохода – очевидно, островитяне предпочитают говорить отсюда. Сначала она говорит неуверенно, но обретает уверенность по ходу речи.
– Ты говоришь так, Майк, будто он убьет этого ребенка, Майкл… будто это человеческое жертвоприношение. А по мне это больше похоже на усыновление.
Она оглядывается, улыбаясь как бы на пробу – если уж нам предстоит это сделать, постараемся сделать, как лучше. Посмотрим с хорошей стороны.
– И еще долгая жизнь! – говорит Джонас и делает паузу. – То есть если ему верить. А после того, как я его видел… я верю.
Снова ропот согласия. И одобрения.
– Линож забил до смерти Марту Кларендон своей тростью! – кричит Майк. – Глаз ей выбил! Мы обсуждаем, отдавать ли ребенка чудовищу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Я призываю собрание к порядку. По-моему, лучше всего будет решать это дело так, как мы решали бы любой городской вопрос. В конце концов, так ведь оно и есть? Это городской вопрос?
Молчание и напряженные лица. У Майка такой вид, будто он хочет ответить – но он молчит. Молли все также тревожно смотрит на своего мужа и гладит его руку, которая крепко (может быть, до боли) сжимает ее руку.
– Есть возражения? – спрашивает Робби. Молчание. Робби снова опускает молоток – хрясь! – и снова несколько человек вздрагивают. Но не дети. Они крепко спят. Или лежат без сознания.
– Вопрос стоит о том, дать ли этому… этой личности, которая к нам явилась, одного из наших детей. Он говорит, что уйдет, если мы дадим ему то, что он хочет, и убьет нас всех – включая детей – если мы откажем. Я правильно сформулировал вопрос?
Молчание.
– Хорошо. Так что же скажет Литтл-Толл-Айленд? Кто хочет говорить.
Молчание. Потом медленно поднимается Кол Фриз. Оглядывается на своих земляков.
– Я не вижу у нас выбора, если мы верим, что он может сделать, как сказал.
– А ты ему веришь? – спрашивает Роберта Койн.
– Это первое, о чем я себя спросил. И… да, верю. Я видел многое, что меня убедило. Я думаю так: или мы дадим ему то, что он хочет, или он возьмет все, что у нас есть… и детей тоже.
Кол садится.
– Роберта Койн отметила важный момент, – говорит Робби. – Кто верит, что Линож сказал правду? Что он может стереть весь остров с лица земли и сделает это?
Молчание. Верят все, но никто не хочет поднять руку первым.
– У нас у всех был один и тот же сон, – говорит Делла Биссонет. – И это не был обычный сон. Я это знаю, и мы все знаем. Он честно нас предупредил.
Она поднимает руку.
– Ничего честного здесь нет, – говорит Берт Соамс, – но…
Одна его рука в импровизированной шине, но он поднимает другую. Его примеру следуют остальные – сначала немногие, потом больше, потом почти все. Хэтч и Молли поднимают руки последними. Только Майк угрюмо сидит, не поднимая рук с колен.
– Это еще не вопрос о том, что делать, Майк, – тихо говорит Молли. – Пока нет. Пока только верим мы или не верим…
– Я знаю, о чем этот вопрос, – отвечает Майк. – И когда станешь на эту дорогу, каждый следующий шаг легче предыдущего. Это я тоже знаю.
– Итак, – говорит Робби, опуская руку, – мы ему верим. Этот вопрос выяснен. Теперь, если есть мнения по основному вопросу…
– Я хочу сказать, – встает Майк.
– Твое право, – отвечает Робби. – Ты полноправный налогоплательщик.
Давай.
Майк медленно всходит по ступеням на помост. Молли смотрит, не отрывая глаз. Майк не потрудился взойти на трибуну – он просто повернулся лицом к землякам-островитянам. У нас несколько мгновений, когда растет внимание и напряжение в зале, пока Майк думает, как начать.
– Нет, он не человек. Я не голосовал, но я все равно согласен. Я видел, что он сделал с Мартой Кларендон, с Питером Годсо, что сделал с нашими детьми – и я не верю, что он человек. У меня были те же сны, что и у вас, и я не хуже вас сознаю реальность его угроз. Может быть, даже лучше – я ваш констебль, которого вы поставили следить за соблюдением ваших законов. Но… люди… детей не отдают головорезам! Вы это понимаете? Детей не отдают!
Из детского угла комнаты выходит Энди Робишо.
– Так какой же у нас выбор? Что мы будем делать? Что мы можем сделать?
Эту реплику встречает густой ропот согласия, и Майк встревожен – это заметно. Потому что единственный ответ, который у него есть, не имеет смысла. Этот ответ – доблесть правильного поступка.
– Встать против него, – говорит Майк. – Бок о бок и плечом к плечу. В один голос сказать ему «нет». Сделать то, что написано на дверях, через которые мы сюда вошли – верить в Бога и друг в друга. И тогда… быть может… он уйдет. Как уходят бури, когда выдуют свою силу.
– А если он начнет тыкать вокруг своей тростью? – встает Орв Бучер. – Что тогда? А мы будем падать, как мухи на подоконник?
Ропот согласия громче.
Встает преподобный Боб Риггинс:
– «Итак, отдавайте кесарю кесарево, а Божие – Богу». Ты сам это сказал, Майкл, час назад. Евангелие от Матфея.
– "Отойди от Меня, сатана, ибо сказано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Евангелие от Марка, – отвечает Майк и оглядывается вокруг. – Люди… если мы отдадим ребенка… одного из наших детей – как потом будем с этим жить и глядеть друг другу в глаза, даже если он оставит нам жизнь?
– Отлично будем жить, – отзывается Робби Билз. Майк ошеломленно оглядывается на него, и в этот момент по центральному проходу выходит к помосту Джек Карвер. Когда он начинает говорить, Майк поворачивается к нему. Его обстреливают со всех сторон.
– У нас у всех в жизни есть такое, с чем приходится жить, Майк. Или ты другой?
Попадание. Мы видим, как Майк вспоминает. И он обращается к Джеку и ко всем:
– Нет, я такой же. Но это будет не то, что жить и помнить, как ты смошенничал на экзамене, или с кем-то переспал, или дал кому-то в морду по пьянке или под плохое настроение. Это – ребенок. Джек, неужели ты не понимаешь?
Может быть, он до них достучался. Но тут начинает говорить Робби.
– Допустим, ты прав насчет отослать его прочь – допустим, мы все встанем плечом к плечу, обнимемся и скажем: «НЕТ!» Допустим, мы это сделаем, и он просто исчезнет. Вернется туда, откуда пришел.
Майк настороженно глядит, ожидая ловушки.
– Но ты видел наших детей. Я не знаю, что именно он с ними сделал, но не сомневаюсь, что полет в высоте – это точное об этом представление. Они могут упасть, и в это я верю. Ему стоит только махнуть этой своей тростью, и они упадут. И как нам жить и смотреть в глаза друг другу, если это случится? Мы будем себе говорить, что убили всех восьмерых только потому, что были слишком хорошими, слишком святыми, чтобы пожертвовать только одним?
– Но ведь это может быть блеф… – пытается сказать Майк.
– Это не блеф, Майкл, и ты это знаешь! – вдруг резко и враждебно перебивает Мелинда. – Ты это видел.
Тавия Годсо нерешительно выходит к началу центрального прохода – очевидно, островитяне предпочитают говорить отсюда. Сначала она говорит неуверенно, но обретает уверенность по ходу речи.
– Ты говоришь так, Майк, будто он убьет этого ребенка, Майкл… будто это человеческое жертвоприношение. А по мне это больше похоже на усыновление.
Она оглядывается, улыбаясь как бы на пробу – если уж нам предстоит это сделать, постараемся сделать, как лучше. Посмотрим с хорошей стороны.
– И еще долгая жизнь! – говорит Джонас и делает паузу. – То есть если ему верить. А после того, как я его видел… я верю.
Снова ропот согласия. И одобрения.
– Линож забил до смерти Марту Кларендон своей тростью! – кричит Майк. – Глаз ей выбил! Мы обсуждаем, отдавать ли ребенка чудовищу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69