Витязь мельком взглянул на покойника. Отвернулся к товарищам.
– …То-то я сразу заметил – чрезвычайно шустрые подлецы нам попались. Не наши ноддовские разгильдяи. Нате, сами смотрите.
– Печать Бафомета! – Ахнула Гильда и гридни отшатнулись. – Чур нас, чур! – И через левое плечо сплюнули.
В мерцающем свете факела, сквозь густую волосню груди, на теле мертвеца заметно различалась грубая татуировка. Святотатственно перевернутый знак тригона, знак нечестивых тамплиеров – слуг демона Бафомета, кощеев черного духа Локи.
– Тю! – Оправился от суеверного испуга младший из сыновей почтенного Ингренда. Делов – торба с потрохами. Чаво жалиться. Нешто в первой. Ухайдакали сучьих выблядков. Меньше по белу свету сволочи шастать будет, вот и ладно, вот и лепо.
– Молчи, дура! Не тваво ума дело. – Пробурчал старший. – Их высокородие, они сами усе знают. – И для вящей убедительности хорошенько саданул в бок меньшему брату.
Но и старшой причину тревоги своего лорда не понимал. Но понимал – попусту его повелитель тревожится не станет. Не таков ратоборец Сигмонд, чтоб из-за пустого будоражиться. А коли чем озабочен – тому причина имеется. А какая, то не гридней ума дело. Дело гридней быть в бою опорой витязю, принимать на себя булаты на Сигмонда обращенные, пусть живым и невредимым выходит он из кровавых битв. Так направлял сыновей отец, так напутствовала мать, Так клялись братья Ингрендсоны. А клятву эту слышал предрассветный ветер, весь мир о том известил, до края земли донес. Слышали зарок речные воды и утвердили обет лесные чащобы, глубины озерные, трясины болотные. Слышали крутобокие холмы и хранят слова в неподъемной, нерушимой своей каменной памяти. Огонь костра слышал и страшно отмстит клятвоотступнику.
В трапезной трактира по утрене промозгло и полутемно. Необычно хмурый, проверял Сигмонд заточку клинков, ветрел саи, захалявные ножи подправлял. Велел, до полусмерти перепуганной, хозяйке подать молока кислого. Прихлебывал, бровями водил, что орел крыльями. Костяшками пальцев барабанил по столу. И не тупой стук дубовой доски, но медь набата слышалась в этих звуках.
– Так, – сам с собой говорил. – Разгулялись тамплиерчики. Не террористы – диверсанты. А из этого следует… По коням! – Скомандовал.
* * *
Вот и сейчас, хоть и гостевал сэр Сигмонд под монаршей опекой в королевском замке, но тотчас пробудился, услышав за дверью неположенный шум. Не шум даже, шевеление и говор, не должный быть ночью. Накрыл Гильду покрывалом, сам сел на край кровати, ладонь на рукоять меча положив.
Прибыли Гильдгардцы в монаршую резиденцию поздними сумерками. Но самого Сагана не застали, поехал он с Сенешалем Короны на ловы, малой охотой. А куда, и где его лагерь царедворня не ведала. Ждали к завтрашнему обеду, на крайность, к ужину, а более ничего известно не было. По той причине, хоть и не терпел вопрос отлагательства, ничего Сигмонду не оставалось, как отправиться на боковую.
И, вот, пробудился.
Нет, опасности, конечно же не было, но что-то за дверями происходило. Не говорливы Ингрендсоны, не гостелюбивы, паче в неурочный час, паче в кордегардии, где живут и берегут покой своего лорда. Не зря тамплиеры гридней обережными кличут, потому как оберегают. Телохранителями называют их в мире Стилла Иг. Мондуэла, но лорду Сигмонду толи привыклись, толи по душе пришлись термины земли Нодд. Так уж раз в прихожей говор, то дело серьезное.
– Неможно, – глухо бубнил старший из Ингрендсонов, – почивают господа, не моги их высокородия будить. До утречка их величество потерпют, ничо им не сдеется.
Слов спорящего с гриднем Сигмонд не разобрал, но по юношески ломкому голосу узнал королевского оруженосца.
Не в правилах королевских оруженосцев среди ночи по покоям монарших гостей шастать, паче пэров Короны, паче к Витязю Небесного Кролика самовольно заявляться. Только повеление сюзерена могло заставить юного воина-царедворца так откровенно нарушить веками сложившийся этикет. Но и Саган не из баловников, ради пустого дела, забавы для, не станет будить хозяев Гильдгарда.
А ведь ждали монарха завтрашним днем, ан, вопреки обычаям прибыл по ночной поре. Значит причина серьезная случилась.
Сигмонд споро облачался. Поправлял кильт, приглаживал, уже отросшую, прилично положения, бороду. Вкладывая заплечные мечи Райт и Лигт в ножны и засовывая за пояс саи, ухмылялся. – Вот простота феодальная, Волкам и король не указ. Да явись во плоти хоть сам благостный Бухг, гридням и дела мало, он для них персона второго ранга. Шеф клана – и бог и царь и отец родной, ни на земле, ни на небесах никого выше батюшки-лорда нет и быть не может. По определению.
– Так, Гильда. Сегодня поспать, наверно, не получится. Придется вставать, да паковать имущество.
А сенешалевне, и говорить не надо. Уже натягивала дорожные одежды. Уже, не без сожаления, сворачивала, приготовленное к завтрашней аудиенции, парадное платье. Но витязю своему ласково улыбнулась. – Не судьба нам, лорд Сигмонд, друг мой ненаглядный, на царских перинах нежится. Доля наша по степям Дивом воет, по лесам Соловьем свищет, по трясинам Кикиморой хохочет, на бранном поле Карной и Желей кличет. Так Норны нити наших жизней сплели и нельзя их расплести, разве только порвать можно…
– Эх, Гильда. Гильдюшка. – Поцеловал Сигмонд подругу, вышел в гридню.
Шел за оруженосцем по встревоженным коридорам. Суетились заспанные слуги, подтягивали порты, зажигали настенные факела. Сквозь окна со двора доносился шум. Ржали лошади, бряцало оружие, бранились ратники. Заскрипели ворота и дробный стук копыт растворился в ночной темени.
Саган ждал в малом кабинете. Вместе с ним сенешаль Короны, да несколько старших тиунов – шапочно знал их Сигмонд. Начал было витязь приветствовать монарха, да тот рукой махнул. – Недосуг церемонии разводить, присаживайся лорд, послушай.
– Прискакал к нам человек сэра Хейгара, чей феод у Расплат-реки, на самом кордоне тамплиерском. – Хмуро заговорил сенешаль Короны. Пишет – выступили против нас безбожные храмовники, большой силой через реку поперли. Сам лорд крепко рубежи Ноддовские боронит, многих схизматов в Валлгальские топи отправил. Да соседи слабину дали. Замки не удержали, отворили поганым дорогу в королевство. Большой войны не миновать. А потому…
Не закончил воитель речь, как королевские оруженосцы привели закровавленного ратника. Могучий поморец в искореженных, порубанных доспехах ступал в развалку. С недовольной миной потирал седалище – ему, прибрежному жителю, долгая скачка далась с трудом.
– Батюшка, государь. – Попытался чинно поклониться гонец, да получилось у него неудачно. Отдельно пред Сигмондом голову наклонил – помнил витязя, вместе сражались на дюнах, вместе били конунга Альта Бездонную Бочку и ватагу его пиратскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45