ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В книгах К. Коничева вскрываются истоки нравственной силы, душевной красоты и жизнестойкости русского характера.
От повествования о выдающихся деятелях прошлого писатель свободно переходит к рассказам о прославленных людях наших дней и так же живо рисует знатного мастера торпедного удара Александра Шабалина, героя гражданской войны Хаджи Мурата Дзарахохова, пограничника-вологжанина Андрея Коробицына, героически погибшего при защите рубежей Родины, вологодской свинарки Александры Люсковой, ненца-художника Тыко Вылко. Писатель не проходит мимо тех, кто сегодня славится делом своим.
Нет, не иссякла красота души северян! Она и поныне живёт в славных делах современников. Большие преобразования, происшедшие у нас на Севере за последние годы, вдохновляют К. Коничева на новые книги.
В Череповце возводилась первая домна, и писатель нашёл время оторваться от других дел, чтобы присутствовать при рождении металлургического гиганта. С тех пор он частый гость у череповецких металлургов, героев своего будущего произведения. Так рождается новая книга К. Коничева о современниках, людях, преобразующих облик когда-то глухого края.
Когда мощные экскаваторы вгрызались в земли древнего Белозерья, чтобы проложить новый водный путь на месте отжившей Мариинской системы, К. Коничев также не усидел за письменным столом. Не терпелось ему своими глазами увидеть тех людей, что несли новь его родным краям, тех, кто своими делами заслужил право стать героями ярких очерков и повестей.
Перед тобою, читатель, книга писателя, непритязательно названная им «Из жизни взятое». И он имел право на это: вошедшие в нее рассказы и повесть «В году тридцатом» действительно «взяты из жизни». К. Коничев, как это подметил еще А. С. Серафимович, пишет «сначала удостоверившись, так ли это было», пишет о том, что знает хорошо сам, не выдумывая ни событий, ни людей. Он пишет о людях, с которыми съел, что называется, не один пуд соли. И отсюда большая достоверность и убедительность его произведений.
Неутомима любознательность влюбленного в жизнь литератора. И это в свои уже немолодые годы. Литературная общественность, читатели-земляки К. Коничева отметили недавно шестидесятилетие писателя… Сердце его по-прежнему остается молодым. Константин Коничев – меньше всего в прошлом и больше всего в делах и буднях наших дней. Мы ждем от него интересных книг о современности.
Виктор Гура
В году 30-м
(повесть)


ГЛАВА ПЕРВАЯ
В МАРТЕ на юге России зима свёртывалась. Земля местами обнажалась. По всей стране шла массовая коллективизация и ликвидация кулачества как класса.
Эшелон за эшелоном двигались на север поезда с Украины и Белоруссии, с Кубани и Северного Кавказа. И в этом движении поездов было что-то необычайное, неслыханное, невиданное и неожиданное.
Вереницы товарных вагонов, переполненных семьями выселенных с юга на север украинских куркулей, кубанских кулаков, киргизских басмачей и баев изо дня в день тянулись к Вологде и Архангельску, в суровые места, где необжитых, пустых, но полезных земель был непочатый край.
На севере свирепствовали крепкие морозы и лежали глубокие снега: до настоящей весны здесь оставалось ещё два месяца. А эшелоны с тысячами спецпереселенцев прибывали и прибывали, и, казалось, конца им нет.
К приему и расселению раскулаченных местные организации на севере не были готовы…В Вологде было много пустующих церквей. Вспомнили тогда и о забытых монастырях и подворьях. Они также пригодились как временные жилища для раскулаченных. Около станций и разъездов по всей Северной дороге наскоро были построены бараки, и тогда кое-как, в тесноте и обиде, были расселены семьи спецпереселенцев – старики, женщины и дети, что оставались до открытия навигации, до тёплых весенних дней, в этих ближних от разгрузки эшелонов пунктах. А всё взрослое и трудоспособное население из прибывших выстраивалось в колонны и «вооруженное» топорами, лопатами, пилами и снабженное харчами в дальнюю путь-дорогу сопровождалось под скромным милицейским конвоем в лесные дебри на малые притоки больших рек Сухоны и Двины, Пинеги и Мезени, где и нога человеческая не ступала.
В последних числах февраля начальник оперсектора Касперт, человек и без того нервный, а тут ещё изнуренный бессонницей и столь ответственным, канительным и тревожным делом по расселению кулачества, безвыходно сидел в своем кабинете и, что называется, «висел на телефоне», непрерывно получая информацию о прибытии эшелонов спецпереселенцев, о следовании колонн к местам поселения и о всяких серьёзных происшествиях, без которых в таком деле обойтись никак невозможно.
Кабинет Касперта просторный и светлый. Раньше здесь жил настоятель Духова монастыря. Стол у Касперта огромный, на толстых точёных ножках, вернее, на деревянных львиных лапах и с какими-то невероятно звериными мордами, искусно вырезанными по углам и на створках ящиков. На красном сукне старинный, сохранившийся из конфискованного имущества, тяжеловесный, черного мрамора и начищенной меди письменный прибор, столь грандиозный, что ему не стыдно было бы поместиться над чьим-либо прахом в семейном склепе знатного вельможи. На полу в кабинете истертый, когда-то пышный ковер. Впрочем, ковра в эти дни почти не видно, он застлан склеенной из множества больших листов, специально начерченной картой Вологодской губернии с нанесёнными на ней новыми местами поселений для кулачества. На карте обозначены также все зимние маршруты следования колонн к местам лесозаготовок и строительства посёлков.
Касперт нервничал. Сводки поступали самые неутешительные. Колонны раскулаченных двигались пешим путем, за обозами, крайне медленно. График следования по маршрутам неизменно и грубо нарушался. Сняв телефонную трубку с настольного аппарата, Касперт через коммутатор вызвал к себе сотрудника Судакова.
– Садитесь. И сначала подумайте, зачем я вас вызвал, – строго официально и вместе с тем загадочно проговорил он и, уткнувшись в схемы, таблицы и сводки, стал их близоруко рассматривать.
Иван Корнеевич Судаков, двадцатипятилетний парень-северянин, полный сил и несбыточных романтических мечтаний, сел в кресло и тревожно задумался. Собственно, тревожиться ему не было никаких причин. Однако он, краснея, стал вспоминать свои прегрешения. Ему вспомнилось заведённое в Вологде знакомство с одной активной комсомолкой, которая оказалась дочерью бывшего члена Государственной думы. Связь с ней прекращена… В прошлое воскресенье с одним сотрудником редакции выпили крепко. Стреляли за городом в телеграфные столбы… Нет, это не должно быть известно Касперту. Зачем же он вызвал? Ведь он так хорошо, доверительно относился к нему, как к достаточно развитому, окончившему строительный техникум и совпартшколу, исполнительному и подающему надежды работнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81