— Страшные существа! Никогда им не доверял. А сожрал я их сколько ради прикола!
— Вот-вот, — поддакнул Махно. — Теперь тебя за это по головке не погладят.
— Эх, — вздохнул Г-гы-ы, — мне бы только добраться до Пронзающих врат. А там бы я рванул в другой мир — вышел бы на своих собратьев из Совета и все рассказал бы им…
— Даже и не думай об этом! — замахал руками Махно. — Даже и не помышляй! Как только ты выйдешь на поверхность — тебя тут же схватят! Ты же теперь почти что преступник номер один!
— Преступник номер один! — выговорил полуцутик Г-гы-ы. — А за что? За то, что жил, как все полуцутики, хозяева этого и других загробных миров… Эх, что делается, а?! Что делается… Преступник номер один! — повторил Г-гы-ы и горько заплакал.
Открылась дверь. Появившийся на пороге Никита глянул удивленно на плачущего полуцутика и отрапортовал, обращаясь, конечно, к Махно:
— Рододендрону растолковано что к чему. Рододендрон все понял и пошел растолковывать остальным. Через пару суперсглотов состоится общее собрание ПОПУ, где будут приветствовать нового члена организации — полуцутика Г-гы-ы.
— Г-гы-ы-ы-ы-ы… — рыдал полуцутик.
* * *
В длинной и широкой пещере, носившей гордое название «Церемониальный зал», выстроилась шеренга членов организации ПОПУ. Первым — в силу своего роста — стоял Рододендрон, за ним — Юлия. Следующим пристроился низенький Соловей-разбойник, который по росту вообще-то не должен был стоять третьим в строю, но он так не хотел расставаться с молодой женой, что Махно признал за ним право быть всегда вместе с Юлией. Соловей-разбойник держал на руках младенца. Младенец бодро агукал, словно перекликаясь с остальными повстанцами, строго по росту выстроившимися между Соловьем-разбойником и совсем крохотным полуцутиком Г-гы-ы, ради разнообразия решившим не летать под низкими потолками подземелья, а топтать густую синюю грязь, покрывавшую каменный пол. Замыкала строй саблезубая тигрица Барся.
Никита на правах личного ординарца Махно находился рядом со своим боссом.
— Ребята! — зычно воскликнул стоящий перед строем Махно. — Сегодня для нашей организации светлый и праздничный день! Сегодня в ПОПУ пришел новый член подполья — полуцутик Г-гы-ы. Вам всем уже, я надеюсь, пояснили причины появления здесь полуцутика, с чьими собратьями, коварно и вероломно захватившими власть, мы боролись, боремся и будем бороться! Итак, поприветствуем дружным «ура» нового члена!
— Ура-а-а-а! — грянула шеренга, а полуцутик, который постеснялся сам себе кричать «ура», завопил:
— Долой корнеплодов!
— Молодцы! — похвалил батька. — Хорошо поприветствовали. Перейдем к обычной перекличке. Рододендрон!
— Я! — молодцевато гаркнул Рододендрон.
— Юлия!
— Я!
— Соловей-разбойник!
— Я! — выкрикнул Соловей, в этот самый момент обильно поливаемый струей проказливого отпрыска.
— Ату! — проговорил отпрыск, увеличивая напор.
Махно продолжил перекличку и, когда дело дошло до полуцутика, подмигнул Никите и рявкнул:
— Гы!
— Я! — откликнулся полуцутик.
— Барся!
— Гав, — сказала Барся, — р-р-р-р…
— Расчет окончен, — проговорил Махно и вдруг замер, услышав хорошо знакомое скрипучее покашливание.
— Опять, — простонал Махно, оборачиваясь к Никите.
— И я слышал, — округлив глаза, подтвердил тот.
— Расчет не окончен, — теперь уже совсем явственно прозвучал скрипучий голос. — Мы тоже хотим с вами…
Барся испуганно тявкнула. Шеренга пришла в беспокойное движение. Полуцутик Г-гы-ы подозрительно нахмурился, оглянулся вокруг и на всякий случай взлетел под потолок.
— Смирно! — скомандовал старающийся сохранить лицо перед своими соратниками батька. — Слушай мою команду — смирно!
Повстанцы, услышав знакомо-грозный голос своего командира, вытянулись по стойке «смирно» и замолчали.
Махно оглядел присутствующих и строго проговорил, неизвестно к кому обращаясь:
— Кто это — мы?
— Мы… — ответили ему.
И тут в строю — сразу после взвизгнувшей от неожиданности Барси — из ничего материализовались две согбенные, совершенно неприглядные старушечьи фигуры, одетые в какие-то дрянные отрепья, с платочками, повязанными на маленьких головках. Старушечьи фигурки, колеблющиеся на неподвижном воздухе подземелья, выглядели настолько бесплотными, что сквозь них очевидно просвечивали сырые каменные стены.
Никита тихо ахнул.
— Смирно! — снова прикрикнул на подпольщиков изрядно побледневший Махно. — Откуда вы взялись здесь?
— Как это откуда взялись? — проскрипела первая старушка, поняв, что вопрос относится именно к ним. — А то ты не знаешь, фраер. Мы давно уже тут ошиваемся, да только пока вам на глаза не показывались. А слышать-то вы нас слышали, конечно…
Старушка мерзко захихикала. Махно вспомнил свой постыдный танец с саблями в собственной комнате и крепко сжал зубы.
— Потешались, значит? — осведомился он. — Пугали и хихикали?
— Не могли удержаться, фраер, — виновато доложила вторая старушка. — Уж очень потешно было, как ты кувыркался и шашкой своей размахивал.
В строю раздался неуверенный смешок.
— А ну, молчать! — рявкнул Махно. Страх его уже давно улетучился, осталась только досада. Испугался — надо же кого испугался — двух полупрозрачных старушенций!
— Но мы больше не будем, — быстро проговорила первая старушка. — Это мы так… немного прикололись и больше не будем. Ты не думай, мы не шпионы какие-то, не стукачи. Просто случайно в ваше подземелье залетели и увидели, что вы тут что-то против мусоров химичите. Ну и понравилось у вас тут.
— Так вот мы понаблюдали, понаблюдали и подумали, что можем тоже пригодиться, — сказала вторая старушка. — Чего там! Мы же совсем, как эти… привидения, ети их мать. Можем где угодно летать и ничего нам не будет. Потому что мы в любой момент можем стать невидимыми.
— Эх, едрена вошь, — вздохнула вдруг первая старушка, — такую бы способность нам на Земле иметь! Покурочили бы мы магазинчики… Нас же не видно! Пускай мусора побегают и постреляют в воздух…
— Да что там магазинчики! — вдохновенно продолжала вторая старушка. — Банк бы взяли! Самые главные урки к нам на поклон ходили бы! Вот времена могли бы быть… И чего нам тогда не стать привидениями? А сейчас-то что? Сейчас мы дохлые совсем. Неинтересно и скучно. Вот решили к вам прибиться. Все повеселее.
Строй повстанцев изумленно молчал.
Махно прокашлялся в кулак и спросил:
— А вообще… зовут-то вас как?
— Прокофьевны! — выпалил вместо старушек Никита. — Мать моя женщина, это же Прокофьевны! Степанида Прокофьевна и просто-Прокофьевна! С моего двора бабки! Они Гошу Северного вырастили…
— Мы самые! — подтвердила полупрозрачная Степанида Прокофьевна. — Только мы дохлые. На тачане разбились… Это все вот она виновата…
— Я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Вот-вот, — поддакнул Махно. — Теперь тебя за это по головке не погладят.
— Эх, — вздохнул Г-гы-ы, — мне бы только добраться до Пронзающих врат. А там бы я рванул в другой мир — вышел бы на своих собратьев из Совета и все рассказал бы им…
— Даже и не думай об этом! — замахал руками Махно. — Даже и не помышляй! Как только ты выйдешь на поверхность — тебя тут же схватят! Ты же теперь почти что преступник номер один!
— Преступник номер один! — выговорил полуцутик Г-гы-ы. — А за что? За то, что жил, как все полуцутики, хозяева этого и других загробных миров… Эх, что делается, а?! Что делается… Преступник номер один! — повторил Г-гы-ы и горько заплакал.
Открылась дверь. Появившийся на пороге Никита глянул удивленно на плачущего полуцутика и отрапортовал, обращаясь, конечно, к Махно:
— Рододендрону растолковано что к чему. Рододендрон все понял и пошел растолковывать остальным. Через пару суперсглотов состоится общее собрание ПОПУ, где будут приветствовать нового члена организации — полуцутика Г-гы-ы.
— Г-гы-ы-ы-ы-ы… — рыдал полуцутик.
* * *
В длинной и широкой пещере, носившей гордое название «Церемониальный зал», выстроилась шеренга членов организации ПОПУ. Первым — в силу своего роста — стоял Рододендрон, за ним — Юлия. Следующим пристроился низенький Соловей-разбойник, который по росту вообще-то не должен был стоять третьим в строю, но он так не хотел расставаться с молодой женой, что Махно признал за ним право быть всегда вместе с Юлией. Соловей-разбойник держал на руках младенца. Младенец бодро агукал, словно перекликаясь с остальными повстанцами, строго по росту выстроившимися между Соловьем-разбойником и совсем крохотным полуцутиком Г-гы-ы, ради разнообразия решившим не летать под низкими потолками подземелья, а топтать густую синюю грязь, покрывавшую каменный пол. Замыкала строй саблезубая тигрица Барся.
Никита на правах личного ординарца Махно находился рядом со своим боссом.
— Ребята! — зычно воскликнул стоящий перед строем Махно. — Сегодня для нашей организации светлый и праздничный день! Сегодня в ПОПУ пришел новый член подполья — полуцутик Г-гы-ы. Вам всем уже, я надеюсь, пояснили причины появления здесь полуцутика, с чьими собратьями, коварно и вероломно захватившими власть, мы боролись, боремся и будем бороться! Итак, поприветствуем дружным «ура» нового члена!
— Ура-а-а-а! — грянула шеренга, а полуцутик, который постеснялся сам себе кричать «ура», завопил:
— Долой корнеплодов!
— Молодцы! — похвалил батька. — Хорошо поприветствовали. Перейдем к обычной перекличке. Рододендрон!
— Я! — молодцевато гаркнул Рододендрон.
— Юлия!
— Я!
— Соловей-разбойник!
— Я! — выкрикнул Соловей, в этот самый момент обильно поливаемый струей проказливого отпрыска.
— Ату! — проговорил отпрыск, увеличивая напор.
Махно продолжил перекличку и, когда дело дошло до полуцутика, подмигнул Никите и рявкнул:
— Гы!
— Я! — откликнулся полуцутик.
— Барся!
— Гав, — сказала Барся, — р-р-р-р…
— Расчет окончен, — проговорил Махно и вдруг замер, услышав хорошо знакомое скрипучее покашливание.
— Опять, — простонал Махно, оборачиваясь к Никите.
— И я слышал, — округлив глаза, подтвердил тот.
— Расчет не окончен, — теперь уже совсем явственно прозвучал скрипучий голос. — Мы тоже хотим с вами…
Барся испуганно тявкнула. Шеренга пришла в беспокойное движение. Полуцутик Г-гы-ы подозрительно нахмурился, оглянулся вокруг и на всякий случай взлетел под потолок.
— Смирно! — скомандовал старающийся сохранить лицо перед своими соратниками батька. — Слушай мою команду — смирно!
Повстанцы, услышав знакомо-грозный голос своего командира, вытянулись по стойке «смирно» и замолчали.
Махно оглядел присутствующих и строго проговорил, неизвестно к кому обращаясь:
— Кто это — мы?
— Мы… — ответили ему.
И тут в строю — сразу после взвизгнувшей от неожиданности Барси — из ничего материализовались две согбенные, совершенно неприглядные старушечьи фигуры, одетые в какие-то дрянные отрепья, с платочками, повязанными на маленьких головках. Старушечьи фигурки, колеблющиеся на неподвижном воздухе подземелья, выглядели настолько бесплотными, что сквозь них очевидно просвечивали сырые каменные стены.
Никита тихо ахнул.
— Смирно! — снова прикрикнул на подпольщиков изрядно побледневший Махно. — Откуда вы взялись здесь?
— Как это откуда взялись? — проскрипела первая старушка, поняв, что вопрос относится именно к ним. — А то ты не знаешь, фраер. Мы давно уже тут ошиваемся, да только пока вам на глаза не показывались. А слышать-то вы нас слышали, конечно…
Старушка мерзко захихикала. Махно вспомнил свой постыдный танец с саблями в собственной комнате и крепко сжал зубы.
— Потешались, значит? — осведомился он. — Пугали и хихикали?
— Не могли удержаться, фраер, — виновато доложила вторая старушка. — Уж очень потешно было, как ты кувыркался и шашкой своей размахивал.
В строю раздался неуверенный смешок.
— А ну, молчать! — рявкнул Махно. Страх его уже давно улетучился, осталась только досада. Испугался — надо же кого испугался — двух полупрозрачных старушенций!
— Но мы больше не будем, — быстро проговорила первая старушка. — Это мы так… немного прикололись и больше не будем. Ты не думай, мы не шпионы какие-то, не стукачи. Просто случайно в ваше подземелье залетели и увидели, что вы тут что-то против мусоров химичите. Ну и понравилось у вас тут.
— Так вот мы понаблюдали, понаблюдали и подумали, что можем тоже пригодиться, — сказала вторая старушка. — Чего там! Мы же совсем, как эти… привидения, ети их мать. Можем где угодно летать и ничего нам не будет. Потому что мы в любой момент можем стать невидимыми.
— Эх, едрена вошь, — вздохнула вдруг первая старушка, — такую бы способность нам на Земле иметь! Покурочили бы мы магазинчики… Нас же не видно! Пускай мусора побегают и постреляют в воздух…
— Да что там магазинчики! — вдохновенно продолжала вторая старушка. — Банк бы взяли! Самые главные урки к нам на поклон ходили бы! Вот времена могли бы быть… И чего нам тогда не стать привидениями? А сейчас-то что? Сейчас мы дохлые совсем. Неинтересно и скучно. Вот решили к вам прибиться. Все повеселее.
Строй повстанцев изумленно молчал.
Махно прокашлялся в кулак и спросил:
— А вообще… зовут-то вас как?
— Прокофьевны! — выпалил вместо старушек Никита. — Мать моя женщина, это же Прокофьевны! Степанида Прокофьевна и просто-Прокофьевна! С моего двора бабки! Они Гошу Северного вырастили…
— Мы самые! — подтвердила полупрозрачная Степанида Прокофьевна. — Только мы дохлые. На тачане разбились… Это все вот она виновата…
— Я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90