во время долгих часов рабства он описывал, как был вынужден участвовать в гладиаторских играх в Урике по меньшей мере в течении месяца, сражаясь за свою жизнь с дикими животными и другими гладиаторами, некоторые из которых были свободными, а другие такими же рабами, как и он сам. Если бы Джедра был на месте Галара, он бы не просыхал несколько дней.
— Хорошо, — сказал Джедра, — тогда, может быть, мы можем попросить у тебя то, что собирались попросить у Галара.
Сахалик засмеялся. — Как мне представляется, ты упустил свой шанс найти теплый ночлег. Ты должен был подумать об этом раньше, когда еще не стало холодно; но для Кайаны у меня есть предложение. — Он поглядел прямо на Кайану и оскалился. У него не хватало двух зубов, одного сверху, а другого снизу, с правой стороны. — Для тебя, красотка, я смогу найти теплое местечко в своем шатре.
— Не сомневаюсь, что можешь, — саркастически заметила Кайана, — но я предпочитаю остаться с Джедрой.
Эльф нахмурился. — Не будь такой торопливой. В моем великолепном шатре я совсем один и там есть мягкая…
— Я сказала нет. — Голос Кайаны прогремел в ночи как удар грома. Все разговоры прекратились. Во внезапно наступившей тишине послышался треск горящего дерева, в воздух поднялось облако светящихся искр.
Сахалик стоял как статуя, пораженный до глубины души. По видимому никто и никогда не отказывал ему, по меньшей мере публично. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, на даже не мог найти слов.
Галар спас их всех от дальнейших затруднений. Он ввалился в круг света, растрепанный, одежда едва прикрывала тело, волосы стояли дыбом, и уставился на всех окружающих. Потом он повернулся и закричал в темноту, — Ну, и где этот ленивый бард? Ночь почти кончилась. Мы хотим услышать новую песню, бард!
Остальные эльфы громко подхватили намек. Они затопали ногами, разразились одобрительными криками, — Песню! Песню! — и вот бард появился на свету. Правой рукой он прижимал арфу к боку, а в левой держал лист пергамента. Он выглядел намного менее озабоченным чем тогда, когда Джедра первый раз увидел его; на самом деле теперь, когда он был в центре внимания, его походка стала важной и величавой, а когда он заговорил, его голос был полон презрения и озорства.
— Я думал, что вы никогда не попросите, — сказал он, разворачивая пергамент. — У меня уже семьдесят три куплета, и еще осталось столько сказать…
Эльфы заворчали, и один из них крикнул, — Сохрани это для завтрашней дороги. А сейчас спой нам короткий вариант.
Бард потряс головой. — Нет, нет и нет, это было бы неуважением к нашим гостям и к нашему знаменитому Галару, чьи неудачливые приключения в Урике и привели нас к сегодняшнему великолепному празднику. Я обязан пропеть вам всю песню целиком, а потом и ее окончание, когда я напишу его.
Потом последовало несколько мгновений добродушного ворчания, и кто-то тяжело вздохнул, — Надо приготовиться к гнилому фрукту.
Бард указал на бочонок с водой, на котором сидел кто-то из эльфов и сказал, — Я беру твой стул себе.
Когда эльф освободил его, он твердо поставил свою правую ногу на бочонок, уперся арфой себе в бедро и пробежал пальцами по струнам.
Воздух наполнился сочным звоном струн, и шум голосов мгновенно прекратился. Бард настроил арфу, потом начал играть знакомую всем мелодию и запел звучным голосом:
О, Джура-Дай, чьи подвиги как гром.
Призвание: по Атхасу бродить.
Но песнь моя о подвиге тупом
Что только Галар мог его свершить.
Эльфы залились смехом, а Галар низко поклонился. Во время всей этой дружеской пикировки Джедра болезненно ощущал присутствие Сахалика у себя за спиной, но тут он уловил дижение позади себя. Эльфы давились от смеха, стоял невообразимый шум, он не мог слышать шаги, но его псионическое чувство сказало ему, что воин-эльф ушел. Джедра с облегчением вдохнул и только тогда обнаружил, что все это время не дышал.
Бард подождал, пока смех не утих и запел снова:
Огромный град ему волнует кровь
Там все найдешь, чего не захоти.
Там деньги, слава, золото, любовь
И в Урик едет он, совсем один.
Он не нашел того, чего искал,
Покинув дом, любимый и родной.
Взамен сокровищ, о которых он слыхал,
Лишь ветер дул над грязной мостовой
Кочевники не знают слова страх
Пустыня учит силе и уму.
Но в первый вечер потерпел он крах
Когда пытался сунуть нос в корчму.
Барду пришлось подождать еще минуту, наконец смех прекратился и он продолжал, но каждая следующая строфа вызывала все большее и большее оживление среди эльфов, так как красочно повествовала о постепенном падении Галара — из-за обмана и карточных неудач — от гордого свободного человека к одинокому, презираемому всеми эльфу, имевшему огромные долги и ставшим гладиатором ради денег. Наконец, осаждаемый кредиторами и боясь за свою жизнь, он купил место в караване рабов, уходящем из города. Никто и не подумал искать его за загородкой для рабов, и, по плану, когда караван должен был уйти подальше от города, владелец каравана должен был освободить его.
И, естественно, владелец взял его деньги и оставил его прикованным к загородке, там он и встретил Кайану, которую продали в рабство из-за того, что ее могущественный любовник стал ревновать ее из-за внимания к ней короля-волшебника Урика, Хаману.
Это неправда, мысленно сообщила Кайана Джедре. Меня сделали рабыней только потому, что я отказалась использовать свои псионические способности, чтобы убить человека.
Я знаю это, ответил Джредра, но бард не всегда поет то, что ему рассказывают. В любом случае это замечательная песня.
Это ты так говоришь, отозвалась Кайана. Она нахмурилась, а песня продолжала изображать ее отъявленной распутницей, которая жила на самом дне общества.
Через несколько куплетов Джедра решил, что он полностью согласен с Кайаной, когда бард начал подробно рассказывать о том, как его самого обратили в рабство. Бард обрисовал его вором и скандалистом, который в конце концов получил по заслугам, а не любознательным и любопытным юношей, в руки которого совершенно случайно попал магический талисман. Настоящий маг увидел это и продал его в рабство, чтобы получить амулет. Джедра не слишком хотел, чтобы все узнали правду; но он уж точно не хотел, чтобы его считали вором.
Тем не менее в течении всего рассказа о себе он весело смеялся, не собираясь оскорблять своих хозяев.
Он попытался псионически узнать, что на самом деле эльфы думают о нем, но это было за пределами его возможностей. Он мог передать свою мысль, но не мог подслушать чужую. Он, однако, мог почувствовать, когда кто-то смотрит на него, и хотя сейчас на него смотрели, смеясь, буквально все, но кто-то один смотрел на него с намного большим интересом, чем остальные. Он отвернулся от огня и взглянул в ту сторону, откуда на него смотрели, ожидая увидеть Райану, эльфийку, которая раньше предложила ему себя, но вместо этого его взгляд натолкнулся на суровое лицо Сахалика, холодное как ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Хорошо, — сказал Джедра, — тогда, может быть, мы можем попросить у тебя то, что собирались попросить у Галара.
Сахалик засмеялся. — Как мне представляется, ты упустил свой шанс найти теплый ночлег. Ты должен был подумать об этом раньше, когда еще не стало холодно; но для Кайаны у меня есть предложение. — Он поглядел прямо на Кайану и оскалился. У него не хватало двух зубов, одного сверху, а другого снизу, с правой стороны. — Для тебя, красотка, я смогу найти теплое местечко в своем шатре.
— Не сомневаюсь, что можешь, — саркастически заметила Кайана, — но я предпочитаю остаться с Джедрой.
Эльф нахмурился. — Не будь такой торопливой. В моем великолепном шатре я совсем один и там есть мягкая…
— Я сказала нет. — Голос Кайаны прогремел в ночи как удар грома. Все разговоры прекратились. Во внезапно наступившей тишине послышался треск горящего дерева, в воздух поднялось облако светящихся искр.
Сахалик стоял как статуя, пораженный до глубины души. По видимому никто и никогда не отказывал ему, по меньшей мере публично. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, на даже не мог найти слов.
Галар спас их всех от дальнейших затруднений. Он ввалился в круг света, растрепанный, одежда едва прикрывала тело, волосы стояли дыбом, и уставился на всех окружающих. Потом он повернулся и закричал в темноту, — Ну, и где этот ленивый бард? Ночь почти кончилась. Мы хотим услышать новую песню, бард!
Остальные эльфы громко подхватили намек. Они затопали ногами, разразились одобрительными криками, — Песню! Песню! — и вот бард появился на свету. Правой рукой он прижимал арфу к боку, а в левой держал лист пергамента. Он выглядел намного менее озабоченным чем тогда, когда Джедра первый раз увидел его; на самом деле теперь, когда он был в центре внимания, его походка стала важной и величавой, а когда он заговорил, его голос был полон презрения и озорства.
— Я думал, что вы никогда не попросите, — сказал он, разворачивая пергамент. — У меня уже семьдесят три куплета, и еще осталось столько сказать…
Эльфы заворчали, и один из них крикнул, — Сохрани это для завтрашней дороги. А сейчас спой нам короткий вариант.
Бард потряс головой. — Нет, нет и нет, это было бы неуважением к нашим гостям и к нашему знаменитому Галару, чьи неудачливые приключения в Урике и привели нас к сегодняшнему великолепному празднику. Я обязан пропеть вам всю песню целиком, а потом и ее окончание, когда я напишу его.
Потом последовало несколько мгновений добродушного ворчания, и кто-то тяжело вздохнул, — Надо приготовиться к гнилому фрукту.
Бард указал на бочонок с водой, на котором сидел кто-то из эльфов и сказал, — Я беру твой стул себе.
Когда эльф освободил его, он твердо поставил свою правую ногу на бочонок, уперся арфой себе в бедро и пробежал пальцами по струнам.
Воздух наполнился сочным звоном струн, и шум голосов мгновенно прекратился. Бард настроил арфу, потом начал играть знакомую всем мелодию и запел звучным голосом:
О, Джура-Дай, чьи подвиги как гром.
Призвание: по Атхасу бродить.
Но песнь моя о подвиге тупом
Что только Галар мог его свершить.
Эльфы залились смехом, а Галар низко поклонился. Во время всей этой дружеской пикировки Джедра болезненно ощущал присутствие Сахалика у себя за спиной, но тут он уловил дижение позади себя. Эльфы давились от смеха, стоял невообразимый шум, он не мог слышать шаги, но его псионическое чувство сказало ему, что воин-эльф ушел. Джедра с облегчением вдохнул и только тогда обнаружил, что все это время не дышал.
Бард подождал, пока смех не утих и запел снова:
Огромный град ему волнует кровь
Там все найдешь, чего не захоти.
Там деньги, слава, золото, любовь
И в Урик едет он, совсем один.
Он не нашел того, чего искал,
Покинув дом, любимый и родной.
Взамен сокровищ, о которых он слыхал,
Лишь ветер дул над грязной мостовой
Кочевники не знают слова страх
Пустыня учит силе и уму.
Но в первый вечер потерпел он крах
Когда пытался сунуть нос в корчму.
Барду пришлось подождать еще минуту, наконец смех прекратился и он продолжал, но каждая следующая строфа вызывала все большее и большее оживление среди эльфов, так как красочно повествовала о постепенном падении Галара — из-за обмана и карточных неудач — от гордого свободного человека к одинокому, презираемому всеми эльфу, имевшему огромные долги и ставшим гладиатором ради денег. Наконец, осаждаемый кредиторами и боясь за свою жизнь, он купил место в караване рабов, уходящем из города. Никто и не подумал искать его за загородкой для рабов, и, по плану, когда караван должен был уйти подальше от города, владелец каравана должен был освободить его.
И, естественно, владелец взял его деньги и оставил его прикованным к загородке, там он и встретил Кайану, которую продали в рабство из-за того, что ее могущественный любовник стал ревновать ее из-за внимания к ней короля-волшебника Урика, Хаману.
Это неправда, мысленно сообщила Кайана Джедре. Меня сделали рабыней только потому, что я отказалась использовать свои псионические способности, чтобы убить человека.
Я знаю это, ответил Джредра, но бард не всегда поет то, что ему рассказывают. В любом случае это замечательная песня.
Это ты так говоришь, отозвалась Кайана. Она нахмурилась, а песня продолжала изображать ее отъявленной распутницей, которая жила на самом дне общества.
Через несколько куплетов Джедра решил, что он полностью согласен с Кайаной, когда бард начал подробно рассказывать о том, как его самого обратили в рабство. Бард обрисовал его вором и скандалистом, который в конце концов получил по заслугам, а не любознательным и любопытным юношей, в руки которого совершенно случайно попал магический талисман. Настоящий маг увидел это и продал его в рабство, чтобы получить амулет. Джедра не слишком хотел, чтобы все узнали правду; но он уж точно не хотел, чтобы его считали вором.
Тем не менее в течении всего рассказа о себе он весело смеялся, не собираясь оскорблять своих хозяев.
Он попытался псионически узнать, что на самом деле эльфы думают о нем, но это было за пределами его возможностей. Он мог передать свою мысль, но не мог подслушать чужую. Он, однако, мог почувствовать, когда кто-то смотрит на него, и хотя сейчас на него смотрели, смеясь, буквально все, но кто-то один смотрел на него с намного большим интересом, чем остальные. Он отвернулся от огня и взглянул в ту сторону, откуда на него смотрели, ожидая увидеть Райану, эльфийку, которая раньше предложила ему себя, но вместо этого его взгляд натолкнулся на суровое лицо Сахалика, холодное как ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90