— Я думал, это мое личной дело... ну и не только мое. А ты точно уверен, что она чистокровная импа?
— Чистокровней некуда. Если б мы скрещивались, давно бы проблем не было. А больше им и не с кем.
На деле-то мы, конечно, скрещиваемся, да еще как, но потомство, увы, нежизнеспособно. Я решил не вываливать на Моргана дополнительные генетические сведения. Хватит ему на сегодня. А вот мне — нет.
— Так как там насчет чистосердечного признания, которое, как известно, смягчает... — Но что именно смягчает означенное признание, я не договорил, потому что в повестку дня самым наглым и непроизвольным образом ворвался другой интересный вопрос: — И кстати, почему — она? Разве у тебя, м-м-м, не сын?
Поощрительный призыв к откровенности пропал втуне. Потому что в дверь начали царапаться. Я слегка приподнялся с пола и дернул ручку. Пронзительно-серые глазищи уставились на меня в упор. Обвиняюще.
— Если вы собрались уединяться на весь остаток дня, так бы и сказали!
Мы переглянулись. Хорошо, Джея рядом нет: некому все испортить.
— Мы не договорили, — нахмурился Морган. Ну, разве можно так с подростком, пусть даже и импом? В воздухе повисло многообещающее молчание.
— Понимаешь, детка... — начал было Мо.
— Видишь ли, парень... — произнес я в унисон товарищу.
И хором:
— Так ты мальчик или девочка?!
Вы только вслушайтесь: Эд Кейн. Ну, естественно, у любого нормального человека при звуках подобного рода возникнут ассоциации типа Эдуард, Эдмонд... А оказывается, Адвента! С какого бодуна можно было сократить такое красивое имя до Эда?! То бишь пусть мы пари и не заключали, а мороженое с меня кое-кто впоследствии стребует, не побрезгует... А разве этих детишек в таком возрасте различишь? Шорты до колен, свитер до пупка, на голове растрепанные медно-рыжие вихры, угловатость что в загорелых докрасна локтях, что в ссаженных обо что-то коленках, дамского шарма ни грамма. Разве не прелесть? Дежавю. Ящерица, которую мой зловредный напарник так мне и не продемонстрировал.
Ну, Морган тоже в своем репертуаре. Как можно не знать такое наверняка? Документы, мол, еще не забирал. Вроде приемные родители обращались к Эд как к девочке... А может, и нет: конкретные фразы в голове не зафиксировались, вот я его и сбил с толку. Разумеется, сие проявление родительской внимательности не послужит упрочению уз доверия и взаимоуважения между отцом и новоявленной дочерью. Впрочем, что я несу? Хотя...
— Придется тебе вернуться в родные пенаты, если не хочешь постоянно ночевать на диване в гостиной.
Я задумчиво отхлебнул чай (из пакетиков, фу) и сделал вид, что прижился на Моргановой кухне насовсем.
— Не придется, — хмуро, с внушительной долей обреченности в голосе возразил напарник.
— То есть?
— Я там больше не живу.
— Совсем? А кто же там живет?
— Лиона.
— Одна?
— И кто из нас дурнее, ты или я? Разумеется, не одна! — фыркнул Мо.
— А с... — Нет, спрашивать и в самом деле глупо. Конечно, с Рэнди, с кем же еще? А новоявленный папаша без определенного места жительства, не заметив моей запинки, продолжил:
— Хорошо, хоть согласилась деньги перечислять за квартиру. Правда, с консервации снимать пришлось все равно мне, да и первый платеж вносить — тоже.
— Какой ты меркантильный, — протянул я, потягиваясь на табурете, на редкость неудобном кстати. А все равно уютно тут у него, как ни странно. Не надо бояться что-то испортить, полная расслабуха. Так и надо! Отпрыск наконец-то утихомирился сном в отведенной ему — то есть ей, ей — в полное владение спальне, а значит, взрослые могут спокойно посекретничать. Вот оно, счастье иметь детей! — Кстати, ты обратил внимание?
— На что?
После всего пережитого хозяин решил составить компанию гостю в распитии согревающей жидкости, но состав жидкости предпочел иной, видимо, хорошо проверенный. Более согревающий.
— Она не подозревает, что принадлежит к чужой расе.
Морган судорожно вздохнул и залпом проглотил содержимое своего бокала. Резким движением поставил его на стол, едва не перекинув уже пустой.
— Хочешь, скажу больше? Она еще и не подозревает, что я не могу быть ее настоящим отцом. И как быть дальше? Я вообще перестал что-либо понимать!
Вот и поговорили откровенно. Не прошло и полгода. Даже больше! Конечно, рассказ Мо, особенно поначалу, никак нельзя было назвать излиянием глубин его души, но кое-что личное я узнал. Что-то он рассказал сам, о многом пришлось допытываться. Ничего, допытался! Все-таки спиртное по принятии согревает не только тело, но и память. Жаль, не настолько, чтобы расплавить ее добела, лишив формы некоторые воспоминания, дабы можно было перелить их в нечто столь же ценное, только лишенное острых, ранящих граней, — в нечто не столь болезненное. Увы, на это сил никакого алкоголя не хватит.
— Тебе не понять, Амано! К тебе никогда так не относились, никогда. Еще бы, ты ведь совершенство! И сестра у тебя старшая, а не две, и младшие. И родители уж точно тобой гордились, а не наоборот. И продолжают это делать. И друзья восхищались. Зачем расспрашивать?
Да, наверно, мне не понять. Отчаяния и обреченности того, что стремится к людям, а в ответ из-за неумелости (и откуда тогда умению взяться?) получает лишь тычки и уколы. Мы с Тами были в нашей школе единственными выходцами Страны восходящего солнца. Отличаясь от других (а кто не отличается, в смешанных-то колониях?), мы фактически были на положении аристократов из Парижа, почтивших своим присутствием светский прием в какой-нибудь польской или русской глубинке. Да, мы тоже были чужими, но особенными в этой чуждости. Носителями света культуры. Приобщенными в своем происхождении к тому самому государству, что давно уже само по себе не имело никакого влияния, кроме символической власти над умами. И потому ставшего символом в себе. Да, конечно же, я был особенным. Но эта особенность вызывала лишь стремление ко мне окружающих, а не отторгала. И мне не понять, не прочувствовать на себе. Я могу только попытаться выслушать и... Неужели я не могу ничего сделать?!
— Она больше всех надо мной... смеялась. — Судя по продолжительной паузе перед последним словом, Морган попытался подобрать самый безобидный синоним слову «измываться». Зачем? Говорил бы как есть: и так все ясно, по интонации. — Она, Линн. Нет, я не был в нее влюблен, куда мне! Со звездой и то больше шансов, как ни банально это звучит. Может, я когда-нибудь пойму, почему именно со мной, именно мое имя... какая жестокая шутка удалась ей напоследок, верно? Выбрать самого недостойного, неподходящего, нелепого... Почему? Зачем я? А если ты прав и Эд действительно... Что за дурацкая игра?! — Обессилев, он прислонился лбом к столешнице.
Я прав, Морган. Я точно знаю, что это так. И ты — тоже. Но все понятно и без слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Чистокровней некуда. Если б мы скрещивались, давно бы проблем не было. А больше им и не с кем.
На деле-то мы, конечно, скрещиваемся, да еще как, но потомство, увы, нежизнеспособно. Я решил не вываливать на Моргана дополнительные генетические сведения. Хватит ему на сегодня. А вот мне — нет.
— Так как там насчет чистосердечного признания, которое, как известно, смягчает... — Но что именно смягчает означенное признание, я не договорил, потому что в повестку дня самым наглым и непроизвольным образом ворвался другой интересный вопрос: — И кстати, почему — она? Разве у тебя, м-м-м, не сын?
Поощрительный призыв к откровенности пропал втуне. Потому что в дверь начали царапаться. Я слегка приподнялся с пола и дернул ручку. Пронзительно-серые глазищи уставились на меня в упор. Обвиняюще.
— Если вы собрались уединяться на весь остаток дня, так бы и сказали!
Мы переглянулись. Хорошо, Джея рядом нет: некому все испортить.
— Мы не договорили, — нахмурился Морган. Ну, разве можно так с подростком, пусть даже и импом? В воздухе повисло многообещающее молчание.
— Понимаешь, детка... — начал было Мо.
— Видишь ли, парень... — произнес я в унисон товарищу.
И хором:
— Так ты мальчик или девочка?!
Вы только вслушайтесь: Эд Кейн. Ну, естественно, у любого нормального человека при звуках подобного рода возникнут ассоциации типа Эдуард, Эдмонд... А оказывается, Адвента! С какого бодуна можно было сократить такое красивое имя до Эда?! То бишь пусть мы пари и не заключали, а мороженое с меня кое-кто впоследствии стребует, не побрезгует... А разве этих детишек в таком возрасте различишь? Шорты до колен, свитер до пупка, на голове растрепанные медно-рыжие вихры, угловатость что в загорелых докрасна локтях, что в ссаженных обо что-то коленках, дамского шарма ни грамма. Разве не прелесть? Дежавю. Ящерица, которую мой зловредный напарник так мне и не продемонстрировал.
Ну, Морган тоже в своем репертуаре. Как можно не знать такое наверняка? Документы, мол, еще не забирал. Вроде приемные родители обращались к Эд как к девочке... А может, и нет: конкретные фразы в голове не зафиксировались, вот я его и сбил с толку. Разумеется, сие проявление родительской внимательности не послужит упрочению уз доверия и взаимоуважения между отцом и новоявленной дочерью. Впрочем, что я несу? Хотя...
— Придется тебе вернуться в родные пенаты, если не хочешь постоянно ночевать на диване в гостиной.
Я задумчиво отхлебнул чай (из пакетиков, фу) и сделал вид, что прижился на Моргановой кухне насовсем.
— Не придется, — хмуро, с внушительной долей обреченности в голосе возразил напарник.
— То есть?
— Я там больше не живу.
— Совсем? А кто же там живет?
— Лиона.
— Одна?
— И кто из нас дурнее, ты или я? Разумеется, не одна! — фыркнул Мо.
— А с... — Нет, спрашивать и в самом деле глупо. Конечно, с Рэнди, с кем же еще? А новоявленный папаша без определенного места жительства, не заметив моей запинки, продолжил:
— Хорошо, хоть согласилась деньги перечислять за квартиру. Правда, с консервации снимать пришлось все равно мне, да и первый платеж вносить — тоже.
— Какой ты меркантильный, — протянул я, потягиваясь на табурете, на редкость неудобном кстати. А все равно уютно тут у него, как ни странно. Не надо бояться что-то испортить, полная расслабуха. Так и надо! Отпрыск наконец-то утихомирился сном в отведенной ему — то есть ей, ей — в полное владение спальне, а значит, взрослые могут спокойно посекретничать. Вот оно, счастье иметь детей! — Кстати, ты обратил внимание?
— На что?
После всего пережитого хозяин решил составить компанию гостю в распитии согревающей жидкости, но состав жидкости предпочел иной, видимо, хорошо проверенный. Более согревающий.
— Она не подозревает, что принадлежит к чужой расе.
Морган судорожно вздохнул и залпом проглотил содержимое своего бокала. Резким движением поставил его на стол, едва не перекинув уже пустой.
— Хочешь, скажу больше? Она еще и не подозревает, что я не могу быть ее настоящим отцом. И как быть дальше? Я вообще перестал что-либо понимать!
Вот и поговорили откровенно. Не прошло и полгода. Даже больше! Конечно, рассказ Мо, особенно поначалу, никак нельзя было назвать излиянием глубин его души, но кое-что личное я узнал. Что-то он рассказал сам, о многом пришлось допытываться. Ничего, допытался! Все-таки спиртное по принятии согревает не только тело, но и память. Жаль, не настолько, чтобы расплавить ее добела, лишив формы некоторые воспоминания, дабы можно было перелить их в нечто столь же ценное, только лишенное острых, ранящих граней, — в нечто не столь болезненное. Увы, на это сил никакого алкоголя не хватит.
— Тебе не понять, Амано! К тебе никогда так не относились, никогда. Еще бы, ты ведь совершенство! И сестра у тебя старшая, а не две, и младшие. И родители уж точно тобой гордились, а не наоборот. И продолжают это делать. И друзья восхищались. Зачем расспрашивать?
Да, наверно, мне не понять. Отчаяния и обреченности того, что стремится к людям, а в ответ из-за неумелости (и откуда тогда умению взяться?) получает лишь тычки и уколы. Мы с Тами были в нашей школе единственными выходцами Страны восходящего солнца. Отличаясь от других (а кто не отличается, в смешанных-то колониях?), мы фактически были на положении аристократов из Парижа, почтивших своим присутствием светский прием в какой-нибудь польской или русской глубинке. Да, мы тоже были чужими, но особенными в этой чуждости. Носителями света культуры. Приобщенными в своем происхождении к тому самому государству, что давно уже само по себе не имело никакого влияния, кроме символической власти над умами. И потому ставшего символом в себе. Да, конечно же, я был особенным. Но эта особенность вызывала лишь стремление ко мне окружающих, а не отторгала. И мне не понять, не прочувствовать на себе. Я могу только попытаться выслушать и... Неужели я не могу ничего сделать?!
— Она больше всех надо мной... смеялась. — Судя по продолжительной паузе перед последним словом, Морган попытался подобрать самый безобидный синоним слову «измываться». Зачем? Говорил бы как есть: и так все ясно, по интонации. — Она, Линн. Нет, я не был в нее влюблен, куда мне! Со звездой и то больше шансов, как ни банально это звучит. Может, я когда-нибудь пойму, почему именно со мной, именно мое имя... какая жестокая шутка удалась ей напоследок, верно? Выбрать самого недостойного, неподходящего, нелепого... Почему? Зачем я? А если ты прав и Эд действительно... Что за дурацкая игра?! — Обессилев, он прислонился лбом к столешнице.
Я прав, Морган. Я точно знаю, что это так. И ты — тоже. Но все понятно и без слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96