В ущелье висела неподвижная ожидающая тишина.
— Это была проверка, — сказал Сан, внимательно осматриваясь. — Видимо, мы излучаем несколько необычную для этого места волну. И Страж захотел проверить нашу реакцию.
Летта опустила меч в ножны и, заставляя себя не смотреть на Сана, вслух проговорила:
— Нам придется вернуться на четыре дня назад. Ты снова станешь молчаливым и настороженным последователем Сатвы, а я блудной дочерью Великой Матери Амазонок. И мы будем просто друзьями. Договорились?
Она подняла глаза, и ее безукоризненной формы брови вопросительно выгнулись. Сан с бесстрастным лицом смотрел внутрь себя. Монотонный голос, привыкший к чтению сутр, сказал:
— Чтоб разорвать кармические путы, взрасти покой в мятущейся душе. Остановись. Прислушайся. То — Вечность.
Пауза была настолько многозначительной, что Летте на секунду стало страшно. Ей показалось, что именно этот Сан, холодный, как глыба льда, и исполненный внутренней силы, как аскет-отшельник, — настоящий. А тот, другой, трепетный и нежный, лишь сон, сладкий, но полузабытый.
— Я согласен с тобой, прекрасная незнакомка. — Сатвист ритуальным жестом сложил ладони перед грудью и склонил голову. — Для прохождения Испытания мы должны отрешиться от всего земного. Не желает ли моя госпожа продолжить путь?
Летта набросила на голову капюшон и, не глядя на Сана, проговорила:
— Ты правильно угадал мое желание, брат! Веди меня туда, где мы лучше узнаем мир и, может быть, поймем самих себя…
Снаружи Храм Пяти Первоэлементов производил двойственное впечатление.
Во-первых, поражал воображение колоссальными размерами и фантазией создателей. А во-вторых, пробуждал в душе непонятную тоску по утраченному идеалу.
Первооснова всегда виделась Сану в виде прекрасного ансамбля твердости и пластичности, устойчивости и подвижности, жаркого пламени и холодного блеска. В этом построении все должно было быть гармонично, каждый элемент должен был находиться на своем конкретном месте…
Действительность же оказалась совершенно противоположной. Фасад храма представлял собой высокую, не менее десяти длин дракона, стену, неровными террасами уходящую ввысь. Слово «неровность» только в малой степени описывает то нагромождение выступов и впадин, карнизов и пещер, в которое превращало стену дикое кипение застывшей тверди.
Здесь было буйство камня. Базальт и гранит, мрамор и песчаник, сланец и белая глина перемешались с блестящими на солнце металлсодержащими рудами. Кроме того, то тут, то там проступали целые пласты металла, сверкающего первозданной, не замутненной окислами чистотой.
Среди вакханалии тверди беззвучными цветами горели языки полупрозрачного, сливающегося с солнечным светом пламени. Созерцая это чудо, Сан с благоговением представил себе тысячи каналов, просверленных в каменной толще, ведущих куда-то глубоко, к огромному резервуару природного газа, неизвестно как обнаруженного на заре времен основателями Храма.
И это было еще не все. С уступа на уступ, с карниза на карниз с сердитым плеском сбегала стремительным пенистым потоком вода, непостижимым образом поднятая почти до вершины стены и таинственно исчезающая и появляющаяся в самых неожиданных местах. Она сверкала на солнце, рассыпалась радугой брызг. Она насыщала воздух живительной силой, наполняя камень и металл новым содержанием.
И деревья. Большие и малые, прижимавшиеся к скале и криво торчащие вниз, они росли, казалось, из камней. Они вгрызались корнями в трещины, они пили быстротечную влагу, ловя ее на лету, они сгорали в пламени и выгорали на солнце, но они были и были всегда.
Ошеломленные и подавленные путники созерцали эту картину в немом оцепенении. Мрачная громада хаоса отозвалась в душе тихим взрывом, и новое знание зарождалось в глубине щемящей и ноющей болью.
— На картинке все это выглядело несколько иначе, — медленно проговорил Сан, намекая на классическую схему взаимодействия первоэлементов, состоящую из пяти иероглифов и десяти линий.
— Где-то здесь должен быть вход, — сказала Летта, отрываясь от созерцания сплетения н борьбы таких разных и таких необходимых друг другу сил. «Единство и борьба противоположностей!» — вдруг ударила мысль.
— Это ты хорошо сказала, — сразу откликнулся Сан, — очень хорошо!
— Нет, это не я. Это кто-то из древних мудрецов. Мне кажется, его звали Лао Цзы… Тебе что-нибудь говорит это имя?
Сан некоторое время молчал, а потом сказал задумчиво и тихо:
— Нет, но я чувствую, что это был великий человек…
— Не человек. Демиург…
— Что?!
— Не знаю! Ах, Сан, если бы ты только знал, как пугают меня все эти неизвестные слова! Как будто бы я сплю и вот-вот проснусь, и мир будет совсем другим, и в нем не будет ни тебя, ни Олега, ни этого Храма. А будет что-то огромное и непонятное…
— Не волнуйся, милая, все, что должно произойти, произойдет, и наши стенания ничего не изменят. Принимай все таким, какое оно есть, и не требуй подписей и пояснений. Все в конце концов объясняется, даже то, чего объяснить нельзя…
Медленно и осторожно они приближались к небольшой каменной арке, темнеющей в основании стены.
— А если хозяева не захотят нас впустить? — спросила Летта.
— Хуже, если они захотят нас впустить. Это будет означать, что мы просто гости и Испытания недостойны.
— Вечно ты все переворачиваешь!
— Я просто ставлю все с головы на ноги!
— Думаю, у тебя сейчас будет для этого прекрасная возможность!
Они стояли посреди небольшой комнаты, заставленной разнообразными предметами. Прямо напротив входа с потолка свешивалось некое сооружение, средоточием которого был не совсем правильный шар с неровной поверхностью, изобилующей выпуклостями и впадинами. Сан в немом восхищении созерцал этот шар, а Летта, не понимающая, что случилось с другом, переводила взгляд с предмета на предмет.
— Послушай, когда ты так смотришь на меня — это очень здорово! Но не заставляй меня испытывать ревность к этой штуковине.
Не отрываясь от шара, Сан спросил:
— Что Девви думают о трех китах, на которых стоит мир?
— Во-первых, там были слоны, а во-вторых, это сказки для маленьких. На самом деле Земля ни на чем не стоит — она просто есть, и все.
— Удобная гипотеза. Чтобы съесть фрукт, совсем необязательно знать, что он вырос на дереве. Он просто есть, и все. Хуже, когда его просто нет. Вот тогда и думаешь, где бы его взять?
— Но Земля есть всегда! — слегка раздражаясь, сказала Летта.
— Ты уверена? Куда же тогда каждый вечер опускается солнце? И как оно попадает на восток, если село на западе? Или это каждый раз новое солнце?
Летта поежилась. В коварных вопросах черноглазого философа крылось что-то огромное, гораздо больше привычных границ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Это была проверка, — сказал Сан, внимательно осматриваясь. — Видимо, мы излучаем несколько необычную для этого места волну. И Страж захотел проверить нашу реакцию.
Летта опустила меч в ножны и, заставляя себя не смотреть на Сана, вслух проговорила:
— Нам придется вернуться на четыре дня назад. Ты снова станешь молчаливым и настороженным последователем Сатвы, а я блудной дочерью Великой Матери Амазонок. И мы будем просто друзьями. Договорились?
Она подняла глаза, и ее безукоризненной формы брови вопросительно выгнулись. Сан с бесстрастным лицом смотрел внутрь себя. Монотонный голос, привыкший к чтению сутр, сказал:
— Чтоб разорвать кармические путы, взрасти покой в мятущейся душе. Остановись. Прислушайся. То — Вечность.
Пауза была настолько многозначительной, что Летте на секунду стало страшно. Ей показалось, что именно этот Сан, холодный, как глыба льда, и исполненный внутренней силы, как аскет-отшельник, — настоящий. А тот, другой, трепетный и нежный, лишь сон, сладкий, но полузабытый.
— Я согласен с тобой, прекрасная незнакомка. — Сатвист ритуальным жестом сложил ладони перед грудью и склонил голову. — Для прохождения Испытания мы должны отрешиться от всего земного. Не желает ли моя госпожа продолжить путь?
Летта набросила на голову капюшон и, не глядя на Сана, проговорила:
— Ты правильно угадал мое желание, брат! Веди меня туда, где мы лучше узнаем мир и, может быть, поймем самих себя…
Снаружи Храм Пяти Первоэлементов производил двойственное впечатление.
Во-первых, поражал воображение колоссальными размерами и фантазией создателей. А во-вторых, пробуждал в душе непонятную тоску по утраченному идеалу.
Первооснова всегда виделась Сану в виде прекрасного ансамбля твердости и пластичности, устойчивости и подвижности, жаркого пламени и холодного блеска. В этом построении все должно было быть гармонично, каждый элемент должен был находиться на своем конкретном месте…
Действительность же оказалась совершенно противоположной. Фасад храма представлял собой высокую, не менее десяти длин дракона, стену, неровными террасами уходящую ввысь. Слово «неровность» только в малой степени описывает то нагромождение выступов и впадин, карнизов и пещер, в которое превращало стену дикое кипение застывшей тверди.
Здесь было буйство камня. Базальт и гранит, мрамор и песчаник, сланец и белая глина перемешались с блестящими на солнце металлсодержащими рудами. Кроме того, то тут, то там проступали целые пласты металла, сверкающего первозданной, не замутненной окислами чистотой.
Среди вакханалии тверди беззвучными цветами горели языки полупрозрачного, сливающегося с солнечным светом пламени. Созерцая это чудо, Сан с благоговением представил себе тысячи каналов, просверленных в каменной толще, ведущих куда-то глубоко, к огромному резервуару природного газа, неизвестно как обнаруженного на заре времен основателями Храма.
И это было еще не все. С уступа на уступ, с карниза на карниз с сердитым плеском сбегала стремительным пенистым потоком вода, непостижимым образом поднятая почти до вершины стены и таинственно исчезающая и появляющаяся в самых неожиданных местах. Она сверкала на солнце, рассыпалась радугой брызг. Она насыщала воздух живительной силой, наполняя камень и металл новым содержанием.
И деревья. Большие и малые, прижимавшиеся к скале и криво торчащие вниз, они росли, казалось, из камней. Они вгрызались корнями в трещины, они пили быстротечную влагу, ловя ее на лету, они сгорали в пламени и выгорали на солнце, но они были и были всегда.
Ошеломленные и подавленные путники созерцали эту картину в немом оцепенении. Мрачная громада хаоса отозвалась в душе тихим взрывом, и новое знание зарождалось в глубине щемящей и ноющей болью.
— На картинке все это выглядело несколько иначе, — медленно проговорил Сан, намекая на классическую схему взаимодействия первоэлементов, состоящую из пяти иероглифов и десяти линий.
— Где-то здесь должен быть вход, — сказала Летта, отрываясь от созерцания сплетения н борьбы таких разных и таких необходимых друг другу сил. «Единство и борьба противоположностей!» — вдруг ударила мысль.
— Это ты хорошо сказала, — сразу откликнулся Сан, — очень хорошо!
— Нет, это не я. Это кто-то из древних мудрецов. Мне кажется, его звали Лао Цзы… Тебе что-нибудь говорит это имя?
Сан некоторое время молчал, а потом сказал задумчиво и тихо:
— Нет, но я чувствую, что это был великий человек…
— Не человек. Демиург…
— Что?!
— Не знаю! Ах, Сан, если бы ты только знал, как пугают меня все эти неизвестные слова! Как будто бы я сплю и вот-вот проснусь, и мир будет совсем другим, и в нем не будет ни тебя, ни Олега, ни этого Храма. А будет что-то огромное и непонятное…
— Не волнуйся, милая, все, что должно произойти, произойдет, и наши стенания ничего не изменят. Принимай все таким, какое оно есть, и не требуй подписей и пояснений. Все в конце концов объясняется, даже то, чего объяснить нельзя…
Медленно и осторожно они приближались к небольшой каменной арке, темнеющей в основании стены.
— А если хозяева не захотят нас впустить? — спросила Летта.
— Хуже, если они захотят нас впустить. Это будет означать, что мы просто гости и Испытания недостойны.
— Вечно ты все переворачиваешь!
— Я просто ставлю все с головы на ноги!
— Думаю, у тебя сейчас будет для этого прекрасная возможность!
Они стояли посреди небольшой комнаты, заставленной разнообразными предметами. Прямо напротив входа с потолка свешивалось некое сооружение, средоточием которого был не совсем правильный шар с неровной поверхностью, изобилующей выпуклостями и впадинами. Сан в немом восхищении созерцал этот шар, а Летта, не понимающая, что случилось с другом, переводила взгляд с предмета на предмет.
— Послушай, когда ты так смотришь на меня — это очень здорово! Но не заставляй меня испытывать ревность к этой штуковине.
Не отрываясь от шара, Сан спросил:
— Что Девви думают о трех китах, на которых стоит мир?
— Во-первых, там были слоны, а во-вторых, это сказки для маленьких. На самом деле Земля ни на чем не стоит — она просто есть, и все.
— Удобная гипотеза. Чтобы съесть фрукт, совсем необязательно знать, что он вырос на дереве. Он просто есть, и все. Хуже, когда его просто нет. Вот тогда и думаешь, где бы его взять?
— Но Земля есть всегда! — слегка раздражаясь, сказала Летта.
— Ты уверена? Куда же тогда каждый вечер опускается солнце? И как оно попадает на восток, если село на западе? Или это каждый раз новое солнце?
Летта поежилась. В коварных вопросах черноглазого философа крылось что-то огромное, гораздо больше привычных границ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95