) и небольшим отверстием в нижней части головы (рот!), из которого стали доноситься громкие малопонятные звуки. Кроме того, Ххтур и Гоурт заметили, что половинки пыхтящего существа были без всяких оболочек — и при общей схожести имели значительные различия в районе между нижними конечностями. У одной из половинок между нижними конечностями располагалась еще одна конечность, значительно уступающая по размерам остальным четырем, а у второй половинки ничего подобного не было.
Задохнувшись от ужаса, Ххтур посмотрел на Гоурта, а Гоурт на Ххтура — и приятели дали друг другу твердое обещание при первой же возможности бежать из этого кошмарного Первого загробного туда, где наличествуют существа, хоть немного похожие на них самих.
* * *
— Ранений у меня было — видимо-невидимо, — рассказывал батька Махно притихшим слушателям, — сам удивляюсь, почему я тут не оказался намного раньше, чем… оказался. И сыпным тифом я болел, и… чем только не болел. В голову меня двенадцать раз анило! Пока я жив был, у меня во-от такенный был шрам через все лицо — с правой стороны от рта до уха…
Махно чиркнул пальцем по своему лицу, показывая.
— Только когда я здесь появился, шрам исчез. И слава богу… Что за шум? — прервав свое повествование, недовольно прищурился Махно. — Что случилось? Почему меня не слушают?
— Разведка вернулась! — доложил запыхавшийся Рододендрон, появляясь в проеме двери.
Почти сразу же после того, как его слова отзвучали в гудящем воздухе, над столом материализовались две маленькие фигурки.
— А-а! — узнал Махно. — Прокофьевны! Явились наконец. Ну, докладывайте. Куда именно ведет подземный ход?
— В ентот… — ответила Степанида Прокофьевна. — В тронный зал прямо. Там, где сидит ентот… Правитель ваш…
— На Вал Ляю? — заволновались повстанцы.
— А хрен его знает, как его зовут, — ответила за свою товарку просто-Прокофьевна. — Наверное, он самый. Прикольно у него во дворце, только почему-то дерьмом везде пахнет.
— Диспозиция? — строго спросил Махно.
— А? — не поняли бабки.
— Что в комнате-то? — спросил снова Махно. — В тронном зале?
— Я ж базарю, — заторопилась Степанида Прокофьевна. — В центре трон. Такой здоровенный стул со спинкой. Там сидит этот ваш… Навставляю — и ни хрена не делает, только ручкой по бумаге чирикает.
— На Вал Ляю, — поправил Махно. — Дальше.
— А какой он собой?! — выкрикнула Юлия, а Соловей-разбойник ревниво нахмурился.
— Скромный мужчина, — ответила старушка. — Типа Ленина. А рожа самая обыкновенная у него.
— Дальше! — потребовал Махно.
— А больше ничего в комнате… в ентом тронном зале нет, — сказала просто-Прокофьевна. — Большая такая комната, а пустая. Только картины какие-то по стенам. И один ковер на полу.
— А стража? — осведомился Махно.
— Мусоров двухголовых в соседних комнатах полно, — встряла Степанида Прокофьевна. — Там их до хрена и больше. Мы-то думали, нет никого, потому что тихо, а как шухер поднялся, так двери захлопали и сразу такая толпа ентих двухголовых набежала! Мы даже испугались, но потом вспомнили, что невидимые, и перестали бояться…
— Погоди! — приподнялся Махно. — А что за шухер-то был?
— А ты разве не сказала? — удивилась просто-Прокофьевна на свою подругу. — Самое главное-то не сказала!
— Что самое главное? Что? — заинтересовался Махно.
— Как что, — ответила просто-Прокофьевна, ужасно гордая из-за того, что первая принесла важную весть. — Нашего фраерка-то повязали.
— Какого фраерка? — шепотом спросил Махно, уже догадываясь.
— Никиту-то!
Повстанцы загомонили.
— Тихо! — рявкнул Махно. — Как так повязали? Может, не его?
— Его-его! — заговорила Степанида Прокофьевна. — Что мы Никиту, что ли, не знаем? Он на наших глазах вырос. С внучком нашим — Гошкой — играл в песочнице. Его повязали. Дело было так…
— Дело было так, — перебила просто-Прокофьевна Степаниду Прокофьевну, — вбегает спервоначалу самый ихний главный двухголовый мусор с золотыми погонами…
— Сулейман ибн Сулейман, — скривился Махно.
— Ага, сразу видно, что чурка, хоть и с двумя головами, — встряла в разговор просто-Прокофьевна, — так он как заорет: Вознесенский пойман! А Навставляю…
— На Вал Ляю…
— Вот именно — На Вал Ляю — поднимает харю от бумажек своих — видно по нему, что недоволен тем, что оторвали его, и говорит — давайте его сюда. Как он есть важный преступник, буду его самолично допрашивать. Тут ведут под руки нашего Никиту, и мы видим…
Просто-Прокофьевна покосилась на свою товарку и вдруг захихикала. Степанида Прокофьевпа, глядя на нее, засмеялась тоже, будто припомнила что-то очень смешное.
— Чего? Чего? — загомонили все. — Что дальше-то было?
— Прекратить смех! — строго приказал Махно. — Рассказывать по порядку — как там было дальше. Не понимаю, что вы нашли смешного…
— Я и рассказываю, — перехватила инициативу Степанида Прокофьевна. — Навставляю… То есть На Вал Ляю базарит — сейчас допрашивать буду, а допрашивать-то у него, у мусорины позорного, ничего не по-лу-чи-лось!…
Едва выговорив последнее слово, Степанида Прокофьевна снова расхохоталась. Захихикала и просто-Прокофьевна, но оправилась первой и сообщила:
— А не получилось потому, что Никитка наш без головы был! Голову его дополнительно несли сзади — на блюде!
— А дальше? — выдохнул потрясенный Махно.
— Не знаем, — пожали плечами старушки. — Навставляю… На Вал Ляю приказал голову ему обратно присобачить и в тюрягу отослать… Пускай, говорит, отдохнет, а потом я им самолично займусь…
Старушки замолчали.
— Та-ак… — в общей натянутой тишине проговорил Махно. — Операцию «Фаллопиевы трубы» нужно начинать как можно скорее. Никита в плену. Кто знает, может быть, палачи вытянут у него сведения о нас! Тогда мы все пропали… Кроме того, товарища, попавшего в беду, нужно спасать. Возражения есть?
Возражений ни у кого не было.
— Даешь переворот! — завопил первым полуцутик Г-гы-ы. — За Никиту! За всех уничтоженных цутиков и полуцутиков! Ура-а-а!
— Ура-а-а-а!!! — поддержали его повстанцы.
* * *
Никита открыл глаза и увидел прямо перед собою белый потолок.
Больничной палаты?
Сознание его было еще затуманено страшным ударом, который Никита получил… От кого, собственно?
Никита мучительно нахмурился, вспоминая. Что же он видел перед тем, как отключиться? Анна… Или не видел, просто думал о ней?
Черт его знает, никак не получается вспомнить.
Ну, ладно, хоть что-то есть. Анна, значит. Анна… Мы пошли с ней гулять в… попу… в смысле в ПОПУ. А это откуда взялось? Что за слово такое… Вернее, понятно, что за слово, но ПОПУ, кажется, не совсем слово, а это… как его… Анна бы вот сказала сразу… Аббревиатура, вот! Итак, мы с Анной пошли в ПОПУ.
Нет, не то…
Никита застонал и не был особенно удивлен, когда понял, что вместо стона с губ его слетело лишь жалкое подобие писка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Задохнувшись от ужаса, Ххтур посмотрел на Гоурта, а Гоурт на Ххтура — и приятели дали друг другу твердое обещание при первой же возможности бежать из этого кошмарного Первого загробного туда, где наличествуют существа, хоть немного похожие на них самих.
* * *
— Ранений у меня было — видимо-невидимо, — рассказывал батька Махно притихшим слушателям, — сам удивляюсь, почему я тут не оказался намного раньше, чем… оказался. И сыпным тифом я болел, и… чем только не болел. В голову меня двенадцать раз анило! Пока я жив был, у меня во-от такенный был шрам через все лицо — с правой стороны от рта до уха…
Махно чиркнул пальцем по своему лицу, показывая.
— Только когда я здесь появился, шрам исчез. И слава богу… Что за шум? — прервав свое повествование, недовольно прищурился Махно. — Что случилось? Почему меня не слушают?
— Разведка вернулась! — доложил запыхавшийся Рододендрон, появляясь в проеме двери.
Почти сразу же после того, как его слова отзвучали в гудящем воздухе, над столом материализовались две маленькие фигурки.
— А-а! — узнал Махно. — Прокофьевны! Явились наконец. Ну, докладывайте. Куда именно ведет подземный ход?
— В ентот… — ответила Степанида Прокофьевна. — В тронный зал прямо. Там, где сидит ентот… Правитель ваш…
— На Вал Ляю? — заволновались повстанцы.
— А хрен его знает, как его зовут, — ответила за свою товарку просто-Прокофьевна. — Наверное, он самый. Прикольно у него во дворце, только почему-то дерьмом везде пахнет.
— Диспозиция? — строго спросил Махно.
— А? — не поняли бабки.
— Что в комнате-то? — спросил снова Махно. — В тронном зале?
— Я ж базарю, — заторопилась Степанида Прокофьевна. — В центре трон. Такой здоровенный стул со спинкой. Там сидит этот ваш… Навставляю — и ни хрена не делает, только ручкой по бумаге чирикает.
— На Вал Ляю, — поправил Махно. — Дальше.
— А какой он собой?! — выкрикнула Юлия, а Соловей-разбойник ревниво нахмурился.
— Скромный мужчина, — ответила старушка. — Типа Ленина. А рожа самая обыкновенная у него.
— Дальше! — потребовал Махно.
— А больше ничего в комнате… в ентом тронном зале нет, — сказала просто-Прокофьевна. — Большая такая комната, а пустая. Только картины какие-то по стенам. И один ковер на полу.
— А стража? — осведомился Махно.
— Мусоров двухголовых в соседних комнатах полно, — встряла Степанида Прокофьевна. — Там их до хрена и больше. Мы-то думали, нет никого, потому что тихо, а как шухер поднялся, так двери захлопали и сразу такая толпа ентих двухголовых набежала! Мы даже испугались, но потом вспомнили, что невидимые, и перестали бояться…
— Погоди! — приподнялся Махно. — А что за шухер-то был?
— А ты разве не сказала? — удивилась просто-Прокофьевна на свою подругу. — Самое главное-то не сказала!
— Что самое главное? Что? — заинтересовался Махно.
— Как что, — ответила просто-Прокофьевна, ужасно гордая из-за того, что первая принесла важную весть. — Нашего фраерка-то повязали.
— Какого фраерка? — шепотом спросил Махно, уже догадываясь.
— Никиту-то!
Повстанцы загомонили.
— Тихо! — рявкнул Махно. — Как так повязали? Может, не его?
— Его-его! — заговорила Степанида Прокофьевна. — Что мы Никиту, что ли, не знаем? Он на наших глазах вырос. С внучком нашим — Гошкой — играл в песочнице. Его повязали. Дело было так…
— Дело было так, — перебила просто-Прокофьевна Степаниду Прокофьевну, — вбегает спервоначалу самый ихний главный двухголовый мусор с золотыми погонами…
— Сулейман ибн Сулейман, — скривился Махно.
— Ага, сразу видно, что чурка, хоть и с двумя головами, — встряла в разговор просто-Прокофьевна, — так он как заорет: Вознесенский пойман! А Навставляю…
— На Вал Ляю…
— Вот именно — На Вал Ляю — поднимает харю от бумажек своих — видно по нему, что недоволен тем, что оторвали его, и говорит — давайте его сюда. Как он есть важный преступник, буду его самолично допрашивать. Тут ведут под руки нашего Никиту, и мы видим…
Просто-Прокофьевна покосилась на свою товарку и вдруг захихикала. Степанида Прокофьевпа, глядя на нее, засмеялась тоже, будто припомнила что-то очень смешное.
— Чего? Чего? — загомонили все. — Что дальше-то было?
— Прекратить смех! — строго приказал Махно. — Рассказывать по порядку — как там было дальше. Не понимаю, что вы нашли смешного…
— Я и рассказываю, — перехватила инициативу Степанида Прокофьевна. — Навставляю… То есть На Вал Ляю базарит — сейчас допрашивать буду, а допрашивать-то у него, у мусорины позорного, ничего не по-лу-чи-лось!…
Едва выговорив последнее слово, Степанида Прокофьевна снова расхохоталась. Захихикала и просто-Прокофьевна, но оправилась первой и сообщила:
— А не получилось потому, что Никитка наш без головы был! Голову его дополнительно несли сзади — на блюде!
— А дальше? — выдохнул потрясенный Махно.
— Не знаем, — пожали плечами старушки. — Навставляю… На Вал Ляю приказал голову ему обратно присобачить и в тюрягу отослать… Пускай, говорит, отдохнет, а потом я им самолично займусь…
Старушки замолчали.
— Та-ак… — в общей натянутой тишине проговорил Махно. — Операцию «Фаллопиевы трубы» нужно начинать как можно скорее. Никита в плену. Кто знает, может быть, палачи вытянут у него сведения о нас! Тогда мы все пропали… Кроме того, товарища, попавшего в беду, нужно спасать. Возражения есть?
Возражений ни у кого не было.
— Даешь переворот! — завопил первым полуцутик Г-гы-ы. — За Никиту! За всех уничтоженных цутиков и полуцутиков! Ура-а-а!
— Ура-а-а-а!!! — поддержали его повстанцы.
* * *
Никита открыл глаза и увидел прямо перед собою белый потолок.
Больничной палаты?
Сознание его было еще затуманено страшным ударом, который Никита получил… От кого, собственно?
Никита мучительно нахмурился, вспоминая. Что же он видел перед тем, как отключиться? Анна… Или не видел, просто думал о ней?
Черт его знает, никак не получается вспомнить.
Ну, ладно, хоть что-то есть. Анна, значит. Анна… Мы пошли с ней гулять в… попу… в смысле в ПОПУ. А это откуда взялось? Что за слово такое… Вернее, понятно, что за слово, но ПОПУ, кажется, не совсем слово, а это… как его… Анна бы вот сказала сразу… Аббревиатура, вот! Итак, мы с Анной пошли в ПОПУ.
Нет, не то…
Никита застонал и не был особенно удивлен, когда понял, что вместо стона с губ его слетело лишь жалкое подобие писка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90