Тут и там с шеста таращилась отрубленная голова. Часовые с дубинками в руках патрулировали улицы группами по десять человек.
Однажды близнецы едва не наткнулись на поимщиков воров. Пришлось укрыться в башне. Мальчишки взобрались на самый верх, чтобы посмотреть оттуда, что делается по ту сторону городских стен. За городом горело поразительно много сторожевых костров. Казалось, здесь собрались варвары со всего мира. Гидо пожаловался на сильный запах невыделанных шкур, что повис в воздухе.
— Это потому, — объяснил Сандо, — что варвары делают палатки из сырых шкур, которые даже не выскребли.
— Какой догадливый, — сказал брат.
— Да уж, я такой, — согласился Сандо.
— Но, — выдвинул следующий аргумент Гидо, — люди пахнут так же скверно, как и эти палатки. Ведь мыться тоже надо.
Сандо заметил:
— Как любила говаривать наша матушка, покажи ханнаку кусок мыла, и он съест его ровно за десять секунд.
— Наша мама, — добавил Гидо, — говаривала: «Покажи человеку-зверю таз с водой, и он окунет в него свои ботинки».
— Глупость, никогда она так не говорила!
— Говорила!
— Я такого не слышал!
— Ты вообще никого не слушаешь!
— Задница ты разумная!
— Да, разумная.
Близнецы спустились с башни и направились дальше, к каналу. Они перебегали от одной тени к другой и наконец добрались до пристани, где стояли пришвартованные баржи.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Стоял скучный знойный день. Жара опустилась на поверхность озера, которое, сказать по правде, правильнее было бы назвать зловонным прудом. Оно не имело сообщения с рекой, и дождей в этой части страны выпадало очень мало. По окрестностям распространялся запах гнилых водорослей и протухшей рыбы. Что хуже, воздух стоял неподвижно, даже легчайший ветерок не колыхал атмосферу. Повсюду гудели мухи — поскольку птицы в округе тоже не селились, насекомые плодились и множились сколько душе угодно.
Солдат и Голгат решительно шагали вперед. Прошла уже большая часть дня; хотя друзья окончательно выбились из сил, обошли они только половину озера.
Солдат сказал:
— Давай-ка лучше сейчас отдохнем, а ночью двинемся. Когда стемнеет, будет прохладнее.
— Так и сделаем.
Развели костер — не для тепла, а чтобы отогнать диких зверей. Солдат насобирал поблизости пиретрума и подбросил в огонь несколько веточек, чтобы отогнать мух и комаров. Этому его научил Спэгг, и, похоже, толк и впрямь был. Голгат подложил в костер какого-то медленно горящего дерева — красные угли будут теперь весь день тлеть и, как он надеялся, отпугивать тех местных животных, которые заинтересуются лагерем.
Путники не стали раскладывать одеяла, а просто улеглись на берегу озера, подложив под головы вместо подушек походные мешки. Вскоре оба погрузились в сон и проспали до самого утра, хотя и собирались ночью идти.
В туманном мареве рассвета Солдат проснулся и вскрикнул, увидев нечто жуткое. Вокруг лежали тюки вонючих лохмотьев. Кто их сюда принес? Это что — шутка? Солдат прищурился и стал внимательно осматривать оставшиеся позади холмы, однако ничего и никого там не заметил. В округе вообще не было никакого движения.
— Что происходит? — спросил Голгат, едва пробудившись.
— Не знаю, я сам только что проснулся.
Пока друзья разговаривали, пытаясь понять что к чему, один из тюков зашевелился. Затем еще один. Внутри куч тряпья угадывались тела. Странные существа, просыпаясь, садились на землю. Самый ближний к Солдату незнакомец уставился прямо на него. Лицо этого человека, чей пол определить было невозможно, представляло собой страшную изъеденную язвами маску. Куски плоти свисали со скул, губы были начисто съедены гнилью и отвалились, глаза, лишенные век, лихорадочно горели во впалых глазницах.
Существо заговорило. Слова давались несчастному с трудом и были искажены — без сомнения, его рот, как и остальные части тела, был покрыт язвами.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил Солдат. — А за что?
— За огонь. Хищники тут ходят. Леопарды. Нападают на нас.
Голгат без обиняков сказал:
— По мне, так я бы почел это за благодеяние. Вы ведь прокаженные, да? Неужели вам не хочется умереть поскорее?
— Нет, — присоединился к разговору другой прокаженный. — Проказа убивает медленно. А нам хочется жить, как и всем остальным. Кто же станет мечтать, чтобы его хищник разорвал? Даже представить страшно. Когда придет время, я брошусь с какой-нибудь высокой скалы. Но не сейчас, нет, не сейчас.
Прокаженные рассказали друзьям, что те попали в страну прокаженных, место, куда изгоняют всех страдающих этим страшным заболеванием.
— Сюда никто не заходит, — сказал первый говоривший. — Мы удивились, когда увидели ваш костер.
Солдат сказал:
— Мы ищем крепость Халифа Сильнейшего.
— Тогда вы правильно идете. Его земля начинается по другую сторону Стоячего озера.
Солдат с Голгатом по вполне понятным причинам сторонились прокаженных. У одних была сухая проказа, у других мокрая. Самой заразной была вторая. И те, и другие оставляли на месте ночевки куски своих тел: там кусок пальца, там — мочка уха. Прокаженные поднялись, помогая друг другу встать на ноги, и поплелись прочь, старательно избегая двух здоровых людей. Солдату было очень жаль несчастных. Его собственные проблемы сразу отошли на второй план и стали казаться ничтожными по сравнению с бедой этих людей. Им приходилось как-то добывать себе пищу и питьевую воду, беречься диких зверей и, что немаловажно, не погрузиться в бездну отчаяния, подстерегающую любого, кто имел несчастье заболеть смертельным недугом.
На этом берегу озера путники еще не раз встречали прокаженных. Солдат полагал, что люди эти должны были бы затаить злобу на весь мир из-за того, что болезнь постигла именно их. Он считал, что прокаженные обязательно винят кого-то в душе, потому что наверняка стали жертвами того или иного колдовства. Злодей или завистник призвал дьявольские болезни войти в их тела и превратить обычных здоровых людей в ходячие трупы. И все-таки прокаженные по большей части смиренно принимали свою судьбу — по крайней мере, они не восставали против всего мира. Может, некоторые из них втайне и питали ненависть к людям, которых считали виновными в своей болезни, но Солдат и Голгат к числу последних не относились.
Впрочем, и здесь были исключения. Однажды к путникам приблизился прокаженный, которому очень хотелось с ними пообщаться. Нарушителю пригрозили мечом, и тот, наполовину обезумев от тоски и горя, удалился, выкрикивая нечленораздельные ругательства.
На третью ночь пути друзья, как обычно, развели костер. За день их так успели накусать насекомые, что терпеть не было сил. Кожу покрывали огромные красные шишки. Москиты предпочитали нижнюю часть ног, комары и другие летающие насекомые выбирали более мягкие места — шею, лицо, тыльные стороны ладоней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Однажды близнецы едва не наткнулись на поимщиков воров. Пришлось укрыться в башне. Мальчишки взобрались на самый верх, чтобы посмотреть оттуда, что делается по ту сторону городских стен. За городом горело поразительно много сторожевых костров. Казалось, здесь собрались варвары со всего мира. Гидо пожаловался на сильный запах невыделанных шкур, что повис в воздухе.
— Это потому, — объяснил Сандо, — что варвары делают палатки из сырых шкур, которые даже не выскребли.
— Какой догадливый, — сказал брат.
— Да уж, я такой, — согласился Сандо.
— Но, — выдвинул следующий аргумент Гидо, — люди пахнут так же скверно, как и эти палатки. Ведь мыться тоже надо.
Сандо заметил:
— Как любила говаривать наша матушка, покажи ханнаку кусок мыла, и он съест его ровно за десять секунд.
— Наша мама, — добавил Гидо, — говаривала: «Покажи человеку-зверю таз с водой, и он окунет в него свои ботинки».
— Глупость, никогда она так не говорила!
— Говорила!
— Я такого не слышал!
— Ты вообще никого не слушаешь!
— Задница ты разумная!
— Да, разумная.
Близнецы спустились с башни и направились дальше, к каналу. Они перебегали от одной тени к другой и наконец добрались до пристани, где стояли пришвартованные баржи.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Стоял скучный знойный день. Жара опустилась на поверхность озера, которое, сказать по правде, правильнее было бы назвать зловонным прудом. Оно не имело сообщения с рекой, и дождей в этой части страны выпадало очень мало. По окрестностям распространялся запах гнилых водорослей и протухшей рыбы. Что хуже, воздух стоял неподвижно, даже легчайший ветерок не колыхал атмосферу. Повсюду гудели мухи — поскольку птицы в округе тоже не селились, насекомые плодились и множились сколько душе угодно.
Солдат и Голгат решительно шагали вперед. Прошла уже большая часть дня; хотя друзья окончательно выбились из сил, обошли они только половину озера.
Солдат сказал:
— Давай-ка лучше сейчас отдохнем, а ночью двинемся. Когда стемнеет, будет прохладнее.
— Так и сделаем.
Развели костер — не для тепла, а чтобы отогнать диких зверей. Солдат насобирал поблизости пиретрума и подбросил в огонь несколько веточек, чтобы отогнать мух и комаров. Этому его научил Спэгг, и, похоже, толк и впрямь был. Голгат подложил в костер какого-то медленно горящего дерева — красные угли будут теперь весь день тлеть и, как он надеялся, отпугивать тех местных животных, которые заинтересуются лагерем.
Путники не стали раскладывать одеяла, а просто улеглись на берегу озера, подложив под головы вместо подушек походные мешки. Вскоре оба погрузились в сон и проспали до самого утра, хотя и собирались ночью идти.
В туманном мареве рассвета Солдат проснулся и вскрикнул, увидев нечто жуткое. Вокруг лежали тюки вонючих лохмотьев. Кто их сюда принес? Это что — шутка? Солдат прищурился и стал внимательно осматривать оставшиеся позади холмы, однако ничего и никого там не заметил. В округе вообще не было никакого движения.
— Что происходит? — спросил Голгат, едва пробудившись.
— Не знаю, я сам только что проснулся.
Пока друзья разговаривали, пытаясь понять что к чему, один из тюков зашевелился. Затем еще один. Внутри куч тряпья угадывались тела. Странные существа, просыпаясь, садились на землю. Самый ближний к Солдату незнакомец уставился прямо на него. Лицо этого человека, чей пол определить было невозможно, представляло собой страшную изъеденную язвами маску. Куски плоти свисали со скул, губы были начисто съедены гнилью и отвалились, глаза, лишенные век, лихорадочно горели во впалых глазницах.
Существо заговорило. Слова давались несчастному с трудом и были искажены — без сомнения, его рот, как и остальные части тела, был покрыт язвами.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил Солдат. — А за что?
— За огонь. Хищники тут ходят. Леопарды. Нападают на нас.
Голгат без обиняков сказал:
— По мне, так я бы почел это за благодеяние. Вы ведь прокаженные, да? Неужели вам не хочется умереть поскорее?
— Нет, — присоединился к разговору другой прокаженный. — Проказа убивает медленно. А нам хочется жить, как и всем остальным. Кто же станет мечтать, чтобы его хищник разорвал? Даже представить страшно. Когда придет время, я брошусь с какой-нибудь высокой скалы. Но не сейчас, нет, не сейчас.
Прокаженные рассказали друзьям, что те попали в страну прокаженных, место, куда изгоняют всех страдающих этим страшным заболеванием.
— Сюда никто не заходит, — сказал первый говоривший. — Мы удивились, когда увидели ваш костер.
Солдат сказал:
— Мы ищем крепость Халифа Сильнейшего.
— Тогда вы правильно идете. Его земля начинается по другую сторону Стоячего озера.
Солдат с Голгатом по вполне понятным причинам сторонились прокаженных. У одних была сухая проказа, у других мокрая. Самой заразной была вторая. И те, и другие оставляли на месте ночевки куски своих тел: там кусок пальца, там — мочка уха. Прокаженные поднялись, помогая друг другу встать на ноги, и поплелись прочь, старательно избегая двух здоровых людей. Солдату было очень жаль несчастных. Его собственные проблемы сразу отошли на второй план и стали казаться ничтожными по сравнению с бедой этих людей. Им приходилось как-то добывать себе пищу и питьевую воду, беречься диких зверей и, что немаловажно, не погрузиться в бездну отчаяния, подстерегающую любого, кто имел несчастье заболеть смертельным недугом.
На этом берегу озера путники еще не раз встречали прокаженных. Солдат полагал, что люди эти должны были бы затаить злобу на весь мир из-за того, что болезнь постигла именно их. Он считал, что прокаженные обязательно винят кого-то в душе, потому что наверняка стали жертвами того или иного колдовства. Злодей или завистник призвал дьявольские болезни войти в их тела и превратить обычных здоровых людей в ходячие трупы. И все-таки прокаженные по большей части смиренно принимали свою судьбу — по крайней мере, они не восставали против всего мира. Может, некоторые из них втайне и питали ненависть к людям, которых считали виновными в своей болезни, но Солдат и Голгат к числу последних не относились.
Впрочем, и здесь были исключения. Однажды к путникам приблизился прокаженный, которому очень хотелось с ними пообщаться. Нарушителю пригрозили мечом, и тот, наполовину обезумев от тоски и горя, удалился, выкрикивая нечленораздельные ругательства.
На третью ночь пути друзья, как обычно, развели костер. За день их так успели накусать насекомые, что терпеть не было сил. Кожу покрывали огромные красные шишки. Москиты предпочитали нижнюю часть ног, комары и другие летающие насекомые выбирали более мягкие места — шею, лицо, тыльные стороны ладоней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82