Плохо, потому что была слишком молода и неопытна. Бабушка говорила ей, что прибегать к полету надо очень осторожно. В самых крайних случаях. Слишком много сил требуется для этого. Но разве этот случай не крайний?
Надо лететь к реке, подумала Шаки. Дотянуть до островка, на котором днем отдыхают крокодилы. А потом уже решать, что делать дальше.
Она легонько подпрыгнула, чтобы почувствовать тяжесть тела, и вдруг, резко оттолкнувшись от базальтовой глыбы, неуклюже повисла в воздухе.
Большую высоту набрать ей не удалось. Если бы Шаки могла, она бы взмыла над вельдом как черный коршун, но сейчас ее полет напоминал судорожные толчки жука-плавунца под водой. Дым пока еще скрывал ее от охотников, но скоро она выберется на открытое пространство.
- Вот она! - послышался крик с земли.
Странно скрюченный женский силуэт четко обозначился на фоне бледной луны. И тут же снизу раздался громкий выстрел.
6. Тан
Прошло двадцать три дня и еще десять с февральского новолуния, возвещавшего начало нового года. Тан, дремавший на корточках около шкафов со статуэтками будд, как и во все эти дни, проснулся от шума, поднятого монахами. В ожидании раздачи пиши монахи орали и толкались около входа в храм, слышались окрики послушников, пытавшихся навести хоть какое-то подобие порядка, и скоро в дело вмешался сам Жално, чья власть в Лхасе была пока безгранична.
Тан вздохнул и привычно взял в руки хвост черного яка - обязательный атрибут Царя Годов. Пора приниматься за дело.
Настоящее имя Тана было Лю Гун Фэн. Но он пришел в Тибет не за тем, чтобы тащить с собой груз прошлого. Лю Гун Фэна больше нет. Это имя произносят сейчас, вспоминая о нем, только там, в Урге, в лавке отца, откуда он отправился в дальнее путешествие, а нашел свою судьбу. Свое предназначение.
Странным может показаться то, что весь смысл твоего существования укроется под шутовским колпаком. Разве стоит относиться к подобной роли серьезно? Но Тан не задумывался над этим, он просто знал - так надо. Только так он сможет удержать мир в шатком равновесии. Это, очевидно, знали и другие Цари Годов, скрываясь от преследующей их толпы, чтобы потом жить в уединении, ежедневно рискуя погибнуть от голода или от болезни, а то и просто замерзнуть в особенно холодную зиму. Но всегда оставалась уверенность, что эта жертва не напрасна и мир в этот год будет не шататься, как пьяный сборщик налогов в день поминовения всех родственников, а стоять, пусть колеблясь, но не падая и не рушась.
Когда Лю Гун Фэн попросил отца отправить его вместе с другими паломниками в Лхасу, тот вначале не понял его. Зачем? Разве мало дацанов и храмов в городе и округе? Разве мало в Урге молитвенных барабанов? Но Лю Гун Фэн настоял на своем, уверяя отца, что сможет не только поднести подарки далай-ламе, но и выгодно продать в Лхасе товар и путешествие окупится.
Но он уже тогда знал, что не вернется домой никогда. Правда, не было уверенности в том, что он поступает правильно, зато оставалась надежда попытаться изменить течение собственной судьбы.
К двадцати пяти годам Лю Гун Фэн понял уже не умом, а сердцем всю глубину четырех арьятсани, четырех вечных истин, и его жажда жизни уменьшилась настолько, что он стал готов отречься от нее ради других, ищущих свой путь, но не знал, как это сделать. Мысль идти в Лхасу и спросить совета пришла вовремя.
Отец купил ему трех верблюдов, и в начале декабря Лю Гун Фэн отправился в путь из Монголии в Тибет. Дорога предстояла долгая и опасная. Вначале вместе с караваном паломников, состоящим в основном из монголов - китайцев среди них почти не было - он миновал красные горы Кату у озера Алаколь, затем скалистые холмы Ажавлаулы и по впадине озера Эби-Нур между двумя цепями Тянь-Шаня прибыл в город Кульджа, где пришлось расстаться с одним из верблюдов, повредившим ногу, когда они пробирались через нагромождения береговых льдов. Через три недели отдыха вместе с поредевшим караваном Лю Гун Фэн достиг пещеры Тысячи Будд и усердно молился там о благополучном завершении путешествия. Дальше потянулась Хамийская пустыня до самого города Карашар, от которого начиналась страна Юлдус, населенная монголами еще со времен великих походов Чингисхана.
Тибет был близок, но дорога становилась все труднее.
Наконец между скалистыми хребтами Токсун и Хами, перейдя Западный Лайдам, караван вступил на Тибетское нагорье и через перевалы Нань-Шаня в августе, спустя восемь месяцев после выхода из Урги, достиг Лхасы.
На последнем перевале, уже в виду Лхасы, благодаря горных духов за успешный поход, Лю Гун Фэн положил в большое обо - груду камней, сложенную паломниками, достигшими цели пути - свои нефритовые четки, состоящие из ста восьми бусин. Если бы он знал, что не вызовет недоумения и насмешек своих спутников, то оставил бы в этом обо и весь свой товар и даже деньги, но не стал делать этого, а просто попросил их забыть его прошлое имя и называть его теперь Таном.
Погода была теплой, но дождливой. Построенные в широкой долине реки Уйчу, что означает Срединная река, дома Лхасы облепили довольно крутую гору, на вершине которой располагались храмы, а ниже, куда вело множество каменных лестниц, начинались улицы ремесленников и лавочников. На крохотных площадях располагались рынки, именно на них сейчас устремились купцы, шедшие вместе с Таном все последние восемь месяцев. Но сам он почти не затратил времени на продажу своих товаров и верблюдов. Найдя посредника, он передал ему свое имущество и даже не взял расписки.
Тан очень хотел встретиться с далай-ламой. Ему казалось, что тот немедленно оценит его порыв и желание посвятить себя другим людям, но к далай-ламе пробиться было непросто. Понадобились деньги для взяток, а денег у Тана больше не было. Когда он попытался найти своего посредника, то ему, смеясь, отвечали, что тот пропал неизвестно куда, ничего никому не сказав о своих намерениях.
Далай-ламу удавалось видеть лишь издали. Тан устроился при главном храме Мачиндранат уборщиком мусора. Должность была чисто номинальной, зато кормили, и вместе с монахами он мог молиться бессчетное количество раз, вновь и вновь обращаясь к Будде, спрашивая у него совета, как правильно пройти свой путь. А потом, в первый же год своего пребывания в Лхасе, Тан, во многом неожиданно для себя самого, вызвался стать Царем Годов и вдруг понял, что это и есть его путь, ведущий к свету.
Перед наступлением каждого нового года простые жители города почти в полном составе покидали Лхасу, освобождая место для бесчисленных толп монахов, устремлявшихся сюда из всех дацанов и храмов. Ремесленники уходили из города, стараясь не застать вступления в должность временного правителя страны Жално, который брал власть в свои руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Надо лететь к реке, подумала Шаки. Дотянуть до островка, на котором днем отдыхают крокодилы. А потом уже решать, что делать дальше.
Она легонько подпрыгнула, чтобы почувствовать тяжесть тела, и вдруг, резко оттолкнувшись от базальтовой глыбы, неуклюже повисла в воздухе.
Большую высоту набрать ей не удалось. Если бы Шаки могла, она бы взмыла над вельдом как черный коршун, но сейчас ее полет напоминал судорожные толчки жука-плавунца под водой. Дым пока еще скрывал ее от охотников, но скоро она выберется на открытое пространство.
- Вот она! - послышался крик с земли.
Странно скрюченный женский силуэт четко обозначился на фоне бледной луны. И тут же снизу раздался громкий выстрел.
6. Тан
Прошло двадцать три дня и еще десять с февральского новолуния, возвещавшего начало нового года. Тан, дремавший на корточках около шкафов со статуэтками будд, как и во все эти дни, проснулся от шума, поднятого монахами. В ожидании раздачи пиши монахи орали и толкались около входа в храм, слышались окрики послушников, пытавшихся навести хоть какое-то подобие порядка, и скоро в дело вмешался сам Жално, чья власть в Лхасе была пока безгранична.
Тан вздохнул и привычно взял в руки хвост черного яка - обязательный атрибут Царя Годов. Пора приниматься за дело.
Настоящее имя Тана было Лю Гун Фэн. Но он пришел в Тибет не за тем, чтобы тащить с собой груз прошлого. Лю Гун Фэна больше нет. Это имя произносят сейчас, вспоминая о нем, только там, в Урге, в лавке отца, откуда он отправился в дальнее путешествие, а нашел свою судьбу. Свое предназначение.
Странным может показаться то, что весь смысл твоего существования укроется под шутовским колпаком. Разве стоит относиться к подобной роли серьезно? Но Тан не задумывался над этим, он просто знал - так надо. Только так он сможет удержать мир в шатком равновесии. Это, очевидно, знали и другие Цари Годов, скрываясь от преследующей их толпы, чтобы потом жить в уединении, ежедневно рискуя погибнуть от голода или от болезни, а то и просто замерзнуть в особенно холодную зиму. Но всегда оставалась уверенность, что эта жертва не напрасна и мир в этот год будет не шататься, как пьяный сборщик налогов в день поминовения всех родственников, а стоять, пусть колеблясь, но не падая и не рушась.
Когда Лю Гун Фэн попросил отца отправить его вместе с другими паломниками в Лхасу, тот вначале не понял его. Зачем? Разве мало дацанов и храмов в городе и округе? Разве мало в Урге молитвенных барабанов? Но Лю Гун Фэн настоял на своем, уверяя отца, что сможет не только поднести подарки далай-ламе, но и выгодно продать в Лхасе товар и путешествие окупится.
Но он уже тогда знал, что не вернется домой никогда. Правда, не было уверенности в том, что он поступает правильно, зато оставалась надежда попытаться изменить течение собственной судьбы.
К двадцати пяти годам Лю Гун Фэн понял уже не умом, а сердцем всю глубину четырех арьятсани, четырех вечных истин, и его жажда жизни уменьшилась настолько, что он стал готов отречься от нее ради других, ищущих свой путь, но не знал, как это сделать. Мысль идти в Лхасу и спросить совета пришла вовремя.
Отец купил ему трех верблюдов, и в начале декабря Лю Гун Фэн отправился в путь из Монголии в Тибет. Дорога предстояла долгая и опасная. Вначале вместе с караваном паломников, состоящим в основном из монголов - китайцев среди них почти не было - он миновал красные горы Кату у озера Алаколь, затем скалистые холмы Ажавлаулы и по впадине озера Эби-Нур между двумя цепями Тянь-Шаня прибыл в город Кульджа, где пришлось расстаться с одним из верблюдов, повредившим ногу, когда они пробирались через нагромождения береговых льдов. Через три недели отдыха вместе с поредевшим караваном Лю Гун Фэн достиг пещеры Тысячи Будд и усердно молился там о благополучном завершении путешествия. Дальше потянулась Хамийская пустыня до самого города Карашар, от которого начиналась страна Юлдус, населенная монголами еще со времен великих походов Чингисхана.
Тибет был близок, но дорога становилась все труднее.
Наконец между скалистыми хребтами Токсун и Хами, перейдя Западный Лайдам, караван вступил на Тибетское нагорье и через перевалы Нань-Шаня в августе, спустя восемь месяцев после выхода из Урги, достиг Лхасы.
На последнем перевале, уже в виду Лхасы, благодаря горных духов за успешный поход, Лю Гун Фэн положил в большое обо - груду камней, сложенную паломниками, достигшими цели пути - свои нефритовые четки, состоящие из ста восьми бусин. Если бы он знал, что не вызовет недоумения и насмешек своих спутников, то оставил бы в этом обо и весь свой товар и даже деньги, но не стал делать этого, а просто попросил их забыть его прошлое имя и называть его теперь Таном.
Погода была теплой, но дождливой. Построенные в широкой долине реки Уйчу, что означает Срединная река, дома Лхасы облепили довольно крутую гору, на вершине которой располагались храмы, а ниже, куда вело множество каменных лестниц, начинались улицы ремесленников и лавочников. На крохотных площадях располагались рынки, именно на них сейчас устремились купцы, шедшие вместе с Таном все последние восемь месяцев. Но сам он почти не затратил времени на продажу своих товаров и верблюдов. Найдя посредника, он передал ему свое имущество и даже не взял расписки.
Тан очень хотел встретиться с далай-ламой. Ему казалось, что тот немедленно оценит его порыв и желание посвятить себя другим людям, но к далай-ламе пробиться было непросто. Понадобились деньги для взяток, а денег у Тана больше не было. Когда он попытался найти своего посредника, то ему, смеясь, отвечали, что тот пропал неизвестно куда, ничего никому не сказав о своих намерениях.
Далай-ламу удавалось видеть лишь издали. Тан устроился при главном храме Мачиндранат уборщиком мусора. Должность была чисто номинальной, зато кормили, и вместе с монахами он мог молиться бессчетное количество раз, вновь и вновь обращаясь к Будде, спрашивая у него совета, как правильно пройти свой путь. А потом, в первый же год своего пребывания в Лхасе, Тан, во многом неожиданно для себя самого, вызвался стать Царем Годов и вдруг понял, что это и есть его путь, ведущий к свету.
Перед наступлением каждого нового года простые жители города почти в полном составе покидали Лхасу, освобождая место для бесчисленных толп монахов, устремлявшихся сюда из всех дацанов и храмов. Ремесленники уходили из города, стараясь не застать вступления в должность временного правителя страны Жално, который брал власть в свои руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89