Еще не совсем представляя себе, что нужно делать, Летта закрыла глаза и вслушалась в тревожный Зов, идущий откуда-то с севера.
Сначала появился вкус слез. Слезы лились уже давно, промокшие волосы липли к распухшему лицу, слипшиеся ресницы мешали видеть. Где-то рядом умирал близкий человек. Нет, не человек, эльф! Летта вся сжалась, увидев сквозь завесу боли и тоски потерявшие золотой блеск соломенные пряди, разметавшиеся по серой, скорбной подушке.
— Эола, не умирай, не уходи, Эола! — услышала она далекие рыдания и почувствовала, как заплетается измученный язык и плохо слушаются искусанные, припухшие губы. Пятнышки крови на белом покрывале умирали, как мотыльки в безбрежной снежной пустыне. — Ты же все-таки бессмертна!.. — выкрикнула незнакомка, скорчившаяся на полу возле узкой эльфийской кровати, а злорадное мерзкое эхо зашептало по углам:
— … смертна… смертна… смертна!
Летта послала незнакомке ровную, спокойную волну сочувствия и силы, и девушка послушно затихла, обхватив плечи руками и поджав ноги.
В наступившей ментальной тишине амазонка уловила другой голос, идущий снизу, видимо, из-под земли.
— Как смеешь ты, убийца моей матери, предлагать мне это?! — звенел возмущением твердый девичий голос, и амазонка вдруг задрожала, почувствовав, как ее душу переполняет то же чувство, могучее и яростное.
— Ты не права, дочка, — каркал где-то рядом вкрадчивый, скрывающий зло мужчина, — я любил ее. Если я кого убил, так это того сумасшедшего эльфа. Но он погиб в честном бою с мечом в руках.
— Двадцать на одного — это ты называешь честным боем? Брат рассказал мне все. В том числе и то, как ты ударил мечом четырехлетнего ребенка! А потом… Потом ты насильно бросил свое семя в лоно оглушенной ужасом женщины, — мрачно и уже спокойно закончила девушка.
— Что знаешь ты, девственница, о силе страсти? — загремел, уже ничего не скрывая, мужчина. — Как можешь ты судить победителя, кровью добывшего вожделенную женщину?
— Не возжелай жену ближнего своего… не убий… — вдруг проговорила девушка бесцветным чужим голосом.
— Ага! — в мрачном восторге взвыл незваный отец. — Ты слышишь потустороннее! И ты ненавидишь семя, из которого произросла. О, какого внука родишь ты мне! Он будет талантлив, как я, и наполнен ненавистью, как ты и я вместе! Он сделает то, что не удалось мне!
Ментальный взор Летты наконец прояснился, и она увидела полупрозрачный силуэт затянутого в черное высокого мужчины, воздевшего руки к низкому потолку подземелья. Перед ним стояли двое. Темноволосая, невысокая девушка в коротком, видимо, гномьем плаще и стройный юноша с фигурой акробата и холодным прищуром карих глаз.
— У тебя только один путь разрушить его планы, — заговорил юноша, обращаясь к подруге. — Ты должна простить его. — Он ведь как раз и жаждет твоей ненависти. Пусть он не получит ее. Его удел — презрение и жалость. Он ведь добровольный больной. Калека. Он болен атрофией совести и воспалением души. Он жалок и не достоин даже ненависти. В позапрошлом году в порту Шолесума я познакомился с бродячим поэтом. Среди его стихов мне особенно запомнились такие строки:
Живи и пой. Спешить не надо.
Природный тонок механизм:
любое зло — своим же ядом
свой отравляет организм!
Свое проклятье он кричит себе сам. Каждый день, каждым своим поступком. Не наше дело карать и ненавидеть. Наше дело любить. И тогда твой сын, выросший в любви, ничем не будет походить на одного из своих предков. У него ведь будет такая мама!
Они шагнули навстречу друг другу, руки их поднялись, замыкая плечи в двойной круг объятий. Глаза, истекающие светом, слились в долгом теплом взгляде одиноких сердец, нашедших наконец родственную душу. И во взгляде юноши почудилось Летте что-то бесконечно знакомое.
Скользнув в глубь его сознания, Летта ощутила неумолимую силу, сжавшуюся тигром, готовящимся к прыжку.
«Ты его прости, родная, а я отпущу ему грехи по-своему, — шептал он беззвучным ментальным лучом. — Приготовься!»
— А почему именно внука? — вдруг спросил человек в черном. — Он вполне может стать моим… СЫНОМ!!!
Бешеный взгляд юноши буквально ударил Летту. Она еще успела увидеть, как девушка зажимает ладонями уши и приседает, отворачиваясь к стене, а потом страшный звуковой разряд буквально разорвал пространство, и отброшенная на тысячу миль амазонка оглушенно сглотнула закипевшую розовой пеной слюну.
Слово эхом отдавалось в мозгу, и каждая клеточка тела затравленно скулила от первозданного ужаса.
«Что случилось?» — вторгся в сознание встревоженный голос Сана.
— Я нашла их, — не открывая глаз, ответила Летта. — Принцесса рыдает в изголовье умирающей эльфийки, а молодая колдунья в паре с лечителем драконов слегка повздорила со своим незваным отцом.
Слог 38
ХЛЕБА И ЗРЕЛИЩ
Лэйм
Подземелье замка короля Диабемского
Раннее утро
— Радуйся, эльфийский ублюдок, твоя сестричка сбежала! — Аромат гнилых зубов барона Ле Кампфа вполне соответствовал отвратительному букету запахов камеры пыток. — Это надо же, что она сделала с Колдуном и двумя десятками траскийцев? Маг никого не узнает, ходит под себя и агукает, как младенчик. И это не подмастерье какой-то, а Магистр Черной, Белой и Всякой магии, подлец и властолюбец, каких мало! Прямо жуть берет от ее способностей. Рыцари, правда, не агукают, но начисто забыли, кто они и откуда. Я уж тут, грешным делом, благодарю Господа, что не поддался уговорам и не потянул твою девку к себе на ложе. Может быть, и я бы щас штанишки пачкал? Или еще чего похуже?
Барон сморщил породистый нос, иссеченный сеткой капилляров.
— Хорошо, что она не знала о твоем близком соседстве! Небось жалеешь, а? Колдуну, кстати, давно пора было провалиться в Тартарары. Тут ведьмочка твоя мне услугу оказала, зачтется ей. Но знаешь, кто меня бесит? Наш цветочек Ее Высочество Принцесса! Уж как она у папеньки в ногах валялась! Просто не узнавал ее никто. Но ведь вымолила для тебя послабление! Отсечение головы! Прямо королевская милость! Вот твоего рыжего дружка будут убивать медленно.
Барон откинулся на спинку кресла и мечтательно прикрыл глаза.
— Сначала ему раздробят пальцы рук и ног. В лепешку. В этакое кровавое месиво. Ты, наверное, знаешь, как в таких случаях трескаются кости? Правильно. Вдоль. Они становятся острыми и восхитительно воняют, когда раны прижигают факелами. А то ведь истечет кровью раньше времени! А потом ему переломают все остальные кости. По одной, осторожно, специалисты у нас есть, ты уж не сомневайся. А вот когда ему отрежут язык и выжгут его поганые зенки, наступит твоя очередь. Господи, почему этот выживший из ума мозгляк так любит свою сумасбродную доченьку? — Барон встал и вплотную приблизил свое породистое красное лицо к лицу узника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95