И предвкушая нечестивый пир уже слетались со всех сторон небесные кланы Хьюгин-ворона, уже выли в лесах шакалы, уже тявкали по кустам лисы.
Видя, что атака захлебнулась и утратив наступательный порыв, неприятельские отряды нерешительно топчутся за пределами досягаемости затинных метательных машин, Сигмонд понял, что пришла его пора и вывел городские полки.
Ряд за рядом строились в боевые порядки эскадроны лордовских кланов, фаланги Гильдгардских воев и ополченев, дружины поморских баронов, удальцы Нахтигалзифа. Всуперечь обычному, коронная кавалерия во фронте не разместилась. Затаились латники за спинами и шеренгами пехотинцев.
Верхом на белом коне в серебряных доспехах ехал Сигмонд – витязь Небесного Кролика. Его сопровождали щитоносцы Ингрендсоны и Гильда на Малыше. Поднял витязь рог, громко протрубил. Загремели на стенах барабаны, загудели волынки, ратники зазвенели мечами о щиты.
Войско земли Нодд изготовилось к битве.
* * *
Из Красных Ворот чеканя шаг, под дробь барабанов, с пиками наперевес, побатальонно выходил гвардейский Кролика-Предтечи 1-й Скито-Монашеский пехотный полк. Вел воинственных чернецов лично полковник Приходько. Одел свой старый, давно непользованый спецназовский комбез, самолично вдовицей выстиранный и отутюженный. Лицо и руки раскрасил камуфляжным кремом. Полевые зеленые звездочки погон сменил на начищенные медные, они ярко горели в лучах летнего солнца.
– Ангел! С нами Ангел! – Гремел торжествующий клич полевых войск. – Ангел! Ангел! – Вторили со стен.
К вдохнувшему дым сражения Виктору Петровичу вернулась не просто память, но память генетическая. Аминокислотами пращуров спирально вверченная, редупликатно многажды продуцируемая, бессознательно осознанная. Искренняя. Потому, в предчувствии жаркой, лоб в лоб рукопашной, обратился к своему полку словом напутственным. Зычно вскричал, сверкнул очами.
– Blya, чудо-богатыри! – перекрывая шум битвы ревел командирским голосом – Blya, ребята, не Гильдгард ли за нами?! – И поднимая бойцов в решительную копейную атаку гаркнул: – За родину, blya! За Сталина! УРА!!!
– Ура! – Подхватили монахи. – Ста-лин! Кро-лик! Кро-лик! Ста-лин! – И ударили в копья.
С издевательскими усмешками предстояли суровые викинги долгополым воякам. Впереди хирдов помахивают секирами, обдолбанные грибным отваром, зловещие берсеркеры. По нечесаным бородам стекает пьяная слюна, в глазах бешенство гиперборейских отморозков.
Не ждали, бабкиными сказками воспетые, залетные стервятники угрозы, рассчитывали на легкость скорой победы. Но оказался сокрушительным напор фаланг, выученных российским офицером.
Шли копье на копье и ненависть в глазах мешалась со страхом. Шли навстречу вере и смерти, победным венкам и трупным пятнам.
Но…
Десятка шагов не дойдя, размыкались ряды, выбегали из глубины построений схимнических, из-за спин монашеских, здоровущие мужики. Ряхи ящиками, в плечах сажень косая, каждый весом пудов десять. Все с двуручниками.
Морды зверские, бороды не чесаны. Кольчуги мускулами распираются. Стальная плетенка рвется, кожаные перевязи лопаются. Перегарищем за версту шибет. Словеса матерные, скабрезные. Мыслишки, коли оные в патлатых башках имеются, едино однообразны – дави гнид! Suca! Blya!
Поперло жлобье дерзостно, безудержно. Ох, как поперло!
Во размахалось! Куда там берсеркеровским секирам супротив аршинных лезвий, звонких сталей, обоюдонаостренных. В миг единым махом бездоспешные придурки в прах сметены оказались. Мозги, грибом изъеденные, вывалились удобрением поганочного мицелия.
Как весенний ливень сжирает останки талых сугробов, так скосили мечебойцы пресловутый цвет варяжского воинства.
В щент свели, срубили под комель. Не запыхались. Не взопрели. Только всхрапнули, охально зыркнули, матюгами всплюнули… Пошли куролесить, рубить, крошить дальше.
Направо, налево. Глядючи, неглядючи. Имен не спрашиваяся, в рыла не заглядываяся. Отступного не требуя, прощальных лепетов не слушаючи. Так вражину и драли. Приухивая да покряхтывая.
– Блин горелый!
– Ядрена вошь!
– Разойдись плечо, размахнись рука! Гуляй кулак, веселись писун! Наше дело правое, а остальных – на хер-р!
– Р-р-р!
Зазверели суть в корень. Все в сраке зрели. Иного начальства в душах не чуяли, окромя воли всевышних небес. Вселенской справедливости отмщения.
За зуб – челюсти выламывали, за око – черепушки раздалбливали, за палец – руки из суставов выдирали.
Копейные древки секли, словно хворост, запросто. Скирдманов рубили походя, промежду прочим, не озираяся. Щиты кололи в щепу. Шлемы в стружку курочили. Половинили пиратов от плеча до самой жопы. Головы во пыли укатывали. Члены по кустам разметывали, в песок трамбовали. Ломили буйволиным нахрапом. Валили напропалую, поплевывали и дальше перли. Жали без жалостно.
По всей елане-поляне прессовали.
Следом, размеренным ходом наседали копьеносцы. Уминали живую силу. Бойких, еще на утренней зорьке, обращали в разряд невосполнимых потерь. В разорванные нити, в туманы потусветья. В небытие. В вой баб, мужей недождавшихся. В сиротскую оголтелость, в беспризорную никчемность пасынков разбоя.
С мечами приперлись – на копьях издохните.
Ангельским пикинерам чхать на побасенковскую неуязвимость гостей варяжских. На булатные их мечи, на стрелы острые. Да, в этот день измарались эпические расказни рунических саг, измышления квелых сказителей, ради хлебной корки набреханные. Своей шкурой изведали шатуны морские благодать рассейской рукопашки. Бесшабастность мордобоя – стенка на стенку. Без правил снисхождения. Без передыху, где удары ниже дыха в обыденности. Без благородной сопливости рыцарской потасовки. Где колошматят почем зря – в нюх, в зубы, в морду. Где бьют лежачего сапогами по ряхе, каблуками срам топчут, пинками выи трощат.
Повинные головы мечи секли, помирающих оставляли в смертных корчах. Чтоб прочувствовали миг отхождения. Не до падали дело.
Дело наше правое! Победа будет за нами!
Белокурых бестий, как сидоровых коз драли. В хвост и гриву. Пух с пером раздувало стылостью Валлгальского вихря. Не умучивались схимники, на елмань схизматов натягивать. Рожи на рожон насаживать. Подлым трехгранным острием запросто протыкалась плоть, но больно выдирались клочья прожухлого мяса.
Живые взалкали дохлым.
Пена распанаханых трахей, сопли по губам, желудочные массы злопахнут.
Потно телесной волосне. Под льняной сорочкой да ватной душегрейкой, дубленой коротайкой, под латной рубахой, зело тулово парится. Стерпится, отсмердится, в баньке отмоется, с девкой примудившейся слюбится. Коли, вlya! Руби, катай, валяй!
– Ровнее шаг! Сомкнуть ряды! Держать стой!
– Бей промеж ног!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45