А на прочих надежды мало.
Тревожится Саган, да не ведает, что уже объявили тамплиеры королевство Нодд своим Великим Приоратом, и Великий Приор уже назван. Имя ему – Черный Локи.
Посреди леса Шурваловальского, на перепутье дорог, сквозь буреломы да чащобы трудно проложенные, стоит крепость орденская. Выше вековых елей ее стены каменные, башни того боле, а колокольни да шпили соборные в самое поднебесье восходят. Вокруг рвы глубокие, воды темные, мутные о крутые берега вяло плещутся. Не цветут в тех омутах кувшинки, рыбы не играют. Только темной ночью холодный звездный блеск мерцает, да ясным днем отражается серость камней логова тамплиерского.
Неприступно и зловеще огородилась крепость храмовничья, замок Шурваловальский от цветущего мира. Недоверчиво глядит на мир поднебесный бойницами башен, щериться зубцами стен. На вершине донжона заносчиво реет черно-белый штандарт орденский. Надменный Beauseant цвета талого снега на жирной кладбищенской земле. Ядовитым жалом аспида плещется на ветру двухвостый стяг, тянется, стремится к пределам Нодд.
Вот солнце поднялось над темной чащобой леса, осветило мрачные башни Шурваловальского Тампла. Заскрипели цепи, опустился подвесной мост, гулко на сваи упал. Заскрипели петли, отворились тяжелые створы ворот. В проем вышел командор шурваловальский. В шлеме с поднятой личиной, весь покрытый сталью доспехов. Поверх брони белый льняной плащ с кровавой эмблемой храмовничьей на груди. Остановился у моста, оперся на меч в полторы руки. За спиной, в окружении рыцарей ордена комтур крепости. Позади чернеют плащами братья-сержанты. У стен ровными коричневыми шеренгами выстроились ратники – туркополы, все в кирасах, с треугольными, как знак тригона, алыми щитами.
А из лесных дорог, один за другим выезжали отряды. Спешили в замок со всех сторон земель тамплиерских. С, достойным высокого сана, эскортом двигались командоры. Скакали в окружении своих людей комтуры крепостей, рыцари и воеводы, управители городищ и поселений. Ехали в полном боевом облачении, вооруженные, словно собрались на битву, бряцали мечи, отблескивала сталь доспехов.
Встречал прибывающих суровый полководец, гудел большой набатный колокол на церковной звоннице. Грозно звучала позеленевшая бронза. Не к покаянной молитве призывала она паству, не на праздник свадебного пира, не на печаль тризны созывала она людей. Не призыв к смирению и всепрощению гудел в небесах. Не религиозный экстаз, не добродетель подвигнула руки звонарей раскачивать тяжелый колокол. Злая воля Великого Магистра Темплариорума, черный дух Локи слышался в густом звуке.
Скуп встречающий на улыбку. Сухо его приветствие, как полуденная степь, хладно, как гиперборейская тундра. Сдвинуты густые брови, белы, словно снег на вершине Блеки Рока. Только блещут под ними, не по годам ясные глаза.
Да и прибывающие не многословны, суровы их стати, непреклонны взоры. Как камни бросают ответные слова. Шурваловальские слуги, берут коней под уздцы, проводят сквозь арку ворот во внутренность крепости, провожают гостей в отведенные кельи. А на мост въезжают новые люди, не малы владения храмовников. Многочисленны крепости и замки. И от каждого сегодня прибывают, милостью Великого Магистра, их властители.
А в глубине крепости, во внутренней молельне, перед перевернутым тригоном, у чадящих жиром лампад, преклонил колено Великий Магистр. Опоясан мечем, на поношенных толстокожих сапогах шпоры острые. Поверх стальных петель кольчуги, простая сутана, грубого домотканого полотна, запыленная, как была с дороги. Только шлем снял владыка, рядом с собой поставил. Но войлочный подшлемник даже пред своим идолом не скинул. Лыс словно пень Их Преимущественное Величие и, как на грех, на безволосом черепе огромная вмятина – след палицы. Еще в молодости получил метину на турнире, после долго в беспамятстве лежал. Уже родня священника позвала, да оклемался. Знак это. Избран Истинным для свершений великих. Он – Избранник.
Голову чуть склонил Магистр, скрестил на груди руки в боевых латных рукавицах. Молится молча, беззвучно шевелит губами, чтоб только один Бафомет, герцог тьмы, владыка беспросветья, услыхал чаяния Темплариорума. Чтоб не достало слово прошения ушей смертного человека, ибо страшно то слово.
Отец кастелян, было, собрался пригласить Преимущественное Величество потрапезничать, да не осмелился прервать моление, боязливо восвояси убрался.
А на верхотуре донжона, по белокаменным палатам нервно расхаживает Локи. Великий Приор несуществующего Великого Приората.
Пока не существующего.
Плюхнется с размаху в кресло. Ногти погрызет. Пальцами пощелкает. Зубом поцыкает. Рывком поднимется, подойдет к окну. Брезгливо средним пальцем ткнет в прутья решетки. Ох, и претила же ему такая мера безопасности. Больно неприятные ассоциации вызывала стальная конструкция. Но после наезда Стилла, когда тот обшмонал локиевый арсенал, плюнул Фартовый на все суеверья, распорядился. Но хоть и сам дал команду, но муторно на такое смотреть.
Заглянул сквозь прутья, много не разглядишь. Плюнул в низ, но в кого попал и попал ли, того не разобрал. Отошел от окна. Пару па рокенрольных исполнил. Стрелки на часах подвел. Качнул маятник. Сам маятником качнулся. Принял стойку. Левой джеф. Один, другой. Правой хлесткий хук, и с полушага маваши.
Все равно муторно.
Дал лакею под зад коленом. Вторым пинком загнал пажа в спальню. За ним сам последовал, на ходу штаны рассупонивая.
Лакей целомудренно дверь прикрыл, отступил в сторонку, но далеко отходить не решался. Мало ли какая господину в нем, старом, нужда может случиться. Полотенце принести, вина подать, или, к примеру, почесать пресветлый зад Великоприорский. А может, заблагорассудят, Их Преимущественное Высочество плюнуть в старую рожу. Тут мешкать не можно!!
– Ну, что, вкусно? – Доносилось из почивальни.
Лакей поджал губы и покивал головой. Он понимал причину невежливого молчания пажа. С полным ртом особо не поболтаешь.
Нахраписто и зло скрипело ложе. Яростно сопел Локи, натужно скрипел зубами. Матерился.
Паж верещал привычно. Привизгивал.
Да и зашелся в запредельном крике. А после забулькало и тишина. Холодный пот пробил старого слугу.
С ноги открыв дверь, заявился хозяин. Заправил под ремень кружевную батистовую рубаху. Пригладил волосы.
– Эй, ты. Свисни качков, пусть падлу псам скормят. Давай, давай, шевели мослами. Козел. И одежду подай. У меня сегодня бенефис.
* * *
Целый день стекались вооруженные отряды. Целый день звонил большой колокол. Только к сумеркам начал редеть поток прибывающих. Вот село солнце, в последний раз глухо загудело в чернеющей высоте. Командор покинул мост. Захлопнулись ставни ворот, поднялся мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Тревожится Саган, да не ведает, что уже объявили тамплиеры королевство Нодд своим Великим Приоратом, и Великий Приор уже назван. Имя ему – Черный Локи.
Посреди леса Шурваловальского, на перепутье дорог, сквозь буреломы да чащобы трудно проложенные, стоит крепость орденская. Выше вековых елей ее стены каменные, башни того боле, а колокольни да шпили соборные в самое поднебесье восходят. Вокруг рвы глубокие, воды темные, мутные о крутые берега вяло плещутся. Не цветут в тех омутах кувшинки, рыбы не играют. Только темной ночью холодный звездный блеск мерцает, да ясным днем отражается серость камней логова тамплиерского.
Неприступно и зловеще огородилась крепость храмовничья, замок Шурваловальский от цветущего мира. Недоверчиво глядит на мир поднебесный бойницами башен, щериться зубцами стен. На вершине донжона заносчиво реет черно-белый штандарт орденский. Надменный Beauseant цвета талого снега на жирной кладбищенской земле. Ядовитым жалом аспида плещется на ветру двухвостый стяг, тянется, стремится к пределам Нодд.
Вот солнце поднялось над темной чащобой леса, осветило мрачные башни Шурваловальского Тампла. Заскрипели цепи, опустился подвесной мост, гулко на сваи упал. Заскрипели петли, отворились тяжелые створы ворот. В проем вышел командор шурваловальский. В шлеме с поднятой личиной, весь покрытый сталью доспехов. Поверх брони белый льняной плащ с кровавой эмблемой храмовничьей на груди. Остановился у моста, оперся на меч в полторы руки. За спиной, в окружении рыцарей ордена комтур крепости. Позади чернеют плащами братья-сержанты. У стен ровными коричневыми шеренгами выстроились ратники – туркополы, все в кирасах, с треугольными, как знак тригона, алыми щитами.
А из лесных дорог, один за другим выезжали отряды. Спешили в замок со всех сторон земель тамплиерских. С, достойным высокого сана, эскортом двигались командоры. Скакали в окружении своих людей комтуры крепостей, рыцари и воеводы, управители городищ и поселений. Ехали в полном боевом облачении, вооруженные, словно собрались на битву, бряцали мечи, отблескивала сталь доспехов.
Встречал прибывающих суровый полководец, гудел большой набатный колокол на церковной звоннице. Грозно звучала позеленевшая бронза. Не к покаянной молитве призывала она паству, не на праздник свадебного пира, не на печаль тризны созывала она людей. Не призыв к смирению и всепрощению гудел в небесах. Не религиозный экстаз, не добродетель подвигнула руки звонарей раскачивать тяжелый колокол. Злая воля Великого Магистра Темплариорума, черный дух Локи слышался в густом звуке.
Скуп встречающий на улыбку. Сухо его приветствие, как полуденная степь, хладно, как гиперборейская тундра. Сдвинуты густые брови, белы, словно снег на вершине Блеки Рока. Только блещут под ними, не по годам ясные глаза.
Да и прибывающие не многословны, суровы их стати, непреклонны взоры. Как камни бросают ответные слова. Шурваловальские слуги, берут коней под уздцы, проводят сквозь арку ворот во внутренность крепости, провожают гостей в отведенные кельи. А на мост въезжают новые люди, не малы владения храмовников. Многочисленны крепости и замки. И от каждого сегодня прибывают, милостью Великого Магистра, их властители.
А в глубине крепости, во внутренней молельне, перед перевернутым тригоном, у чадящих жиром лампад, преклонил колено Великий Магистр. Опоясан мечем, на поношенных толстокожих сапогах шпоры острые. Поверх стальных петель кольчуги, простая сутана, грубого домотканого полотна, запыленная, как была с дороги. Только шлем снял владыка, рядом с собой поставил. Но войлочный подшлемник даже пред своим идолом не скинул. Лыс словно пень Их Преимущественное Величие и, как на грех, на безволосом черепе огромная вмятина – след палицы. Еще в молодости получил метину на турнире, после долго в беспамятстве лежал. Уже родня священника позвала, да оклемался. Знак это. Избран Истинным для свершений великих. Он – Избранник.
Голову чуть склонил Магистр, скрестил на груди руки в боевых латных рукавицах. Молится молча, беззвучно шевелит губами, чтоб только один Бафомет, герцог тьмы, владыка беспросветья, услыхал чаяния Темплариорума. Чтоб не достало слово прошения ушей смертного человека, ибо страшно то слово.
Отец кастелян, было, собрался пригласить Преимущественное Величество потрапезничать, да не осмелился прервать моление, боязливо восвояси убрался.
А на верхотуре донжона, по белокаменным палатам нервно расхаживает Локи. Великий Приор несуществующего Великого Приората.
Пока не существующего.
Плюхнется с размаху в кресло. Ногти погрызет. Пальцами пощелкает. Зубом поцыкает. Рывком поднимется, подойдет к окну. Брезгливо средним пальцем ткнет в прутья решетки. Ох, и претила же ему такая мера безопасности. Больно неприятные ассоциации вызывала стальная конструкция. Но после наезда Стилла, когда тот обшмонал локиевый арсенал, плюнул Фартовый на все суеверья, распорядился. Но хоть и сам дал команду, но муторно на такое смотреть.
Заглянул сквозь прутья, много не разглядишь. Плюнул в низ, но в кого попал и попал ли, того не разобрал. Отошел от окна. Пару па рокенрольных исполнил. Стрелки на часах подвел. Качнул маятник. Сам маятником качнулся. Принял стойку. Левой джеф. Один, другой. Правой хлесткий хук, и с полушага маваши.
Все равно муторно.
Дал лакею под зад коленом. Вторым пинком загнал пажа в спальню. За ним сам последовал, на ходу штаны рассупонивая.
Лакей целомудренно дверь прикрыл, отступил в сторонку, но далеко отходить не решался. Мало ли какая господину в нем, старом, нужда может случиться. Полотенце принести, вина подать, или, к примеру, почесать пресветлый зад Великоприорский. А может, заблагорассудят, Их Преимущественное Высочество плюнуть в старую рожу. Тут мешкать не можно!!
– Ну, что, вкусно? – Доносилось из почивальни.
Лакей поджал губы и покивал головой. Он понимал причину невежливого молчания пажа. С полным ртом особо не поболтаешь.
Нахраписто и зло скрипело ложе. Яростно сопел Локи, натужно скрипел зубами. Матерился.
Паж верещал привычно. Привизгивал.
Да и зашелся в запредельном крике. А после забулькало и тишина. Холодный пот пробил старого слугу.
С ноги открыв дверь, заявился хозяин. Заправил под ремень кружевную батистовую рубаху. Пригладил волосы.
– Эй, ты. Свисни качков, пусть падлу псам скормят. Давай, давай, шевели мослами. Козел. И одежду подай. У меня сегодня бенефис.
* * *
Целый день стекались вооруженные отряды. Целый день звонил большой колокол. Только к сумеркам начал редеть поток прибывающих. Вот село солнце, в последний раз глухо загудело в чернеющей высоте. Командор покинул мост. Захлопнулись ставни ворот, поднялся мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45