Итак, одно мнение высказано. Кто следующий?
— Продолжить начатое Максимом, конечно, нужно. Но разве дело в этом? Патрик приложил большие усилия, чтобы внутренне понять убийцу. Должен признать, у него это хорошо получилось. Понять — значит простить, не так ли ?
— Не совсем.
— В нашем случае это одно и то же. Оставить его безнаказанным. Ничего не делать. Такая позиция просто не умещается в моем сознании!
— Может, она слишком широка для этого?
— Твое умение зло острить всем известно — может, не стоит так стараться? Она не широка — она цинична. Случилось нечто чудовищное — один из нас убил другого. Наши отношения всегда были далеки от идиллии, что только что убедительно продемонстрировал Патрик, однако никто из нас не мог представить ничего подобного. Глечке оскорбил память Учителя, отравил ядом все наше дело, и мы должны отреагировать.
— Отомстить?
— Я так не сказал. Не отомстить, а наказать.
— Можно мне? Меня поражает не только твоя позиция, Патрик, но и твоя, Яков, тоже. Вы почему-то говорите только о Максиме, как будто погиб он один. Погибли десятки людей! Я провел некоторые изыскания и пришел к выводу, что Томас и раньше занимался подобными вещами, но в меньших масштабах. Теперь он чувствует себя достаточно сильным для таких вот… акций. Кто его должен остановить?
— Я хочу сказать. Из твоей тирады, Питер, я заключаю, что остановить должны мы. Но с какой стати? Подожди, Гуннар, я хочу договорить, это важно. Мы вновь наталкиваемся на главный вопрос, о котором уже не раз спорили: должны ли мы заботиться о виде homo sapiens , должны ли мы считать себя его частью?Да, все мы родились как представители этого вида и внешне почти неотличимы от него. Но весь метаболизм, вся психика, весь образ жизни, возможности — все другое. Мы — не люди, Питер. Мы, конечно, можем их жалеть, помогать, но считать себя обязанными это делать — это совсем другое.
— Знаете, коллеги, позиция Ричарда, конечно, отталкивает, как любая крайность, но ведь в чем-то он прав. Безусловно, мы — не люди в обычном смысле слова, и прежде всего мы должны заботиться о сохранении и развитии того нового вида, представителями которого мы являемся. И еще хочу обратить внимание Питера на одну деталь. Кто эти «мы», которые должны что-то сделать? Гуннар напомнил сегодня, что Эзра уже год не выходит на связь. И он не один такой. Уже два года мы не видим Федора…
— Я здесь.
— Прости, я тебя не заметил — кстати, рад тебя видеть. Но моя оговорка ничего не меняет. Дело в том, что многим из нас не слишком требуется общество даже подобных себе — что уж говорить о людях!
— Хочу обратить твое внимание, Антонио, на то обстоятельство, что в ходе этих событий погиб один из представителей того нового вида, о сохранении которого мы — и в этом я с тобой согласен — должны заботиться.
— На правах ведущего позволю себе маленькую реплику. Как вы помните, эти споры начались очень давно. Однажды, слушая один из них — помимо меня и Партика в нем участвовали Томас и кто-то еще…
— А, припоминаю! Это был я.
— Да, верно — Ян. Так вот, слушая нас, Учитель сказал: ничто так не доказывает нашу человеческую природу, как эти перепалки. Если бы кто-то нас слышал, ему бы хватило нескольких минут, чтобы понять, что перед ним отнюдь не небожители.
— Мало ли какое острое словцо можно сказать! Учитель рассыпал их горстями. Но когда вопрос ставился всерьез, он высказывал сомнения. Он сомневался до самого конца — ты же знаешь!
— Да, знаю. Хорошо, кто еще хочет ?
— Позвольте мне.
— О, и скалы заговорили! Джон, ты ли это?
— Сначала о том, что говорил Ричард, — извини, Гуннар, что отвлекаюсь от темы, но мне надо сказать. В последнее время я размышлял об этом и понял: хотя меня редко тянет к людям, но не будь их, жизнь стала бы совершенно бесцветной и бессмысленной. И еще я думал о своей матери. Я знаю, она еще жива и думает обо мне — но как об умершем.
Теперь о происшедшей трагедии. Почему-то никто — даже Патрик с его практическим умом — не обратил внимания на одно обстоятельство. Человечество не оставит случившееся без внимания, не надо его недооценивать. Будет проведено расследование. Скорее всего, оно уже идет. И в ходе его обязательно вспомнят и заявления Максима, о которых говорил Партик, обратят внимание и на использование фантомов. Конечно, мы хорошо затворились в своих убежищах и стерли все следы, но кто упорно ищет, тот найдет. А искать нас будут отнюдь не как учителей, хранителей истины, а как вероятных сообщников опасного маньяка. В первую очередь опасность нависает над теми, кто ведет открытую деятельность и потому наиболее уязвим — я имею в виду Гуннара и Яна. Хотя бы поэтому мы должны что-то предпринять.
— Спасибо, Джон. Я надеялся, что кто-то об этом скажет, но не думал, что это будешь ты.
— Если позволите, теперь я возьму слово. Есть еще одна вещь, о которой не говорили. Одно дело, если найдут кого-то из нас. Это станет лишь помехой в наших занятиях, досадной задержкой: придется менять место, создавать новое убежище, легенду… И совсем другое — если найдут самого Томаса. Можно представить, что произойдет, когда они попытаются его схватить. Как я понял, он не один, он успел окружить себя учениками. Вы понимаете, какие будут жертвы? Кем бы мы себя ни считали, мы не можем этого допустить. Мы-то с вами знаем: справиться с Глечке можем только мы.
— Я все слушаю, слушаю и с каждым выступлением все больше убеждаюсь: мы существа или очень гордые, или беспечные.
— Что ты имеешь в виду?
— Никто не упомянул самый простой, самый очевидный мотив, который должен подтолкнуть нас к элементарной самозащите. Это забота о собственной безопасности.
— Но Джон…
— Джон говорил не о том. Кто сказал, что Максим — последняя жертва нашего бывшего товарища ? Ты, Патрик, слишком рационализировал его. «Возникла угроза — он оценил — и ликвидировал». Присущими методами. Это получается не Томас, а какая-то вычислительная машина. Нет, наш Томас не таков! Опасность разоблачения была лишь поводом. Он должен был проверить свою возросшую силу на ком-то, кто сильнее всех людей, на равном. И еще он, возможно, хотел переступить какую-то черту в себе самом, черту, проведенную еще Учителем, — чтобы ощутить себя уж точно вне всяких норм и запретов, над всеми. Он проверил, переступил, все прошло хорошо. Теперь он не остановится. Патрик говорил о ревности. Но такую ревность, вернее зависть, он испытывает ко всем нам. Он не владеет своим мозгом так, как Эзра, и телом — как Патрик или Такэо, он не обладает теми чувствами, что Питер, не умеет блуждать в иных мирах… Он может только одно: лепить своих чудовищных тараканов, все больше, все страшнее, все реальнее. Он не остановится, пока не убьет нас всех, одного за другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Продолжить начатое Максимом, конечно, нужно. Но разве дело в этом? Патрик приложил большие усилия, чтобы внутренне понять убийцу. Должен признать, у него это хорошо получилось. Понять — значит простить, не так ли ?
— Не совсем.
— В нашем случае это одно и то же. Оставить его безнаказанным. Ничего не делать. Такая позиция просто не умещается в моем сознании!
— Может, она слишком широка для этого?
— Твое умение зло острить всем известно — может, не стоит так стараться? Она не широка — она цинична. Случилось нечто чудовищное — один из нас убил другого. Наши отношения всегда были далеки от идиллии, что только что убедительно продемонстрировал Патрик, однако никто из нас не мог представить ничего подобного. Глечке оскорбил память Учителя, отравил ядом все наше дело, и мы должны отреагировать.
— Отомстить?
— Я так не сказал. Не отомстить, а наказать.
— Можно мне? Меня поражает не только твоя позиция, Патрик, но и твоя, Яков, тоже. Вы почему-то говорите только о Максиме, как будто погиб он один. Погибли десятки людей! Я провел некоторые изыскания и пришел к выводу, что Томас и раньше занимался подобными вещами, но в меньших масштабах. Теперь он чувствует себя достаточно сильным для таких вот… акций. Кто его должен остановить?
— Я хочу сказать. Из твоей тирады, Питер, я заключаю, что остановить должны мы. Но с какой стати? Подожди, Гуннар, я хочу договорить, это важно. Мы вновь наталкиваемся на главный вопрос, о котором уже не раз спорили: должны ли мы заботиться о виде homo sapiens , должны ли мы считать себя его частью?Да, все мы родились как представители этого вида и внешне почти неотличимы от него. Но весь метаболизм, вся психика, весь образ жизни, возможности — все другое. Мы — не люди, Питер. Мы, конечно, можем их жалеть, помогать, но считать себя обязанными это делать — это совсем другое.
— Знаете, коллеги, позиция Ричарда, конечно, отталкивает, как любая крайность, но ведь в чем-то он прав. Безусловно, мы — не люди в обычном смысле слова, и прежде всего мы должны заботиться о сохранении и развитии того нового вида, представителями которого мы являемся. И еще хочу обратить внимание Питера на одну деталь. Кто эти «мы», которые должны что-то сделать? Гуннар напомнил сегодня, что Эзра уже год не выходит на связь. И он не один такой. Уже два года мы не видим Федора…
— Я здесь.
— Прости, я тебя не заметил — кстати, рад тебя видеть. Но моя оговорка ничего не меняет. Дело в том, что многим из нас не слишком требуется общество даже подобных себе — что уж говорить о людях!
— Хочу обратить твое внимание, Антонио, на то обстоятельство, что в ходе этих событий погиб один из представителей того нового вида, о сохранении которого мы — и в этом я с тобой согласен — должны заботиться.
— На правах ведущего позволю себе маленькую реплику. Как вы помните, эти споры начались очень давно. Однажды, слушая один из них — помимо меня и Партика в нем участвовали Томас и кто-то еще…
— А, припоминаю! Это был я.
— Да, верно — Ян. Так вот, слушая нас, Учитель сказал: ничто так не доказывает нашу человеческую природу, как эти перепалки. Если бы кто-то нас слышал, ему бы хватило нескольких минут, чтобы понять, что перед ним отнюдь не небожители.
— Мало ли какое острое словцо можно сказать! Учитель рассыпал их горстями. Но когда вопрос ставился всерьез, он высказывал сомнения. Он сомневался до самого конца — ты же знаешь!
— Да, знаю. Хорошо, кто еще хочет ?
— Позвольте мне.
— О, и скалы заговорили! Джон, ты ли это?
— Сначала о том, что говорил Ричард, — извини, Гуннар, что отвлекаюсь от темы, но мне надо сказать. В последнее время я размышлял об этом и понял: хотя меня редко тянет к людям, но не будь их, жизнь стала бы совершенно бесцветной и бессмысленной. И еще я думал о своей матери. Я знаю, она еще жива и думает обо мне — но как об умершем.
Теперь о происшедшей трагедии. Почему-то никто — даже Патрик с его практическим умом — не обратил внимания на одно обстоятельство. Человечество не оставит случившееся без внимания, не надо его недооценивать. Будет проведено расследование. Скорее всего, оно уже идет. И в ходе его обязательно вспомнят и заявления Максима, о которых говорил Партик, обратят внимание и на использование фантомов. Конечно, мы хорошо затворились в своих убежищах и стерли все следы, но кто упорно ищет, тот найдет. А искать нас будут отнюдь не как учителей, хранителей истины, а как вероятных сообщников опасного маньяка. В первую очередь опасность нависает над теми, кто ведет открытую деятельность и потому наиболее уязвим — я имею в виду Гуннара и Яна. Хотя бы поэтому мы должны что-то предпринять.
— Спасибо, Джон. Я надеялся, что кто-то об этом скажет, но не думал, что это будешь ты.
— Если позволите, теперь я возьму слово. Есть еще одна вещь, о которой не говорили. Одно дело, если найдут кого-то из нас. Это станет лишь помехой в наших занятиях, досадной задержкой: придется менять место, создавать новое убежище, легенду… И совсем другое — если найдут самого Томаса. Можно представить, что произойдет, когда они попытаются его схватить. Как я понял, он не один, он успел окружить себя учениками. Вы понимаете, какие будут жертвы? Кем бы мы себя ни считали, мы не можем этого допустить. Мы-то с вами знаем: справиться с Глечке можем только мы.
— Я все слушаю, слушаю и с каждым выступлением все больше убеждаюсь: мы существа или очень гордые, или беспечные.
— Что ты имеешь в виду?
— Никто не упомянул самый простой, самый очевидный мотив, который должен подтолкнуть нас к элементарной самозащите. Это забота о собственной безопасности.
— Но Джон…
— Джон говорил не о том. Кто сказал, что Максим — последняя жертва нашего бывшего товарища ? Ты, Патрик, слишком рационализировал его. «Возникла угроза — он оценил — и ликвидировал». Присущими методами. Это получается не Томас, а какая-то вычислительная машина. Нет, наш Томас не таков! Опасность разоблачения была лишь поводом. Он должен был проверить свою возросшую силу на ком-то, кто сильнее всех людей, на равном. И еще он, возможно, хотел переступить какую-то черту в себе самом, черту, проведенную еще Учителем, — чтобы ощутить себя уж точно вне всяких норм и запретов, над всеми. Он проверил, переступил, все прошло хорошо. Теперь он не остановится. Патрик говорил о ревности. Но такую ревность, вернее зависть, он испытывает ко всем нам. Он не владеет своим мозгом так, как Эзра, и телом — как Патрик или Такэо, он не обладает теми чувствами, что Питер, не умеет блуждать в иных мирах… Он может только одно: лепить своих чудовищных тараканов, все больше, все страшнее, все реальнее. Он не остановится, пока не убьет нас всех, одного за другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69