Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.
Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.
– Авторский переулок, – прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.
– Тут разные писатели жили, – лениво пояснил Евстигнеев, – много их было, вот и назвали.
– А какие писатели? – невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.
– Ну Лев Толстой, – сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. – Пушкин, Лермонтов…
– А Достоевский? – съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.
– У Достоевского характер был вредный, – сварливо заметил Евстигнеев, – он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. – Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше – «Дом-музей В. А. Жуковского».
– Ерунда какая-то получается, – возмутился Эдик. – У вас что, все писатели жили?
– Все! – невозмутимо ответил Евстигнеев.
– Не верю! – заупрямился парень.
– Значит, вы – атеист, – спокойно констатировал Евстигнеев. – Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! – И он подтолкнул Эдика к двери.
Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.
– Садитесь, – кивнула она головой, – я сейчас. – Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: – Что у вас?
– Да вот, – сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, – парня укусил дикий зверь.
– Дикий? – вытаращила глаза девушка. – Какой зверь?
– Медведь, – промычал детина.
– Так… Ясно. Он на вас напал сам?
– Сам. – Эдик отвел глаза в сторону.
– А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?
– Еще как бросились! – пожаловался Эдик. – Он разговаривал!
– Ну что ж, – вздохнула девушка, – все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.
Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.
– Имя? – спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.
– Эдик! – представился парень. – Можно Эдуард.
Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:
– ФИО!
– Что? – не понял парень и приложил ладонь к уху.
– ФИО! – повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. – Фамилия, имя, отчество.
– Эдуард Васильевич Скоробогатов, – с расстановкой произнес Эдик. – У меня даже права где-то есть… – Он захлопал себя по карманам.
– Не нужно, – остановила его девушка. – Профессия?
– Новый русский! – осклабился Эдик, невольно расправляя плечи и набирая полную грудь воздуха.
«Ишь как надулся, вот-вот взлетит», – подумал Евстигнеев и придвинулся поближе, чтобы в случае чего успеть схватить нового русского за штаны. Но тут Эдик шумно выдохнул воздух и добавил:
– Место работы – «Флибустьербанк».
Девушка старательно записала анкетные данные и в упор посмотрела на Эдика. Теперь она смотрела на него как на вещь, как на сломанный механизм, который нужно отладить. Эдик такого взгляда не выдержал и, отвернувшись, нервно застучал ногой.
– Раздевайтесь, – сказала медсестра, равнодушно доставая стетоскоп. – Да нет… Только до пояса. Прилягте. Вот так. Теперь дышите!
Она прижала стетоскоп к розовой, младенческой груди Эдика и задумалась.
– Не дышите. Еще раз не дышите! Теперь дышите часто. Еще чаще! Вы что, быстрее не можете? Вот так…
Багровый Эдик работал, как поршневой насос.
– Теперь не дышите!
Эдик почувствовал, что поплыл. Ему вдруг стало хорошо и спокойно; в ушах стоял нежный мелодический звон, словно сотни серебряных колокольчиков вздрогнули вдруг.
– Что это вы такой слабый? – донеслось до него словно сквозь вату. – Вон побелели аж!
«Побелеешь тут», – с обидой подумал Эдик, пытаясь зацепиться за реальность.
– Все ясно, – четко сказала медсестра, – вчера вы приняли триста граммов «Жириновской» под малосольный огурец!
– Точно! – изумился Эдик. – А как вы догадались? Неужели видно?
– Работа такая, – рассеянно сказала медсестра и куда-то вышла.
Евстигнеев услышал, как она гремит банками и что-то бормочет себе под нос.
Наконец девушка вернулась, неся в руке литровую банку с темно-зеленой жидкостью. Жидкость тяжело колыхалась, и время от времени в ней вспыхивали ярко-желтые прожилки.
– Выпейте, – сказала медсестра строго, – перед уколами надо дезактивировать организм.
Эдик взял банку и обреченно посмотрел внутрь. Понюхав, он высунул язык и осторожно лизнул содержимое. Глаза его тут же разбежались в разные стороны, как испуганные тараканы.
– Горько! – пожаловался он.
– Естественно, – пожала плечами медсестра.
– А если я не выпью?
– Тогда не получите прививки. Да вы не бойтесь, у нас главврач это средство каждый день пьет. Как домой идти, так и пьет.
– Ну ладно! – решился Эдик и с мужеством отчаяния выдохнул воздух.
Пил он долго. И чем меньше жидкости оставалось в банке, тем круглее становились его глаза. Наконец он поставил банку на стол и тыльной стороной руки вытер позеленевшие губы. В животе у него довольно явственно послышалось шипение. Эдик беспокойно заерзал и начал оглядываться по сторонам.
– Туалет прямо по коридору, – не отрываясь от бумаг, сообщила девушка.
Эдик ринулся в коридор. Вернулся он тихий и ублаготворенный. На губах играла детская бессмысленная улыбка, руками он теребил край своей цветастой рубашки.
– Ну вот и хорошо, – вздохнула девушка, – теперь можно проводить вакцинацию. Десять уколов за сеанс.
– А не много? – забеспокоился Евстигнеев. – Смотри, Надька, не умори человека! Что ж так сразу-то? Сделай один, и хватит.
– Конечно, – обрадовался Эдик. – Хватит и одного. Зачем человека в решето превращать?
Медсестра задумалась.
– Ну ладно, – наконец решилась она, – хорошо. Уговорили. Сделаю один укол. Только будет немного больней… – и достала из стеклянного шкафчика здоровенный, рассчитанный, наверное, на быка, шприц.
Евстигнеев вывел Эдика на улицу и усадил на скамью.
– Отдышись, – сказал он участливо и уселся рядом.
Эдик медленно приходил в себя.
– Ты на меня зла не держи, – говорил Евстигнеев, срывая травинку и теребя ее в руках. – Не обижайся, что я тебя там, в администрации, приструнил. Сам посуди: врывается человек, машет палкой!
– Это я погорячился, – сказал Эдик, сглотнув сухую слюну, – тоже не прав был. Но силища у тебя, как у быка!
Евстигнеев загадочно усмехнулся:
– Экология у нас, брат, такая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72