В принципе вы все неплохо рассчитали: я оказался на безлюдном острове один на один с убитой, ее накидка с письмом в моей лодке и крупный валютный счет превращались в серьезные улики.
Но, видимо, не учли, что Моргун сумеет уладить конфликт с пограничниками и прикроет меня… Тогда вы решили подставить меня еще раз. У тебя было заметное преимущество: ты без напряжения контролировал ход моих мыслей и знал обо всех моих ближайших планах. Когда я пошел в Морское к Караеву, вам стало ясно, что старик с легкостью выдаст тебя. Ты пошел дом за мной и убил капитана в тот момент, когда я покупал вино в магазине.
На лбу у Леши выступили крупные крупные капли пота. Он потянулся за полотенцем и провел им по лицу. Он уже не пытался прервать меня и вставить реплику. По нему я ориентировался, насколько точно пересказываю события.
— Оставался последний свидетель, который видел тебя рядом с Васильевой, —бомж, тусующийся на пляже хиппарей. Вы не трогали его до того момента, пока я им не заинтересовался. Ты старался не подпустить меня к пляжу хиппарей в тот день, когда там болтался этот несчастный алкаш, гонялся за мной как чумной на «Ямахе» в платке и черных очках. А я даже намеком подумать не мог, что это ты, все грехи сваливая на Моргуна. Когда в своем расследовании я зашел слишком далеко, догадавшись, кто именно похоронен вместо Эльвиры, вы решили поставить на мне точку. Но жадность наказуема, дорогой Леша. Сэкономив на опытном киллере, вы крупно обломились с этим жалким Лепетихой. Я сумел узнать номер телефона, с которого звонила киллеру Эльвира, и засек сообщницу Милосердовой Сысоеву, которая скорее всего и убила Лепетиху.
Я взял с тарелки горсть креветок и принялся рвать их в клочья, переводя дух. Леша терпеливо ждал, когда я заговорю снова.
— У меня не было бы никаких шансов вернуться живым из особняка «сестрички», если бы я на твоих глазах не отправил телеграмму Кнышу, — продолжал я, сплевывая шелуху в газетный кулек. — Ты успел предупредить банду об опасности; Эльвира, а она наверняка была гдето рядом, резко ретировалась и cпряталась в более надежном месте, а оставшиеся сотрудники так называемой компьютерной фирмы договорились, что разыграют спектакль по обезвреживанию двух аферистов. Я прикинулся мертвецки пьяным, чего ты почему —то не понял, а потому слишком и не старался соблюдать конспирацию: я пьян в доску— чего корячиться. Ночью я выбрался из особняка и подслушал твой разговор с Сысоевой. Скорее всего вы говорили с ней об Эльвире. Ты настаивал, чтобы она позволила тебе с ней встретиться, угрожал, ставил условия, что будешь ждать еще два дня. Мне кажется, ты начал понимать, что Эльвира и тебя тоже стала водить за нос. Женщина с бешеным состоянием несколько иначе смотрит на школьную любовь, чем мы с тобой…
Я чуть не добавил «дружище». Леша догадался, какое слово повисло у меня на языке, и по его лицу впервые за последние четверть часа пробежала судорога боли.
— Да, произнес Леша после долгого молчания. — Ты действительно знаешь многое. Но странно то, что любовь стоит в основе поступков этих людей.
— Да какая любовь! — усмехнулся я. — Банальная жадность и кощунство, не знающее границ. Молодая женщина похоронила свое имя, чтобы спокойно присвоить деньги обворованных ею старух. А ты, Леша, лапоть. И мне тебя жалко.
Он сглотнул, словно мое оскорбление попало ему на язык.
— Почему тебе меня жалко?
— Потому что Эльвира не любит тебя. Ты напрасно надрывался и пачкал руки в крови.
— Ты в этом уверен?
— Да, Леша. Я в этом уверен. Это истина.
— Жаль, что все это случилось в Крыму, — негромко сказал Леша, глядя на пистолет. — Крым дорог мне. Этот берег, остров… Не хочется, чтобы на все это лилась грязь…
— Крым вы задели лишь походя. Это чисто украинское преступление.
— Почему чисто украинское? — Леша вскинул свои белесые брови.
— Потому что Украина — единственное в мире цивилизованное государство, где можно открыть анонимный валютный счет. В другой стране вы бы не смогли утаить такую сумму денег.
— Ты так думаешь? Разве, к примеру, в России нельзя утаить несколько миллионов долларов?
— Их можно закопать в землю. Но нельзя вложить в банк и получать с них проценты.
— А почему ты говоришь только про банк? Разве нет других областей, куда можно выгодно вложить деньги?
— В любом случае эти деньга рано или поздно всплывут. А как потом отчитаться за них?
— Их можно отмыть.
— Отмыть в России? Это ненадежно.
— Именно в России есть область, где деньги отмываются, одновременно принося колоссальную прибыль и, самое главное, власть.
Наш разговор перешел в странное русло. Мы будто забыли о той черте, которая стояла между нами, и миролюбиво спорили на какую-то случайную тему.
— И что это, интересно знать, за область? Леша ответил вопросом:
Знаешь такую поговорку: победителей не судят?
Кажется, я не понял, к чему это он сказал.
— Ты считаешь себя победителем?
— Нет, — вздохнул Леша. — Себя пока не считаю.
Мы молчали. Я должен был подвести итог всему сказанному. «Господи, Господи! — произносил я в уме молитву. — Ты ли дал мне на это право? Ты ли меня на это надоумил?»
Он мне помог.
— Ну и что ты думаешь делать дальше?
Я все еще молчал. Я составлял в уме слова, чтобы они прозвучали естественней и понятней, хотя мне хотелось не говорить, а мычать, стонать от боли и страшной тяжести на душе.
— Надеюсь. — с трудом произнес я, не в силах поднять глаза, — ты понимаешь, что между нами уже не будет тех отношений, что были прежде… Но я не могу, не в моих правилах, не по моему нутру помахать тебе ручкой, уйти, чтобы потом просто избегать встреч с тобой. На тебе слишком много крови. Даже за каплю пролитой невинной крови человек должен отвечать. Ты умертвил троих… Четвертой, по твоей наводке, была расстреляна гипсовая фигура, напоминающая меня… Собственно, тебе приговор выносит покойник от имени троих убитых…
Леша словно окаменел. Он не сводил с меня глаз — я чувствовал его взгляд на своем лице, которое полыхало, словно его облили бензином и подожгли.
— И мне очень бы не хотелось силой тащить тебя в милицию. Это было бы смешно… словно провинившегося мальчишку… Ты сам знаешь, что заслужил. Я даю тебе шанс самому… — Я показал глазами на пистолет. — Возьми.
Нет не Леша, а я был сейчас похож на мальчишку со своим глупым жестом дать человеку возможность учинить над собой суд. Леша покосился на пистолет, потом посмотрел на меня.
— А если я не возьму? — медленно проговорил он.
Тогда придется тащить тебя в милицию силой.
— И у тебя есть на это право? — вкрадчиво спросил Леша.
— У меня есть безумное желание сделать это.
— Но это всего лишь твое желание.
— Это закон справедливости.
— Интересно, а чем узаконено твое право определять, что справедливо, а что нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Но, видимо, не учли, что Моргун сумеет уладить конфликт с пограничниками и прикроет меня… Тогда вы решили подставить меня еще раз. У тебя было заметное преимущество: ты без напряжения контролировал ход моих мыслей и знал обо всех моих ближайших планах. Когда я пошел в Морское к Караеву, вам стало ясно, что старик с легкостью выдаст тебя. Ты пошел дом за мной и убил капитана в тот момент, когда я покупал вино в магазине.
На лбу у Леши выступили крупные крупные капли пота. Он потянулся за полотенцем и провел им по лицу. Он уже не пытался прервать меня и вставить реплику. По нему я ориентировался, насколько точно пересказываю события.
— Оставался последний свидетель, который видел тебя рядом с Васильевой, —бомж, тусующийся на пляже хиппарей. Вы не трогали его до того момента, пока я им не заинтересовался. Ты старался не подпустить меня к пляжу хиппарей в тот день, когда там болтался этот несчастный алкаш, гонялся за мной как чумной на «Ямахе» в платке и черных очках. А я даже намеком подумать не мог, что это ты, все грехи сваливая на Моргуна. Когда в своем расследовании я зашел слишком далеко, догадавшись, кто именно похоронен вместо Эльвиры, вы решили поставить на мне точку. Но жадность наказуема, дорогой Леша. Сэкономив на опытном киллере, вы крупно обломились с этим жалким Лепетихой. Я сумел узнать номер телефона, с которого звонила киллеру Эльвира, и засек сообщницу Милосердовой Сысоеву, которая скорее всего и убила Лепетиху.
Я взял с тарелки горсть креветок и принялся рвать их в клочья, переводя дух. Леша терпеливо ждал, когда я заговорю снова.
— У меня не было бы никаких шансов вернуться живым из особняка «сестрички», если бы я на твоих глазах не отправил телеграмму Кнышу, — продолжал я, сплевывая шелуху в газетный кулек. — Ты успел предупредить банду об опасности; Эльвира, а она наверняка была гдето рядом, резко ретировалась и cпряталась в более надежном месте, а оставшиеся сотрудники так называемой компьютерной фирмы договорились, что разыграют спектакль по обезвреживанию двух аферистов. Я прикинулся мертвецки пьяным, чего ты почему —то не понял, а потому слишком и не старался соблюдать конспирацию: я пьян в доску— чего корячиться. Ночью я выбрался из особняка и подслушал твой разговор с Сысоевой. Скорее всего вы говорили с ней об Эльвире. Ты настаивал, чтобы она позволила тебе с ней встретиться, угрожал, ставил условия, что будешь ждать еще два дня. Мне кажется, ты начал понимать, что Эльвира и тебя тоже стала водить за нос. Женщина с бешеным состоянием несколько иначе смотрит на школьную любовь, чем мы с тобой…
Я чуть не добавил «дружище». Леша догадался, какое слово повисло у меня на языке, и по его лицу впервые за последние четверть часа пробежала судорога боли.
— Да, произнес Леша после долгого молчания. — Ты действительно знаешь многое. Но странно то, что любовь стоит в основе поступков этих людей.
— Да какая любовь! — усмехнулся я. — Банальная жадность и кощунство, не знающее границ. Молодая женщина похоронила свое имя, чтобы спокойно присвоить деньги обворованных ею старух. А ты, Леша, лапоть. И мне тебя жалко.
Он сглотнул, словно мое оскорбление попало ему на язык.
— Почему тебе меня жалко?
— Потому что Эльвира не любит тебя. Ты напрасно надрывался и пачкал руки в крови.
— Ты в этом уверен?
— Да, Леша. Я в этом уверен. Это истина.
— Жаль, что все это случилось в Крыму, — негромко сказал Леша, глядя на пистолет. — Крым дорог мне. Этот берег, остров… Не хочется, чтобы на все это лилась грязь…
— Крым вы задели лишь походя. Это чисто украинское преступление.
— Почему чисто украинское? — Леша вскинул свои белесые брови.
— Потому что Украина — единственное в мире цивилизованное государство, где можно открыть анонимный валютный счет. В другой стране вы бы не смогли утаить такую сумму денег.
— Ты так думаешь? Разве, к примеру, в России нельзя утаить несколько миллионов долларов?
— Их можно закопать в землю. Но нельзя вложить в банк и получать с них проценты.
— А почему ты говоришь только про банк? Разве нет других областей, куда можно выгодно вложить деньги?
— В любом случае эти деньга рано или поздно всплывут. А как потом отчитаться за них?
— Их можно отмыть.
— Отмыть в России? Это ненадежно.
— Именно в России есть область, где деньги отмываются, одновременно принося колоссальную прибыль и, самое главное, власть.
Наш разговор перешел в странное русло. Мы будто забыли о той черте, которая стояла между нами, и миролюбиво спорили на какую-то случайную тему.
— И что это, интересно знать, за область? Леша ответил вопросом:
Знаешь такую поговорку: победителей не судят?
Кажется, я не понял, к чему это он сказал.
— Ты считаешь себя победителем?
— Нет, — вздохнул Леша. — Себя пока не считаю.
Мы молчали. Я должен был подвести итог всему сказанному. «Господи, Господи! — произносил я в уме молитву. — Ты ли дал мне на это право? Ты ли меня на это надоумил?»
Он мне помог.
— Ну и что ты думаешь делать дальше?
Я все еще молчал. Я составлял в уме слова, чтобы они прозвучали естественней и понятней, хотя мне хотелось не говорить, а мычать, стонать от боли и страшной тяжести на душе.
— Надеюсь. — с трудом произнес я, не в силах поднять глаза, — ты понимаешь, что между нами уже не будет тех отношений, что были прежде… Но я не могу, не в моих правилах, не по моему нутру помахать тебе ручкой, уйти, чтобы потом просто избегать встреч с тобой. На тебе слишком много крови. Даже за каплю пролитой невинной крови человек должен отвечать. Ты умертвил троих… Четвертой, по твоей наводке, была расстреляна гипсовая фигура, напоминающая меня… Собственно, тебе приговор выносит покойник от имени троих убитых…
Леша словно окаменел. Он не сводил с меня глаз — я чувствовал его взгляд на своем лице, которое полыхало, словно его облили бензином и подожгли.
— И мне очень бы не хотелось силой тащить тебя в милицию. Это было бы смешно… словно провинившегося мальчишку… Ты сам знаешь, что заслужил. Я даю тебе шанс самому… — Я показал глазами на пистолет. — Возьми.
Нет не Леша, а я был сейчас похож на мальчишку со своим глупым жестом дать человеку возможность учинить над собой суд. Леша покосился на пистолет, потом посмотрел на меня.
— А если я не возьму? — медленно проговорил он.
Тогда придется тащить тебя в милицию силой.
— И у тебя есть на это право? — вкрадчиво спросил Леша.
— У меня есть безумное желание сделать это.
— Но это всего лишь твое желание.
— Это закон справедливости.
— Интересно, а чем узаконено твое право определять, что справедливо, а что нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121