Лодки не было.
2
Очередная волна накатила на камни, разбилась о них в пену, и холодные брызги прострочили мне лицо. Если бы море было живым существом, эта его выходка непременно вынудила бы меня предпринять ответные меры. Но мне оставалось лишь довольствоваться матерной тирадой в адрес Посейдона и прочих морских богов и гадов да сильным плевком в сторону волн.
Я обошел место, где лежала лодка, рассматривая собственные следы, отпечатавшиеся на песке. Здесь было сухо, несмотря на то, что прибой разыгрался и отдельные капли долетали до меня. Значит, волной унести лодку не могло. Оставалось единственное объяснение — это чья-то дурацкая шутка, в ответ на которую обязательно следует бить по роже.
Я опустил мешок в воду и, чтобы его не унесло, привязал веревку к увесистому булыжнику. Со свободными руками легче было взобраться на «акулий плавник». Кроссовки отлично «липли» к наждачной поверхности скалы, и я взбежал наверх на четвереньках, как муха по стене. Когда выпрямился, то сразу увидел свою лодку. Ее уносило течением в открытое море, и уже сейчас до нее было не меньше полутора километров. Прикрывая глаза ладонью от нестерпимо яркого света, отраженного поверхностью моря, я несколько минут всматривался в темную черточку на зеркальной поверхности, покрытой рябью волн. Мне показалось, что оба весла аккуратно сложены на дне лодки. Я же, перед тем как уйти под воду, оставил их на песке.
Трудно передать мое состояние. Хрустнув костяшками пальцев, я еще раз посмотрел на медленно удаляющуюся лодку, как Робинзон — на уходящий корабль. Не знаю, шутка ли это, злой умысел или попросту чья-то неосторожность, но беспорядочные ругательства срывались с моих губ неудержимым потоком.
Я повернулся в другую сторону — скорее неосознанно, испытывая потребность в любом движении и желание куда-то идти, бежать, крушить, ломать все на своем пути, как вдруг замер, не сводя глаз с маленькой бухты, огражденной грудами каменного мусора, среди которых, словно гейзеры, время от времени взлетали вверх фонтаны брызг. В центре бухты покачивалась на волнах небольшая моторная яхта с белоснежной надстройкой капитанской рубки, увенчанной никелированным шпилем с выцветшим флажком, с кормовой палубой, обведенной веревочной плетенкой, с квадратными окошками кают-компании и сверкающими кругами трюмных иллюминаторов. На носу голубой краской было выведено: «АССОЛЬ».
Два часа назад, когда я начал ловлю крабов, ее здесь еще не было. Яхта, видимо, подошла к острову со стороны мыса Ай-Фока, потому я и не заметил ее и не услышал гула мотора.
Необъяснимый побег лодки можно было увязать только с появлением у острова яхты. Я не видел людей ни на яхте, ни на берегу, не знал, кто они и понравится ли им моя брань, которую я уже приготовил, но не мог ни остановиться, ни приглушить в себе эмоции. «Шутники хреновы!» — мысленно ругался я, съезжая на заднице по испещренной солеными брызгами поверхности камня. Сейчас поплывем за лодкой. Заведем мотор и пойдем в открытое море. Больше некому было столкнуть ее в воду.
Пологий, выбеленный пометом чаек контрфорс, который словно поддерживал скалу и не давал ей рухнуть в пучину, стеной опускался в воду, и берега как такового подо мной не было. Можно было обойти скалу вокруг, но этот путь показался мне слишком долгим. Я был сверх меры рассержен на хозяев яхты, к тому же солнце стремительно падало за горизонт, и я мог опоздать к назначенному часу. Не раздумывая, я прыгнул в воду, вонзился в волны, и меня неприятно обожгло холодом. «Перекупался», — снова подумал я, выплыл на поверхность и, стараясь побыстрее выйти из воды, начал изо всех сил бороться с волнами. Серая стена медленно проплывала мимо. Встревоженная стая чаек взметнулась в воздух, и белые птицы принялись кружить надо мной, горланя дурными голосами.
Конечно, я напрасно прыгнул в воду в одежде. Даже на теплом ветру в мокрой одежде можно замерзнуть до посинения. Когда я вышел на берег, меня колотила крупная дрожь, а подбородок трясся так сильно, что клацали зубы. Кроссовки издавали какой-то отвратительный чавкающий звук и при каждом шаге во все стороны плевались водой.
Проклиная хозяев яхты с удвоенной силой, потому как и в этом вынужденном купании они тоже были косвенно виноваты, я трусцой бежал по узкой тропе, скользящей между валунами, с каждым мгновением приближаясь к яхте. Я уже видел ее мерно раскачивающуюся никелированную стеньгу, уже слышал, как скрипит якорный трос, отшлифовывая округлые края клюза, как вдруг нога потеряла опору, соскользнула с камня, и я, потеряв равновесие, полетел на гальку. Я непременно разбил бы себе голову, если бы вовремя не выставил обе руки вперед.
Удар был чувствительным — падать на остроугольные камни самое неблагодарное занятие. Чертыхнувшись, я подтянул колени и сел, с удивлением глядя на свои руки. Они были не просто оцарапаны. Они были выпачканы в липкой темно-вишневой крови до локтей.
Первая мысль, что я сотворил со своими руками нечто ужасное, мгновенно сменилась другой: боли нет, ран не видно, значит, это не моя кровь, а чужая. Это был тот редкий случай, когда человек испытывает радость, увидев под собой лужу крови.
Я с ужасом отскочил в сторону — облегчение сменилось отвращением. Я поскользнулся на камне, залитом кровью. Точнее — не просто залитом. Этот большой плоский камень, похожий на наковальню, был покрыт слоем бурой студенистой массы, в которой переплелись пучки волос и омерзительные бесформенные комки, словно на камень вывалили ведро вишневых медуз.
С перекошенным лицом я поднялся на ноги, быстро подошел к воде и стал отмывать руки и кроссовки. Если бы я не был голоден, меня бы обязательно стошнило. «Что за гадость! — думал я. — Кого здесь освежевали? Дельфина? Чайку?.. Вообще-то, чтобы выпустить столько кровищи, надо как минимум двадцать чаек распотрошить».
Руки отмылись, только под ногтями еще остались коричневые полоски. Без щетки с ними ничего не поделаешь. И джинсы на правом бедре были вымазаны в гадкой слизи.
Стараясь не подходить близко к окровавленным камням, я некоторое время наблюдал за тяжелыми мухами с перламутровыми спинками, которые лениво ползали по бурым комочкам, увязая в тягучей слизи. Особенно много их было на пучке волос, свернутом кольцом. «Это произошло недавно, — думал я, невольно озираясь по сторонам. — Час назад от силы. Дельфин или чайки?.. »
Я скрипнул зубами от злости на себя самого. «Кирилл, — сказал я сам себе, — не надо валять дурака! Неужели тебе мало Афгана и Таджикистана, чтобы с уверенностью сказать: это не дельфин и не птица. Это часть человека. Его кровь и мозги».
Я задрал вверх голову. Можно предположить, что кто-то сорвался с «акульего плавника».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121