Сам оказался на улице! Как это называется, если не идиотизм? Все, завтра же пойду и подам рапорт о переводе куда-нибудь подальше. Пусть это будет полицейский участок посреди ничего, но мне до чертиков надоело каждый день выслушивать одни и те же насмешки! Хватит! Думаю, отец меня поймет. Сестры, конечно, поворчат для вида, но особенно протестовать не будут. И заживу как все люди — скучно, но спокойно. Никто не будет ехидничать по поводу моих несуществующих пристрастий, не будет сочувственно кивать. Да, так и сделаю. Как там называлась дыра, из которой пришел уже пятый запрос на офицера?
Тьфу! И до каких же пор меня будет преследовать это слово?! Какое? «ДЫРА»! Во всех возможных вариантах.
И все из-за чего? Из-за нелепой оговорки, слетевшей с моих губ во времена туманной юности. В присутствии свидетеля, которого следовало бы задушить на месте! Впрочем, Рэнди и тогда уже отличался габаритами, которые не оставляли мне ни единого шанса в прямом столкновении.
Но на кой черт этот великовозрастный ребенок начал вспоминать детство при моем напарнике? На кой черт, я спрашиваю? И лапша сведений, совершенно не предназначенных к публикации, повисла на ушах Амано. И все бы ничего, если бы он забыл... или хоть сделал вид, что забыл.
Можете представить себе мой стыд, когда на совершенно безобидный вопрос Барбары: «Так что насчет этих самых дырочек? Сколько их оказалось, в конце концов?» (Имелись в виду отверстия для крепления пластин отражателя, увеличивая количество которых вдвое, умельцы-контрабандисты ухитрялись провозить нехилые партии запрещенных товаров.) Так вот, когда из уст Барбары прозвучало кодовое слово, да еще в таком контексте, Амано согнулся пополам. Реально согнулся — впечатавшись лбом в стол. Но настроения ему не испортила даже вскочившая шишка, потому что мой напарник, захлебываясь слезами, простонал в ответ на искреннее недоумение присутствующих: «Ага... сколько? Три или пять?».
Признаться, я бы не сразу сообразил, о чем идет речь, если бы вообще сообразил. Но на лице Рэнди появилась такая гримаса... Видели когда-нибудь виноватую радость? Очень виноватую и очень радостную. А я увидел. И вот тогда понял все и про всех. Сразу. И как у меня хватило выдержки закончить доклад? Сам себе удивляюсь.
Но с Амано я потом долго не разговаривал. Недели три. Да и сейчас не разговариваю. По возможности. Потому что он... Он-то со мной разговаривает. И никак не может понять, на что я обиделся.
Тьфу!
— Далеко собрался? — осведомился Амано, возникший у меня на пути.
— Тебе-то что за дело?
— Нужно же знать, какие вещи собирать! — ухмыляется он.
— Какие еще вещи?
— Теплые или не очень? Там погода как? Шалит?
— Где?!
— Ну, ты идешь и бормочешь: «Уеду... уеду...» Так я и спрашиваю: насколько далеко?
— Тебя не касается!
— А я думал, что напарники ничего не должны друг от друга скрывать. — Улыбка становится еще шире и лукавее.
— С завтрашнего утра ищи себе другого напарника! А можешь начать прямо сейчас!
— Ты серьезно? — Голубые глаза тревожно щурятся.
— Как никогда!
— Да, дела... А ты, часом, не заболел?
Он протягивает ладонь к моему лбу, и я рефлекторно отшатываюсь:
— Да пошел ты... со своей заботой.
— Старшим грубить нельзя! — нравоучительно замечает Амано.
— Это кто здесь старший?
— Из нас двоих? Я, конечно!
— Это, по какому же признаку?
— По жизненному опыту!
— Ой, держите меня! Старше он... Женись сначала! Джей сказал, что тебе сестра невесту подыскала, вот и займись!
— Будь послушным мальчиком, Мо... Сейчас пойдем домой, ты спокойно сядешь за стол и напишешь отчет. Ну, или просто ляжешь спать и тихо проспишь до утра, а утром, как ни в чем не бывало, придешь на работу и будешь мило улыбаться... — Он делает шаг ко мне, я отскакиваю назад.
— Не буду!
— Не буянь, а то сдам тебя в участок — и проведешь ночь в неуютной камере.
— Лучше храпеть в камере, чем выслушивать твои нотации!
— Вот как? — Его взгляд холодеет.
— Ты мне осточертел! Видеть тебя больше не могу! — И в самом деле, не могу. Перед глазами все плывет.
— Странно... Раньше я не замечал за тобой склонности к истерикам, — задумчиво констатирует Амано.
— Это не истерика! Я говорю то, что думаю!
— И давно?
— Всегда!
На выдохе легкие вдруг охватывает огнем. Едким и очень болезненным. И я понимаю, что не смогу вдохнуть. Возможно, ни разу больше... К горлу подкатывает ком какой-то горькой слизи. Ладонь Амано все же дотягивается до моего лба, и я слышу:
— Да ты весь горишь!
А потом гул в ушах заглушает все остальные звуки. Это шумит моя кровь, требующая выхода наружу. И кажется, ей удается найти этот самый выход.
Неизвестно где, неизвестно когда.
Все тело наполнено дрожью. Мелкой и неприятной. Чужой. Механической... Стоп! Она не внутри, а вне меня. И не дрожь это вовсе: стартовые двигатели включили на разогрев, скоро отлет... Какой отлет?! Я нахожусь на корабле? Что за черт!
Открываю глаза. Взгляд упирается в малиновый потолок, усыпанный зеркальными звездочками. Гадость! Опускаю подбородок. Так, зрелище ничуть не лучше: Барбара собственной персоной.
— А я уже не надеялась, что ты проснешься до вылета! Врачи, как обычно, перемудрили с дозой снотворного.
— Я... спал?
— Конечно! После ускоренного курса терапии полагается крепкий и продолжительный сон.
— Терапии? По какому поводу? Ничего не понимаю. Совсем.
— Тебе все-таки повезло! — радостно сообщает тетушка.
— В чем?
Если учесть, насколько мое «везение» любит принимать экзотические формы, стоит начать пугаться.
— Ты нашел этот чертов вирус! Или он нашел тебя? Впрочем, неважно... Главное, что он укоренился в твоем теле и пророс, когда делегация уже благополучно отбыла восвояси.
— Какой вирус?
— Который вы искали в вентиляции! Ах да: вам же не сообщили точную цель поисков, — усмехнулась Барбара.
Угу. Она же и не сообщила. Официально мы составляли акт приемки планового ремонта.
— И что теперь?
— Все просто замечательно! Вирус обезврежен, ты практически здоров, всем остальным сделаны прививки. Правда, твоя иммунная система понесла большие потери, так что...
— Потери?
— Некоторое время тебе придется пожить на природе. Доктор прописал «сельский воздух».
— На природе?
Содрогаюсь, потому что подозреваю, куда именно меня собираются отправить.
— На очень милой и спокойной природе! — лучезарно улыбается тетушка. — Я как раз вспомнила про рапорт из того самого заповедника...
Лучше бы не вспоминала.
«...А еще спешу доложить, что по ночам, особливо, когда темно, как... (вымарано цензурой), егерь капканы расставляет, а на кого — неведомо, потому как наутро капканов ентих уже нет, а трава кругом потоптана и ветки погрызены...» Изумительный уголок, судя по последнему опусу тамошнего представителя властей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Тьфу! И до каких же пор меня будет преследовать это слово?! Какое? «ДЫРА»! Во всех возможных вариантах.
И все из-за чего? Из-за нелепой оговорки, слетевшей с моих губ во времена туманной юности. В присутствии свидетеля, которого следовало бы задушить на месте! Впрочем, Рэнди и тогда уже отличался габаритами, которые не оставляли мне ни единого шанса в прямом столкновении.
Но на кой черт этот великовозрастный ребенок начал вспоминать детство при моем напарнике? На кой черт, я спрашиваю? И лапша сведений, совершенно не предназначенных к публикации, повисла на ушах Амано. И все бы ничего, если бы он забыл... или хоть сделал вид, что забыл.
Можете представить себе мой стыд, когда на совершенно безобидный вопрос Барбары: «Так что насчет этих самых дырочек? Сколько их оказалось, в конце концов?» (Имелись в виду отверстия для крепления пластин отражателя, увеличивая количество которых вдвое, умельцы-контрабандисты ухитрялись провозить нехилые партии запрещенных товаров.) Так вот, когда из уст Барбары прозвучало кодовое слово, да еще в таком контексте, Амано согнулся пополам. Реально согнулся — впечатавшись лбом в стол. Но настроения ему не испортила даже вскочившая шишка, потому что мой напарник, захлебываясь слезами, простонал в ответ на искреннее недоумение присутствующих: «Ага... сколько? Три или пять?».
Признаться, я бы не сразу сообразил, о чем идет речь, если бы вообще сообразил. Но на лице Рэнди появилась такая гримаса... Видели когда-нибудь виноватую радость? Очень виноватую и очень радостную. А я увидел. И вот тогда понял все и про всех. Сразу. И как у меня хватило выдержки закончить доклад? Сам себе удивляюсь.
Но с Амано я потом долго не разговаривал. Недели три. Да и сейчас не разговариваю. По возможности. Потому что он... Он-то со мной разговаривает. И никак не может понять, на что я обиделся.
Тьфу!
— Далеко собрался? — осведомился Амано, возникший у меня на пути.
— Тебе-то что за дело?
— Нужно же знать, какие вещи собирать! — ухмыляется он.
— Какие еще вещи?
— Теплые или не очень? Там погода как? Шалит?
— Где?!
— Ну, ты идешь и бормочешь: «Уеду... уеду...» Так я и спрашиваю: насколько далеко?
— Тебя не касается!
— А я думал, что напарники ничего не должны друг от друга скрывать. — Улыбка становится еще шире и лукавее.
— С завтрашнего утра ищи себе другого напарника! А можешь начать прямо сейчас!
— Ты серьезно? — Голубые глаза тревожно щурятся.
— Как никогда!
— Да, дела... А ты, часом, не заболел?
Он протягивает ладонь к моему лбу, и я рефлекторно отшатываюсь:
— Да пошел ты... со своей заботой.
— Старшим грубить нельзя! — нравоучительно замечает Амано.
— Это кто здесь старший?
— Из нас двоих? Я, конечно!
— Это, по какому же признаку?
— По жизненному опыту!
— Ой, держите меня! Старше он... Женись сначала! Джей сказал, что тебе сестра невесту подыскала, вот и займись!
— Будь послушным мальчиком, Мо... Сейчас пойдем домой, ты спокойно сядешь за стол и напишешь отчет. Ну, или просто ляжешь спать и тихо проспишь до утра, а утром, как ни в чем не бывало, придешь на работу и будешь мило улыбаться... — Он делает шаг ко мне, я отскакиваю назад.
— Не буду!
— Не буянь, а то сдам тебя в участок — и проведешь ночь в неуютной камере.
— Лучше храпеть в камере, чем выслушивать твои нотации!
— Вот как? — Его взгляд холодеет.
— Ты мне осточертел! Видеть тебя больше не могу! — И в самом деле, не могу. Перед глазами все плывет.
— Странно... Раньше я не замечал за тобой склонности к истерикам, — задумчиво констатирует Амано.
— Это не истерика! Я говорю то, что думаю!
— И давно?
— Всегда!
На выдохе легкие вдруг охватывает огнем. Едким и очень болезненным. И я понимаю, что не смогу вдохнуть. Возможно, ни разу больше... К горлу подкатывает ком какой-то горькой слизи. Ладонь Амано все же дотягивается до моего лба, и я слышу:
— Да ты весь горишь!
А потом гул в ушах заглушает все остальные звуки. Это шумит моя кровь, требующая выхода наружу. И кажется, ей удается найти этот самый выход.
Неизвестно где, неизвестно когда.
Все тело наполнено дрожью. Мелкой и неприятной. Чужой. Механической... Стоп! Она не внутри, а вне меня. И не дрожь это вовсе: стартовые двигатели включили на разогрев, скоро отлет... Какой отлет?! Я нахожусь на корабле? Что за черт!
Открываю глаза. Взгляд упирается в малиновый потолок, усыпанный зеркальными звездочками. Гадость! Опускаю подбородок. Так, зрелище ничуть не лучше: Барбара собственной персоной.
— А я уже не надеялась, что ты проснешься до вылета! Врачи, как обычно, перемудрили с дозой снотворного.
— Я... спал?
— Конечно! После ускоренного курса терапии полагается крепкий и продолжительный сон.
— Терапии? По какому поводу? Ничего не понимаю. Совсем.
— Тебе все-таки повезло! — радостно сообщает тетушка.
— В чем?
Если учесть, насколько мое «везение» любит принимать экзотические формы, стоит начать пугаться.
— Ты нашел этот чертов вирус! Или он нашел тебя? Впрочем, неважно... Главное, что он укоренился в твоем теле и пророс, когда делегация уже благополучно отбыла восвояси.
— Какой вирус?
— Который вы искали в вентиляции! Ах да: вам же не сообщили точную цель поисков, — усмехнулась Барбара.
Угу. Она же и не сообщила. Официально мы составляли акт приемки планового ремонта.
— И что теперь?
— Все просто замечательно! Вирус обезврежен, ты практически здоров, всем остальным сделаны прививки. Правда, твоя иммунная система понесла большие потери, так что...
— Потери?
— Некоторое время тебе придется пожить на природе. Доктор прописал «сельский воздух».
— На природе?
Содрогаюсь, потому что подозреваю, куда именно меня собираются отправить.
— На очень милой и спокойной природе! — лучезарно улыбается тетушка. — Я как раз вспомнила про рапорт из того самого заповедника...
Лучше бы не вспоминала.
«...А еще спешу доложить, что по ночам, особливо, когда темно, как... (вымарано цензурой), егерь капканы расставляет, а на кого — неведомо, потому как наутро капканов ентих уже нет, а трава кругом потоптана и ветки погрызены...» Изумительный уголок, судя по последнему опусу тамошнего представителя властей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96