Люди словно прислушивались к чему-то, и так продолжалось месяцами, кончаясь так же внезапно, как начиналось.
Совершенно иной характер имел феномен, наблюдавшийся в долинах Драконовых гор в Южной Африке. В утренних сумерках, когда еще не погасла ни одна звезда, в воздухе невысоко над землей появлялись трепещущие… мерцающие… переливающиеся… — никто не мог подобрать названия тому, что видел, — такого названия, которое устроило бы всех. Местные пастухи, первыми обнаружившие новое явление и наблюдавшие его чаще всех, называли его «кводо-ганобу» — отдаленно это можно было перевести как «душа-радуга». Люди, настроенные более прозаически — чиновники из Масеру, представители торговых фирм, изредка посещавшие эти места, — сравнивали увиденное с гигантскими светляками, шаровой молнией, фосфоресцирующими бабочками.
Последнее сравнение могло показаться самым точным — но только профану. Сэр Говард Стерн, исследовавший склоны здешних гор в поисках редкой разновидности akborea australis и увидевший мерцающее среди деревьев нежное сияние, сразу понял, что наблюдаемый объект не имеет отношения к предмету его научных интересов. Тем не менее он решил воспользоваться привычным орудием — сачком, — чтобы задержать наблюдаемое. Однако сачок бесполезно рассек воздух — нечто, продолжая сверкать и переливаться, удалилось. Сэр Говард решил, что имеет дело с чисто зрительным фантомом, с чем-то вроде миража. Но, осмотрев сачок, он понял, что ошибся: в марле зияло отверстие величиной с кулак, края ткани оплавились.
Днем сэр Говард рассказал о приключении местному жителю, который привозил ему продукты и почту. Тот выслушал рассказ об испорченном сачке с выражением крайнего неодобрения, а вечером лагерь энтомолога окружила толпа африканцев. Сопровождая свою речь угрозами, они потребовали от Стерна немедленно покинуть их землю. Причиной их гнева, как оказалось, явилась именно попытка поймать феномен. Африканцы считали кводо порождениями могущественного духа — покровителя этих мест. Встреча с кусочком радуги предвещала удачу; человек, страдающий от какого-либо недуга, мог надеяться на исцеление, если порхающее сияние приближалось к нему. Частое появление кводо означало, что дух весел, а это предвещало обильные дожди и благополучный год.
Славившемуся редкостным дружелюбием сэру Говарду с большим трудом удалось смягчить настроение собравшихся. Он дал клятвенное обещание никогда больше не пытаться поймать или причинить иной вред «душе радуге». Он сдержал обещание, однако он не был бы ученым, если бы не попробовал иначе исследовать столь необычное явление. Именно ему принадлежат первые — и самые удачные — фотографии странного объекта. Да, как это ни удивительно, феномен хорошо запечатлевался на пленке, то есть не являлся галлюцинацией. Больше ничего выяснить не удалось: африканцы яростно воспротивились дальнейшим попыткам ученых всесторонне изучить кводо-ганобу. Ввиду явной безвредности и бесполезности объекта попытки эти не были поддержаны властями и вскоре прекратились.
Но самым известным из явлений, не поддающихся классификации, стал так называемый паданский муравейник. Так прозвали строение — точнее, два строения, — возникшее на севере Италии.
Началось с того, что жителей деревни Абруска охватила строительная лихорадка. Сначала многие, а затем все поголовно начали перестраивать свои дома. У кого был один этаж, тот достраивал второй, у кого уже имелось два — выводил третий; к домам делались пристройки, ставились новые ограды и т.д. Вдовам и одиноким старикам помогали сообща, причем участвовали в этом все — от местного богача, владельца лучших виноградников, до последнего лентяя. Новое увлечение не принимало характера коллективного помешательства: жизнь шла своим чередом, люди занимались обычными делами и даже успевали после работы перекинуться парой слов с соседом за стаканчиком домашнего вина. Просто, в отличие от прежнего, достроительного времени, беседы эти не затягивались: каждый брал инструменты и продолжал начатое накануне. На расспросы знакомых из других деревень, удивленных этим приступом трудолюбия, житель Абруски обычно отвечал, что он-де давно хотел кое-что переделать, да все руки не доходили: он понятия не имеет, почему то же самое делают остальные. Обитатели Абруски сами не знали, почему их тянет строить, и скрывали свою растерянность за шутками, называя друг друга не иначе, как «господин главный каменщик» или «синьор муравей». Поскольку в этом строительном буме не было ничего таинственного, пугающего, то к нему отнеслись как к забавному курьезу. Несколько коротких заметок в местных газетах, несколько сюжетов в выпусках новостей — и о «муравьях» на время забыли. Тем более что работа вроде бы подходила к концу, заметно подросшая и похорошевшая деревня готова была, казалось, вернуться к прежнему размеренному существованию.
Потом произошли два события, вновь поставившие Абруску в центр внимания. Во-первых, замершая на время работа возобновилась, вступив в новый этап: используя уже сделанные пристройки, жители начали застраивать пространство между домами, соединяя их в одно целое; через улицы перекидывались крытые галереи, над ними надстраивались еще этажи…
Во-вторых, такая же лихорадка охватила жителей города Верончино, служившего центром округа. Здесь, как и в Абруске, перестраивалось абсолютно все, включая мэрию, школу и здание полицейского участка; полицейские, почтальоны и сам мэр принимали в этом самое активное участие. Речь шла уже не о курьезе или чудачестве — о коллективном психозе, может быть, о бедствии, требующем вмешательства общества.
Когда бригады, составленные из ученых, сотрудников спецслужб и вездесущих журналистов, прибыли в Абруску, их глазам предстало поразительное зрелище. Деревни больше не было. На ее месте возвышалось странное сооружение, имевшее форму соединенных, вдвинутых одна в другую нескольких пирамид. Внутрь вели два входа, расположенных на значительной высоте. Внутренность пирамиды лишь отчасти составляли прежние дома. Верхняя часть сооружения, многогранная, сложно организованная, поражала воображение.
Второй «муравейник» (выражение возникло сразу же и было принято всеми), гораздо более крупный, возникал на месте Верончино. Его строители уже не могли отделаться от настырных ученых шуточками. Они искренне хотели объяснить, что заставляет их поступать таким образом, но кроме фраз о том, что им «пришло в голову», ничего сказать не могли. Никакого плана работ, как и руководителя, не существовало. Люди не знали, что будут делать завтра, но утром, проснувшись, они знали, что необходимо сделать сегодня.
К изучению муравейников привлекли специалистов по египетским пирамидам, и те обнаружили кое-что общее — ориентацию по сторонам света, зашифрованные в частях сооружений размеры Земли и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Совершенно иной характер имел феномен, наблюдавшийся в долинах Драконовых гор в Южной Африке. В утренних сумерках, когда еще не погасла ни одна звезда, в воздухе невысоко над землей появлялись трепещущие… мерцающие… переливающиеся… — никто не мог подобрать названия тому, что видел, — такого названия, которое устроило бы всех. Местные пастухи, первыми обнаружившие новое явление и наблюдавшие его чаще всех, называли его «кводо-ганобу» — отдаленно это можно было перевести как «душа-радуга». Люди, настроенные более прозаически — чиновники из Масеру, представители торговых фирм, изредка посещавшие эти места, — сравнивали увиденное с гигантскими светляками, шаровой молнией, фосфоресцирующими бабочками.
Последнее сравнение могло показаться самым точным — но только профану. Сэр Говард Стерн, исследовавший склоны здешних гор в поисках редкой разновидности akborea australis и увидевший мерцающее среди деревьев нежное сияние, сразу понял, что наблюдаемый объект не имеет отношения к предмету его научных интересов. Тем не менее он решил воспользоваться привычным орудием — сачком, — чтобы задержать наблюдаемое. Однако сачок бесполезно рассек воздух — нечто, продолжая сверкать и переливаться, удалилось. Сэр Говард решил, что имеет дело с чисто зрительным фантомом, с чем-то вроде миража. Но, осмотрев сачок, он понял, что ошибся: в марле зияло отверстие величиной с кулак, края ткани оплавились.
Днем сэр Говард рассказал о приключении местному жителю, который привозил ему продукты и почту. Тот выслушал рассказ об испорченном сачке с выражением крайнего неодобрения, а вечером лагерь энтомолога окружила толпа африканцев. Сопровождая свою речь угрозами, они потребовали от Стерна немедленно покинуть их землю. Причиной их гнева, как оказалось, явилась именно попытка поймать феномен. Африканцы считали кводо порождениями могущественного духа — покровителя этих мест. Встреча с кусочком радуги предвещала удачу; человек, страдающий от какого-либо недуга, мог надеяться на исцеление, если порхающее сияние приближалось к нему. Частое появление кводо означало, что дух весел, а это предвещало обильные дожди и благополучный год.
Славившемуся редкостным дружелюбием сэру Говарду с большим трудом удалось смягчить настроение собравшихся. Он дал клятвенное обещание никогда больше не пытаться поймать или причинить иной вред «душе радуге». Он сдержал обещание, однако он не был бы ученым, если бы не попробовал иначе исследовать столь необычное явление. Именно ему принадлежат первые — и самые удачные — фотографии странного объекта. Да, как это ни удивительно, феномен хорошо запечатлевался на пленке, то есть не являлся галлюцинацией. Больше ничего выяснить не удалось: африканцы яростно воспротивились дальнейшим попыткам ученых всесторонне изучить кводо-ганобу. Ввиду явной безвредности и бесполезности объекта попытки эти не были поддержаны властями и вскоре прекратились.
Но самым известным из явлений, не поддающихся классификации, стал так называемый паданский муравейник. Так прозвали строение — точнее, два строения, — возникшее на севере Италии.
Началось с того, что жителей деревни Абруска охватила строительная лихорадка. Сначала многие, а затем все поголовно начали перестраивать свои дома. У кого был один этаж, тот достраивал второй, у кого уже имелось два — выводил третий; к домам делались пристройки, ставились новые ограды и т.д. Вдовам и одиноким старикам помогали сообща, причем участвовали в этом все — от местного богача, владельца лучших виноградников, до последнего лентяя. Новое увлечение не принимало характера коллективного помешательства: жизнь шла своим чередом, люди занимались обычными делами и даже успевали после работы перекинуться парой слов с соседом за стаканчиком домашнего вина. Просто, в отличие от прежнего, достроительного времени, беседы эти не затягивались: каждый брал инструменты и продолжал начатое накануне. На расспросы знакомых из других деревень, удивленных этим приступом трудолюбия, житель Абруски обычно отвечал, что он-де давно хотел кое-что переделать, да все руки не доходили: он понятия не имеет, почему то же самое делают остальные. Обитатели Абруски сами не знали, почему их тянет строить, и скрывали свою растерянность за шутками, называя друг друга не иначе, как «господин главный каменщик» или «синьор муравей». Поскольку в этом строительном буме не было ничего таинственного, пугающего, то к нему отнеслись как к забавному курьезу. Несколько коротких заметок в местных газетах, несколько сюжетов в выпусках новостей — и о «муравьях» на время забыли. Тем более что работа вроде бы подходила к концу, заметно подросшая и похорошевшая деревня готова была, казалось, вернуться к прежнему размеренному существованию.
Потом произошли два события, вновь поставившие Абруску в центр внимания. Во-первых, замершая на время работа возобновилась, вступив в новый этап: используя уже сделанные пристройки, жители начали застраивать пространство между домами, соединяя их в одно целое; через улицы перекидывались крытые галереи, над ними надстраивались еще этажи…
Во-вторых, такая же лихорадка охватила жителей города Верончино, служившего центром округа. Здесь, как и в Абруске, перестраивалось абсолютно все, включая мэрию, школу и здание полицейского участка; полицейские, почтальоны и сам мэр принимали в этом самое активное участие. Речь шла уже не о курьезе или чудачестве — о коллективном психозе, может быть, о бедствии, требующем вмешательства общества.
Когда бригады, составленные из ученых, сотрудников спецслужб и вездесущих журналистов, прибыли в Абруску, их глазам предстало поразительное зрелище. Деревни больше не было. На ее месте возвышалось странное сооружение, имевшее форму соединенных, вдвинутых одна в другую нескольких пирамид. Внутрь вели два входа, расположенных на значительной высоте. Внутренность пирамиды лишь отчасти составляли прежние дома. Верхняя часть сооружения, многогранная, сложно организованная, поражала воображение.
Второй «муравейник» (выражение возникло сразу же и было принято всеми), гораздо более крупный, возникал на месте Верончино. Его строители уже не могли отделаться от настырных ученых шуточками. Они искренне хотели объяснить, что заставляет их поступать таким образом, но кроме фраз о том, что им «пришло в голову», ничего сказать не могли. Никакого плана работ, как и руководителя, не существовало. Люди не знали, что будут делать завтра, но утром, проснувшись, они знали, что необходимо сделать сегодня.
К изучению муравейников привлекли специалистов по египетским пирамидам, и те обнаружили кое-что общее — ориентацию по сторонам света, зашифрованные в частях сооружений размеры Земли и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69