Королева серьезно больна. Канцлер Гумбольд взял на себя полномочия регента и будет временно исполнять обязанности царствующего монарха до тех пор, пока королева Ванда не придет в доброе здравие. Маршал Крашкайт мертв; по слухам, его убил бежавший чародей. Полковник Кафф, который вскоре будет назначен генералом, занимает сопряженную с немалым риском должность верховного главнокомандующего Гутрума.
Когда Джаканда, военачальник карфаганской армии, услышал эти новости, он решился нарушить многовековые устои и ввел войска в защищаемый город.
Затем предстал перед Гумбольдом и потребовал встречи с королевой.
— Это тебя не касается, карфаганец. Ваши полномочия ограничиваются городскими стенами.
Джаканда выслушал Гумбольда, а потом высказал свою точку зрения:
— Трон не передается людям некоролевского происхождения. Если королева и впрямь так занемогла, как следует из ваших слов, у нее есть сестра, которая вполне способна заместить ее до тех пор, пока королеве не станет легче.
— Вы говорите о принцессе Лайане? — спросил Кафф, который стоял за спиной Гумбольда. — Да она так же больна, как и сама королева. ОммуллуммО наслал проклятие на всю королевскую семью. Канцлер Гумбольд милостиво согласился взять на себя заботу о королевстве, и имперская гвардия его полностью в этом поддерживает. Королева, как и ее сестра, бездетны. Кроме того, у них нет ни племянников, ни племянниц. Все прочие родственники связаны с ними столь дальним родством, что практически не имеют права на трон. Править будет Гумбольд.
Джаканда понял, что спорить бессмысленно. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что при желании сможет взять город силой. Имперская гвардия и в подметки не годилась карфаганцам. Однако прежде чем приступать к конкретным действиям, он решил в последний раз попросить о встрече с королевой. На этот раз Джаканда получил согласие, и его проводили в подвальные этажи и впустили в камеру королевы. Безумная Ванда набросилась на военачальника карфаганцев и попыталась выцарапать ему глаза. Джаканда никогда еще не видел королеву такой — во время приступов она никого не принимала — и потому представления не имел, что такое состояние для нее вполне нормально, случается ежемесячно и длится по два-три дня.
— Да, королева и впрямь больна, — признался он ожидающему у дверей Каффу. — Я и представления не имел, что ей так плохо. Я возвращаюсь в Шатры к выполнению своих повседневных задач. — Он кивнул в сторону камеры. — Мне искренне жаль. Надеюсь, ей удастся освободиться от безумия. Я слышал, демоны иногда овладевают ею, а затем выходят по своему усмотрению. У вас есть основания полагать, что в этот раз они вселились в нее надолго?
— Думаем, что так, — ответил Кафф и состроил исполненную сочувствия мину. — Попробуй разбери, что на уме у этих темных существ. Похоже, они особенно предпочитают королевские мозги. Думаю, когда духи отпустят королеву, ее разум будет начисто испорчен.
Военачальник Джаканда ушел, предоставив верховного главнокомандующего Гутрума самому себе, и вернулся к стоящим за городскими стенами Красным Шатрам.
Далее состоялся суд над стариком Квидкводом.
— Вас обвиняют, — начал Гумбольд, восседающий на королевском троне в мантии регента, — в прикарманивании королевской казны. Вы признаете свою вину?
— Я невиновен, — громогласно заявил старик. — Будьте вы прокляты! На этом свете или на том!
Его, разумеется, признали виновным и приговорили к повешению, чем канцлер остался очень доволен. Гумбольд не стал избавляться от старика тотчас же. Пока население слишком неспокойно. Людей надо одурманивать постепенно, если начать казнить придворных на столь ранней стадии узурпации, можно все испортить. А вот что касается принцев-близнецов Сандо и Гидо, так они вообще не граждане Гутрума, не говоря уже о том, что не принадлежат к знати столицы. Гумбольд приговорил их к повешению.
— Бросить тела за городские стены, — приказал Гумбольд, — ни к чему нам в городе мусорить. И своих трупов хватает.
— Вы уверены, что это стоит делать? — прошептал Кафф. — Что скажет Бхантан?
— А что Бхантан? — спросил Гумбольд и добавил, тщательно проговаривая каждое слово, точно смакуя: — Принцев изгнали.
— Да, но это их личное дело. Можно как угодно ругать свою собственную семью, поносить домочадцев на чем свет стоит, однако пусть только попробует кто-нибудь другой так себя вести. Как вы отреагируете? Сейчас необходимо держаться за любого союзника. Даже за такую мелочь, как Бхантан. Всякое может случиться. Ни к чему их злить. Я предлагаю запрятать мальчишек подальше вместе с Квидкводом.
— Хорошая мысль. Они своей болтовней старика с ума сведут. В кандалы их — и на стену. За все ответят. Отправьте агентов в Бхантан, пусть слушок пустят, что близнецы находятся под домашним арестом по подозрению в подстрекательстве к бунту против законного правителя Зэмерканда. Пошлите подарки кому надо. Ну, что-нибудь вроде договора об уважении прав Бхантана и возобновлении мирных договоренностей.
— Мудрое решение, — вкрадчиво проговорил Кафф.
Вот так Гумбольд занял трон. И хотя никаких кардинальных мер наподобие массовых казней вельмож не предпринималось, для простых жителей страны началась совсем другая жизнь. Времена правления королевы Ванды были довольно тихими и спокойными, что вполне в духе абсолютной монархии. А вот Гумбольд оказался совсем другим правителем. Воров приказано было вешать без суда, коль скоро на месте происшествия присутствует хотя бы один представитель имперской гвардии; он же и приводит приговор в исполнение. Тем, кто совершил супружескую измену, отрезали средние пальцы обеих рук. Это входило в обязанности мясника ближайшей к дому рогоносца лавки. Убийц живьем сжигали на кострах — на потеху толпе.
— Да что он творит! — кричал негодующий Спэгг, услышав последнее постановление. — Кто ж станет покупать амулеты славы, если они сожжены? Никто не станет!.. Прощай, моя торговля!.. А все Гумбольд.
После таких речей Спэггу немедленно пришлось податься в бега, потому что четвертый указ гласил следующее: любой человек, который будет поминать канцлера недобрым словом, оскорблять его или выказывать неуважение к новому правителю страны словом либо жестом, будет ослеплен посредством иглы, а его печень вынут через пупок с помощью вязального крючка. Если на тот момент он все еще будет жив, его привяжут за руки и ноги к четырем скаковым лошадям и подвергнут четвертованию.
В суд вызвали принцессу Лайану. Она стояла, непокорно и горделиво вздернув подбородок. Глаза ее горели ненавистью и презрением.
— Я присоединюсь к сестре, — спросила она, — или меня казнят сразу?
— Ни то, ни другое, — устало ответил Гумбольд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Когда Джаканда, военачальник карфаганской армии, услышал эти новости, он решился нарушить многовековые устои и ввел войска в защищаемый город.
Затем предстал перед Гумбольдом и потребовал встречи с королевой.
— Это тебя не касается, карфаганец. Ваши полномочия ограничиваются городскими стенами.
Джаканда выслушал Гумбольда, а потом высказал свою точку зрения:
— Трон не передается людям некоролевского происхождения. Если королева и впрямь так занемогла, как следует из ваших слов, у нее есть сестра, которая вполне способна заместить ее до тех пор, пока королеве не станет легче.
— Вы говорите о принцессе Лайане? — спросил Кафф, который стоял за спиной Гумбольда. — Да она так же больна, как и сама королева. ОммуллуммО наслал проклятие на всю королевскую семью. Канцлер Гумбольд милостиво согласился взять на себя заботу о королевстве, и имперская гвардия его полностью в этом поддерживает. Королева, как и ее сестра, бездетны. Кроме того, у них нет ни племянников, ни племянниц. Все прочие родственники связаны с ними столь дальним родством, что практически не имеют права на трон. Править будет Гумбольд.
Джаканда понял, что спорить бессмысленно. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что при желании сможет взять город силой. Имперская гвардия и в подметки не годилась карфаганцам. Однако прежде чем приступать к конкретным действиям, он решил в последний раз попросить о встрече с королевой. На этот раз Джаканда получил согласие, и его проводили в подвальные этажи и впустили в камеру королевы. Безумная Ванда набросилась на военачальника карфаганцев и попыталась выцарапать ему глаза. Джаканда никогда еще не видел королеву такой — во время приступов она никого не принимала — и потому представления не имел, что такое состояние для нее вполне нормально, случается ежемесячно и длится по два-три дня.
— Да, королева и впрямь больна, — признался он ожидающему у дверей Каффу. — Я и представления не имел, что ей так плохо. Я возвращаюсь в Шатры к выполнению своих повседневных задач. — Он кивнул в сторону камеры. — Мне искренне жаль. Надеюсь, ей удастся освободиться от безумия. Я слышал, демоны иногда овладевают ею, а затем выходят по своему усмотрению. У вас есть основания полагать, что в этот раз они вселились в нее надолго?
— Думаем, что так, — ответил Кафф и состроил исполненную сочувствия мину. — Попробуй разбери, что на уме у этих темных существ. Похоже, они особенно предпочитают королевские мозги. Думаю, когда духи отпустят королеву, ее разум будет начисто испорчен.
Военачальник Джаканда ушел, предоставив верховного главнокомандующего Гутрума самому себе, и вернулся к стоящим за городскими стенами Красным Шатрам.
Далее состоялся суд над стариком Квидкводом.
— Вас обвиняют, — начал Гумбольд, восседающий на королевском троне в мантии регента, — в прикарманивании королевской казны. Вы признаете свою вину?
— Я невиновен, — громогласно заявил старик. — Будьте вы прокляты! На этом свете или на том!
Его, разумеется, признали виновным и приговорили к повешению, чем канцлер остался очень доволен. Гумбольд не стал избавляться от старика тотчас же. Пока население слишком неспокойно. Людей надо одурманивать постепенно, если начать казнить придворных на столь ранней стадии узурпации, можно все испортить. А вот что касается принцев-близнецов Сандо и Гидо, так они вообще не граждане Гутрума, не говоря уже о том, что не принадлежат к знати столицы. Гумбольд приговорил их к повешению.
— Бросить тела за городские стены, — приказал Гумбольд, — ни к чему нам в городе мусорить. И своих трупов хватает.
— Вы уверены, что это стоит делать? — прошептал Кафф. — Что скажет Бхантан?
— А что Бхантан? — спросил Гумбольд и добавил, тщательно проговаривая каждое слово, точно смакуя: — Принцев изгнали.
— Да, но это их личное дело. Можно как угодно ругать свою собственную семью, поносить домочадцев на чем свет стоит, однако пусть только попробует кто-нибудь другой так себя вести. Как вы отреагируете? Сейчас необходимо держаться за любого союзника. Даже за такую мелочь, как Бхантан. Всякое может случиться. Ни к чему их злить. Я предлагаю запрятать мальчишек подальше вместе с Квидкводом.
— Хорошая мысль. Они своей болтовней старика с ума сведут. В кандалы их — и на стену. За все ответят. Отправьте агентов в Бхантан, пусть слушок пустят, что близнецы находятся под домашним арестом по подозрению в подстрекательстве к бунту против законного правителя Зэмерканда. Пошлите подарки кому надо. Ну, что-нибудь вроде договора об уважении прав Бхантана и возобновлении мирных договоренностей.
— Мудрое решение, — вкрадчиво проговорил Кафф.
Вот так Гумбольд занял трон. И хотя никаких кардинальных мер наподобие массовых казней вельмож не предпринималось, для простых жителей страны началась совсем другая жизнь. Времена правления королевы Ванды были довольно тихими и спокойными, что вполне в духе абсолютной монархии. А вот Гумбольд оказался совсем другим правителем. Воров приказано было вешать без суда, коль скоро на месте происшествия присутствует хотя бы один представитель имперской гвардии; он же и приводит приговор в исполнение. Тем, кто совершил супружескую измену, отрезали средние пальцы обеих рук. Это входило в обязанности мясника ближайшей к дому рогоносца лавки. Убийц живьем сжигали на кострах — на потеху толпе.
— Да что он творит! — кричал негодующий Спэгг, услышав последнее постановление. — Кто ж станет покупать амулеты славы, если они сожжены? Никто не станет!.. Прощай, моя торговля!.. А все Гумбольд.
После таких речей Спэггу немедленно пришлось податься в бега, потому что четвертый указ гласил следующее: любой человек, который будет поминать канцлера недобрым словом, оскорблять его или выказывать неуважение к новому правителю страны словом либо жестом, будет ослеплен посредством иглы, а его печень вынут через пупок с помощью вязального крючка. Если на тот момент он все еще будет жив, его привяжут за руки и ноги к четырем скаковым лошадям и подвергнут четвертованию.
В суд вызвали принцессу Лайану. Она стояла, непокорно и горделиво вздернув подбородок. Глаза ее горели ненавистью и презрением.
— Я присоединюсь к сестре, — спросила она, — или меня казнят сразу?
— Ни то, ни другое, — устало ответил Гумбольд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82