– Что это ты весь извертелся? – осведомилась Тресси. – На муравейнике сидишь, что ли?
– Да так, задумался кое о чем.
– Ты в последнее время только тем и занят, что думаешь, – съязвила она.
– Да, наверное. Скажи-ка, детка, ты не изменила своего решения?
– Какого еще решения? – отозвалась Тресси, бездумно чертя прутиком на земле какие-то узоры. Потом уставилась на огонь. Спиной она ощущала пристальный взгляд Рида. Того и гляди, просверлит в ней дыру.
– Насчет нас с тобой, – отрывисто бросил он. Этот тон Рид Бэннон обычно использовал вместо вопля безудержной ярости, пока мог, разумеется.
– Что ж, – сказала Тресси, – должна признаться, меня не слишком-то радует путешествие с человеком, который за всю неделю мне и доброго утра не захотел пожелать.
Рид раздраженно хмыкнул:
– Ты отлично знаешь, что я не об этом! Скажи, ты еще не жалеешь о том, что слишком много мне наобещала? Что твои обещания помешают тебе сполна расплатиться с беглым папашей, если мы его, конечно, когда-нибудь найдем?
Прутик в руках Тресси дернулся, зарываясь в рыхлую золу. Сердце ее изнывало, раздираемое между любовью и ненавистью. Больше всего на свете ей хотелось поверить Риду Бэннону, но при каждом взгляде на него Тресси неизменно вспоминала о предательстве отца. В ее мыслях неотвязно звучал один и тот же вопрос: неужели и Рид когда-нибудь предаст и покинет ее? Если она, Тресси, доверится всецело этому человеку, добровольно окажется в его власти – не случится ли так, что однажды она проснется и обнаружит, что опять осталась одна? Подобные мысли, словно щелочь, разъедали любовь Тресси. Они не давали ей покоя.
– Это же нечестно! – вспыхнула она наконец. – Я люблю тебя, Рид, люблю всем сердцем… но когда я… когда ты сказал, что… черт, да помоги же мне!
Рид упорно смотрел на огонь, и глаза его, непрогляднее самой черной ночи, влажно блестели.
– В этом деле я тебе не помощник, Тресси. Именно потому я никогда не сгребу тебя в охапку и не унесу куда глаза глядят. Бог свидетель, сколько раз мне хотелось так поступить! Но потом я вспоминаю, как всегда спасался бегством от трудностей и опасностей, и о том, какой нездешний, отсутствующий блеск загорается в твоих глазах, едва ты вспоминаешь об отце. Тогда мне становится страшно.
Тресси уже беззвучно всхлипывала, глотая слезы.
– Но ведь ты же не бросишь меня одну, правда? Не бросишь?
У Рида запершило в горле. Бедная девочка! До чего же хочется крепко обнять ее, утешить, убедить любыми словами, что их любовь сильнее, чем его трусость или ее бессмысленная жажда мести. Но вслух он сумел лишь с запинкой проговорить:
– Тресси, девочка моя, клянусь душой – я тебя не оставлю. Больше я не хочу никуда бежать. Поверь, я понимаю, каково тебе, честное слово, понимаю. Мне просто хочется, черт возьми, чтобы у нас все с тобой было хорошо!
– Тогда перестань на меня злиться. Очень уж тоскливо ехать рядом целый день и так и не услышать от тебя ни словечка.
– Да ведь я вовсе и не злюсь. Просто невыносимо быть все время рядом с тобой и не сметь даже руку протянуть! Я поклялся, что помогу тебе найти отца, – и сдержу эту клятву. Но, черт побери, детка, лучше уж ты ко мне близко не подходи! Когда все будет кончено, мы поженимся, но до тех пор отношения между нами должны быть чисто деловыми. А лучше всего, давай прямо сейчас пошлем к чертям твои поиски и займемся друг другом, заживем по-настоящему!
Тресси зачарованно глядела в его черные, влажно блещущие глаза. В них сияли любовь и нежность, такая нежность, что она едва не поддалась сладкому соблазну. Но удержалась. Слишком хорошо Тресси помнила, как рыдала ночами ее мама, как сама она тосковала, брошенная родным отцом; слишком ярко отпечаталось в памяти самое страшное: как мама корчилась в родовых схватках, беспрерывно выкрикивая имя отца – а он был неведомо где. Нет, сказала себе Тресси, я не сдамся, не отступлю.
– Пойми, Рид, – сказала она вслух, – не смогу я жить по-настоящему, покуда не отыщу отца. Пока не расскажу ему, что по его милости произошло, и не увижу его лицо. Пока он не узнает о том, как страдала и умерла мама. Куда бы мы ни отправились, чем бы ни занялись – я всегда буду думать об этом. Ты был прав, Рид, ненависть съедает меня живьем, потому-то я и должна разыскать отца. Иначе мне вовек не избавиться от ненависти и боли. Рид, я так любила его… я так люблю тебя. Неужели ты ничего не понимаешь? Наберись терпения, Рид. Потерпи. Пожалуйста!
Рид обреченно кивнул. Как ни странно, отчасти он понимал решимость Тресси – но лишь отчасти.
Ее исступленная ненависть к отцу так больно ранила его сердце, что хотелось закричать во все горло, грозя кулаками бездушным небесам. Вместо этого он ровным, безжизненным тоном сказал:
– Что же, если ты никак не можешь отказаться от этой дурацкой затеи, значит, так тому и быть. Дело твое. Одно я знаю точно – пока все не кончилось, придется нам с тобой попоститься. Ты ведь выдаешь себя за мальчишку, и, если кто застигнет нас в самый неподходящий момент, тебя тут же разоблачат. Притом ты ведь можешь забеременеть – и что тогда?
Тресси опустила глаза, понимая, что Рид убийственно прав. У нее перехватило дыхание. Боже милостивый, если б только она могла отступиться от мести и стать женой Рида. Они поселились бы здесь, в горах, или отправились бы дальше, на запад. Какая чудесная, упоительная мечта!
Подняв голову, Тресси улыбнулась Риду – жалобно, почти по-детски.
– Ладно, пусть так, но, если похолодает, можно мне будет спать с тобой?
– Черт возьми, детка, это уже чересчур! Замерзнешь – ляжешь поближе к огню, ясно?
Никогда прежде Рид не говорил с Тресси так резко и грубо, и от этого он чувствовал себя препаршиво. Но ведь есть же предел и терпению мужчины!
* * *
Лето шло своим чередом, а Рид и Тресси все перебирались от одной старательской стоянки к другой, повсюду расспрашивая об Ивэне Мэджорсе и неизменно получая одни и те же ответы. Постепенно между ними сложились приятельские отношения, которые не бередили их чувственных желаний и сердечных мук. Рид сдержал свое обещание и больше не отмалчивался, а Тресси держалась, словно ребенок, который с вечера поссорился с другом, а наутро, проснувшись, забыл о ссоре. Они были просто близкие друзья, и это устраивало обоих. Время от времени Тресси спрашивала:
– Далеко еще до Диллона?
И Рид с неизменным терпением отвечал всегда одно и то же:
– Мы будем просто ехать и ехать, пока не доедем туда. Я ведь много лет не бывал в этих местах. К тому же за эти годы здесь появилось слишком много новых поселений.
Как-то Тресси спросила:
– Где ты жил, когда был еще ребенком?
– О, мы были равнинным племенем, – беспечно ответил Рид. – Зимой в этих краях человеку прожить нелегко. Здесь обитают боги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86