Она видела остальных только на Утреннем Ритуале, который должен был совершаться каждый день, но девушки были в масках, и охрана следила за ними так пристально, что ей никак не удавалось не только передать записку, но даже перемолвиться словечком.
Однако голос Гермии, произносивший ритуальные слова, был полон мощи. Только так она могла показать подругам, что всё остается по-прежнему, что Молчание хранится нерушимо.
Мирани подошла к подносу. Есть не хотелось, но завтрак — это хоть какое-то занятие. Скука стала невыносимой.
Она взяла ломтик сыра, надкусила. Так не может тянуться долго. Аргелин страшно разозлился на Гермию, кричал, проклинал ее, чуть не ударил, но Гермия сохраняла спокойствие. Бог больше не изречет ни одного слова, сказала она, пока не будет объявлено перемирие.
С ней согласились все девушки. Они решили действовать сплоченно.
Мирани задумалась. Кое-кто из жриц готов держаться до конца, у других же характер послабее. Крисса. Каково ей сидеть взаперти, одной, когда не с кем поболтать, пошушукаться?
Она отложила сыр, взяла булку свежего хлеба, разломила.
Изнутри выпал клочок папируса.
«Мирани! Он xoч em разделитъ нас. Предлагал мне стать Гласительницей. Я ответила — не на его условиях. Он сказал, с Гермией всегда может ч mo-нибудь случиться. Он боится потерять всё. Не верь ем y. Будь сильной, Мирани. Хран u Молча-ние. Я связалась с Джамилем. Он nридет».
И подпись: «Ретия».
Мирани дважды перечитала записку. Трудно сказать, настоящая она или же ее подбросил Аргелин. Но слова звучали искренне. Ретия — девушка умная, ее рабыни ей верны. Но отвергнуть предложение стать Гласительницей! Отказаться от того, о чем она мечтала всей душой! Мирани гордилась ею за это. В Ретии ее неизменно восхищала внутренняя сила, уверенность в собственной правоте. Полезно, наверное, всегда верить, что поступаешь правильно.
Шаги. На лоджии.
Мирани торопливо смяла записку, сунула ее за пазуху. В тот же миг дверь открылась, поклонившись, в комнату вошел Корет, слуга.
— Госпожа Мирани!
Она еле слышно проговорила:
— Что? Мы свободны?
Он украдкой оглянулся; она увидела, что на террасе выстроилась вооруженная фаланга.
— К сожалению, нет, госпожа. Генерал Аргелин желает тебя видеть.
* * *
Гора была сложена изо льда, как и предсказывала Царица Дождя. Сетис и Алексос взирали на нее снизу вверх: гладкие склоны, отвесные, неприступные обрывы. Заслышав сзади шаги, Алексос обернулся.
— Смотри, Орфет! Смотри!
Шакал оттолкнул их и подошел ближе. Осторожно перебрался через острые выступы, присел на корточки, внимательно вгляделся в расколотые края.
— Похоже на стекло.
— Лед, — с сомнением молвил Лис.
Орфет покачал головой.
— Мы еще не так высоко. Шакал поднял голову.
— Гора не древняя. Выросла недавно. Местность вокруг была словно раздавлена, опалена: пустыня расплавилась и застыла снова. Неведомый жар превратил камни в стекло, вздыбил зубчатые утесы, прожег чудовищные дыры в мироздании. Облик Лунных гор был обращен в прах и слеплен заново, и не из камня, а из какого-то черного, как уголь, вещества невероятной твердости.
Шакал опустился на колени, потер ладонью черную поверхность, понюхал и лизнул испачканную руку. Длинные пальцы ощупали трещины валуна, его причудливые грани, сверкающие плоскости.
— Лис, дай нож.
Одноглазый вор выбрал самый острый и тонкий из своих клинков, протянул вожаку, Шакал взял его близ острия и поскреб поверхность. На камне не осталось ни царапины, бронза не могла ему повредить. Он сунул клинок в трещину и попытался отколоть кусочек, но лезвие согнулось, и Лис нервно заерзал. Шакал вытащил нож, вернул его, не сказав ни слова, встал и вытер руки о тунику.
— Я же говорил. Стекло, — кисло заметил Орфет. — И как, прах побери, нам на него карабкаться?
Шакал искоса взглянул на Сетиса. В его глазах блеснул странный огонек, светлые волосы шевелились на горном ветру.
— Поздравляю, — тихо сказал он.
— С чем?
— Мы сказочно богаты. Богаче самого Императора, хотя никогда не потратим ни сикля из своих сокровищ. — Вор поднял глаза, окинул взглядом колоссальную громаду горы, нависавшую над головой, потом перевел взгляд на Алексоса. — Может быть, Бог догадывается, о чем я говорю.
Алексос глубоко вздохнул. Ему нелегко, подумал Сетис
— Догадываешься? Алексос пожал плечами.
— Я знаю, что гора очень твердая.
— Твердая? — Орфет подошел и обнял мальчика. — Я это и сам вижу, Архон.
И тут до Сетиса наконец дошло.
— Она сделана из алмаза, Орфет. Эта гора — громадный цельный алмаз.
Наступила полнейшая тишина, только хлопал на ветру полосатый бурнус Лиса. Сказать было нечего.
Если бы не было Оракула…
Остров стал неузнаваем. На Мосту возвели баррикаду, вдоль дороги выстроились стражники. Все здания в Святилище были заколочены, у дверей стояли солдаты. Даже огромные двери Храма были заперты — такого на памяти живущих не случалось ни разу.
Никто не гулял в садах, не было слышно смеха. Бассейн опустел, морскую воду в нем не меняли уже несколько дней, она подернулась маслянистой пленкой, на ней плавали лепестки. Слуг, похоже, куда-то переселили. Террасы опустели, под палящим зноем поникли от жажды алые цветы. Жужжали насекомые; Мирани отогнала их, радуясь забытому ощущению солнца, согревающего лицо и руки, после долгих дней в запертой комнате.
Фаланга сомкнулась вокруг нее и повела по лестнице на самую высокую террасу, выходившую в Порт. Видимо, Аргелин устроил здесь нечто вроде штаба. Он сидел под навесом в бронзовом кресле, принадлежавшем Термин, перед ним стоял стол, заваленный планами. Вокруг генерала царило оживление, сновали туда-сюда гонцы, входили с докладами офицеры.
Дожидаясь аудиенции, девушка окинула взглядом Порт.
В воде отражались грозные корабли Джамиля, они ждали, оставаясь вне досягаемости для выстрелов из Порта. Ожидание не затянется надолго. В Порту скоро иссякнут вода и пища. Тогда люди Императора пойдут в атаку, и изможденный Порт падет.
— Госпожа, — окликнул ее сотник.
Мирани выпрямилась. Она с болью ощущала, что выглядит не лучшим образом. Надо было надеть белое платье — в нем она казалась солиднее. И волосы не мешало бы уложить. Она нервно откинула с лица непокорную прядь.
Аргелин встал, поглядел на нее, потом взмахом руки велел стражникам выйти. Они отошли на почтительное расстояние, генерал обернулся к сотнику.
— Никого не пускать. Пока я не скажу.
— Генерал…
— Что бы ни стряслось, разбирайтесь сами!
Он грубо повернул ее к себе, она вырвалась. Тогда он отошел к балкону и встал, глядя на море. Она не знала что делать, поэтому последовала за ним.
— Надо было сжечь это Святилище, — пробормотал он.
Она в ужасе отпрянула. Он обернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Однако голос Гермии, произносивший ритуальные слова, был полон мощи. Только так она могла показать подругам, что всё остается по-прежнему, что Молчание хранится нерушимо.
Мирани подошла к подносу. Есть не хотелось, но завтрак — это хоть какое-то занятие. Скука стала невыносимой.
Она взяла ломтик сыра, надкусила. Так не может тянуться долго. Аргелин страшно разозлился на Гермию, кричал, проклинал ее, чуть не ударил, но Гермия сохраняла спокойствие. Бог больше не изречет ни одного слова, сказала она, пока не будет объявлено перемирие.
С ней согласились все девушки. Они решили действовать сплоченно.
Мирани задумалась. Кое-кто из жриц готов держаться до конца, у других же характер послабее. Крисса. Каково ей сидеть взаперти, одной, когда не с кем поболтать, пошушукаться?
Она отложила сыр, взяла булку свежего хлеба, разломила.
Изнутри выпал клочок папируса.
«Мирани! Он xoч em разделитъ нас. Предлагал мне стать Гласительницей. Я ответила — не на его условиях. Он сказал, с Гермией всегда может ч mo-нибудь случиться. Он боится потерять всё. Не верь ем y. Будь сильной, Мирани. Хран u Молча-ние. Я связалась с Джамилем. Он nридет».
И подпись: «Ретия».
Мирани дважды перечитала записку. Трудно сказать, настоящая она или же ее подбросил Аргелин. Но слова звучали искренне. Ретия — девушка умная, ее рабыни ей верны. Но отвергнуть предложение стать Гласительницей! Отказаться от того, о чем она мечтала всей душой! Мирани гордилась ею за это. В Ретии ее неизменно восхищала внутренняя сила, уверенность в собственной правоте. Полезно, наверное, всегда верить, что поступаешь правильно.
Шаги. На лоджии.
Мирани торопливо смяла записку, сунула ее за пазуху. В тот же миг дверь открылась, поклонившись, в комнату вошел Корет, слуга.
— Госпожа Мирани!
Она еле слышно проговорила:
— Что? Мы свободны?
Он украдкой оглянулся; она увидела, что на террасе выстроилась вооруженная фаланга.
— К сожалению, нет, госпожа. Генерал Аргелин желает тебя видеть.
* * *
Гора была сложена изо льда, как и предсказывала Царица Дождя. Сетис и Алексос взирали на нее снизу вверх: гладкие склоны, отвесные, неприступные обрывы. Заслышав сзади шаги, Алексос обернулся.
— Смотри, Орфет! Смотри!
Шакал оттолкнул их и подошел ближе. Осторожно перебрался через острые выступы, присел на корточки, внимательно вгляделся в расколотые края.
— Похоже на стекло.
— Лед, — с сомнением молвил Лис.
Орфет покачал головой.
— Мы еще не так высоко. Шакал поднял голову.
— Гора не древняя. Выросла недавно. Местность вокруг была словно раздавлена, опалена: пустыня расплавилась и застыла снова. Неведомый жар превратил камни в стекло, вздыбил зубчатые утесы, прожег чудовищные дыры в мироздании. Облик Лунных гор был обращен в прах и слеплен заново, и не из камня, а из какого-то черного, как уголь, вещества невероятной твердости.
Шакал опустился на колени, потер ладонью черную поверхность, понюхал и лизнул испачканную руку. Длинные пальцы ощупали трещины валуна, его причудливые грани, сверкающие плоскости.
— Лис, дай нож.
Одноглазый вор выбрал самый острый и тонкий из своих клинков, протянул вожаку, Шакал взял его близ острия и поскреб поверхность. На камне не осталось ни царапины, бронза не могла ему повредить. Он сунул клинок в трещину и попытался отколоть кусочек, но лезвие согнулось, и Лис нервно заерзал. Шакал вытащил нож, вернул его, не сказав ни слова, встал и вытер руки о тунику.
— Я же говорил. Стекло, — кисло заметил Орфет. — И как, прах побери, нам на него карабкаться?
Шакал искоса взглянул на Сетиса. В его глазах блеснул странный огонек, светлые волосы шевелились на горном ветру.
— Поздравляю, — тихо сказал он.
— С чем?
— Мы сказочно богаты. Богаче самого Императора, хотя никогда не потратим ни сикля из своих сокровищ. — Вор поднял глаза, окинул взглядом колоссальную громаду горы, нависавшую над головой, потом перевел взгляд на Алексоса. — Может быть, Бог догадывается, о чем я говорю.
Алексос глубоко вздохнул. Ему нелегко, подумал Сетис
— Догадываешься? Алексос пожал плечами.
— Я знаю, что гора очень твердая.
— Твердая? — Орфет подошел и обнял мальчика. — Я это и сам вижу, Архон.
И тут до Сетиса наконец дошло.
— Она сделана из алмаза, Орфет. Эта гора — громадный цельный алмаз.
Наступила полнейшая тишина, только хлопал на ветру полосатый бурнус Лиса. Сказать было нечего.
Если бы не было Оракула…
Остров стал неузнаваем. На Мосту возвели баррикаду, вдоль дороги выстроились стражники. Все здания в Святилище были заколочены, у дверей стояли солдаты. Даже огромные двери Храма были заперты — такого на памяти живущих не случалось ни разу.
Никто не гулял в садах, не было слышно смеха. Бассейн опустел, морскую воду в нем не меняли уже несколько дней, она подернулась маслянистой пленкой, на ней плавали лепестки. Слуг, похоже, куда-то переселили. Террасы опустели, под палящим зноем поникли от жажды алые цветы. Жужжали насекомые; Мирани отогнала их, радуясь забытому ощущению солнца, согревающего лицо и руки, после долгих дней в запертой комнате.
Фаланга сомкнулась вокруг нее и повела по лестнице на самую высокую террасу, выходившую в Порт. Видимо, Аргелин устроил здесь нечто вроде штаба. Он сидел под навесом в бронзовом кресле, принадлежавшем Термин, перед ним стоял стол, заваленный планами. Вокруг генерала царило оживление, сновали туда-сюда гонцы, входили с докладами офицеры.
Дожидаясь аудиенции, девушка окинула взглядом Порт.
В воде отражались грозные корабли Джамиля, они ждали, оставаясь вне досягаемости для выстрелов из Порта. Ожидание не затянется надолго. В Порту скоро иссякнут вода и пища. Тогда люди Императора пойдут в атаку, и изможденный Порт падет.
— Госпожа, — окликнул ее сотник.
Мирани выпрямилась. Она с болью ощущала, что выглядит не лучшим образом. Надо было надеть белое платье — в нем она казалась солиднее. И волосы не мешало бы уложить. Она нервно откинула с лица непокорную прядь.
Аргелин встал, поглядел на нее, потом взмахом руки велел стражникам выйти. Они отошли на почтительное расстояние, генерал обернулся к сотнику.
— Никого не пускать. Пока я не скажу.
— Генерал…
— Что бы ни стряслось, разбирайтесь сами!
Он грубо повернул ее к себе, она вырвалась. Тогда он отошел к балкону и встал, глядя на море. Она не знала что делать, поэтому последовала за ним.
— Надо было сжечь это Святилище, — пробормотал он.
Она в ужасе отпрянула. Он обернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66