– Оно в ящике этого стола, – сказала она пульсирующим от боли голосом. – Никогда в жизни не притронусь к нему. Ты прав, оно вульгарное, такое же вульгарное, каким был Дуглас. – Келси почувствовала, как всю ее затрясло. – Такое же вульгарное, Брэндон, каким становишься ты, когда говоришь мне подобные вещи.
Он промолчал. На подгибающихся ногах Келси кое-как добралась до двери. Остановилась и обернулась.
– Смешно, – проговорила она, хотя уже не могла справиться с дрожью в голосе. – Я почему-то думала, что тебе будет трудно занять его место, но я ошибалась. Ты точно такой же, как он!
Брэндон никак не мог понять, почему это его так задело.
Просто дешевое оскорбление, и больше ничего. Почему же я всю ночь ворочался в постели? Это ведь не больше чем попытка уклониться от критики, перейдя в наступление. Почему же ее слова застряли у меня в мозгу, как отравленная стрела, и не дают сосредоточиться, любая мысль невольно возвращается к одной и той же насмешливой фразе: «Ты точно такой же, как он… Ты такой же, как он…».
Брэндон запихнул рубашку в брюки, потом просунул пуговицу на манжете рубашки в петлю с такой силой, что она оторвалась и, звякнув, покатилась по паркету.
Да черт меня побери, если я стану ползать на четвереньках, чтобы нащупать проклятую пуговицу, которая, скорее всего, закатилась под кровать специально, чтобы позлить меня… И все потому, что она бросила тот последний упрек: «Ты такой же, как он».
Выругавшись, Брэндон сорвал с себя рубашку и ощупью нашел шкаф, чтобы взять другую.
С какой стати я вообще сейчас думаю об этом? Через час я буду в кабинете доктора Джеймса и наконец расстанусь с этими чертовыми бинтами. Я должен чувствовать ликование. Смеяться, танцевать, орать об этом со всех крыш. Скоро я снова стану здоровым человеком. А вместо этого моя голова занята дурацким, мальчишеским препирательством с Келси Уиттейкер.
Что плохого в том, что ты такой же, как Дуглас? – нашептывал ему внутренний адвокат. Он перечислял положительные качества Дугласа, а потом, вопреки всякой логике, доказывал, что Брэндон другой и лучше.
И так далее, и тому подобное. Бессмысленно. Утомительно.
Надев и как следует застегнув рубашку, он нащупал край кровати и с облегчением опустился на нее, чтобы дать ноге отдых. Надеть брюки и носки было настоящей пыткой – проклятая нога никак не хотела сгибаться. Он потыкал здоровой ногой, стараясь найти туфли, которые Франциска аккуратно поставила так, чтобы он без труда нашел их.
Час, еще только час. А потом я покажу Келси…
Его мысли прервал деликатный стук в дверь, и он так и не придумал, что же такое он покажет Келси.
– Мистер Брэндон!
Безошибочный радар Франциски, должно быть, вовремя подсказал ей, что он заканчивает одеваться.
– Могу я войти? Вам тут посылка.
Он нахмурился и сунул ногу в туфлю, стараясь проделать эту операцию беззвучно, хотя боль прострелила ногу от колена к бедру.
– Конечно. – Он услышал, как открылась дверь. – Что за посылка?
Франциска вошла в комнату, тяжело отдуваясь. Посылка, наверное, очень тяжелая. Ему было не по себе оттого, что он не в силах ей помочь.
– Нужно было попросить Грега, чтобы принес это, – хрипловатым голосом сказал он. – Ты же надорвешься.
– Уф! – Франциска со стуком поставила большущую коробку на пол или на стол – во всяком случае, на какую-то деревянную поверхность. – Когда ты был мальчиком, я таскала тебя по этим лестницам, и ничего, а ты весил куда больше этого ящика. – Она еще не отдышалась, но голос слышался ближе. – Посылка от какого-то мистера Фуллера и, наверное, набита кирпичами. Тяжелая, как сталь.
– Свинец, – автоматически поправил ее Брэндон, но голова у него была занята чем-то другим. – Сколько времени?
– Почти полдень. Тебе пора ехать, если не хочешь опоздать на прием или вообще пропустить его. – В голосе экономки слышалось поддразнивание. – Конечно, если ты не торопишься, доктор всегда может назначить тебе прием на следующей неделе.
– Уж это как пить дать, – в свою очередь улыбнулся Брэндон.
Значит, Фуллер передал досье в указанное ему время. Слава Богу. Не хотелось бы говорить по этому поводу с адвокатом. Не хотелось бы даже думать, что кто-то еще узнает, чем занимался Дуглас.
«Ты такой же, как он»… Теперь, когда на столе перед ним лежали эти досье, Брэндон почувствовал, что не вынесет, если об этом узнает Келси. И тут его осенило, почему его так преследует ее обвинение: как ни странно, она стала понимать Дугласа лучше, чем я. Перерождение его личности происходило у нее на глазах… Она знала об этих переменах в Дугласе задолго до меня. Как выразился Фуллер, я слишком много времени провел в джунглях.
Он пытался представить себе, каким образом Келси узнала об этой темной стороне личности Дугласа – страсти копаться в чужих тайнах и жестоко злоупотреблять узнанными секретами. Благодаря тому, что произошло с ее отцом? Или у нее самой есть какие-то собственные тайны?
Но главное, что Келси презирала за это Дугласа. Она не могла притворяться до такой степени, чтобы правдоподобно изобразить это чувство своим голосом. Так же, как раньше, я без труда различаю ложь и правду, когда слышу их из ее уст.
Однако интуиция, по-видимому, выводила его на новые мысли, от которых голова шла кругом.
Если она ненавидела Дугласа, да еще до такой степени, то почему согласилась выйти за него? Только для того, чтобы обеспечить финансовую поддержку отцу? Тут не сходятся концы с концами. Может ли женщина, такая, как Келси, и в самом деле отказаться от собственного счастья ради того, чтобы ее отец имел возможность просаживать деньги на бегах?
Он сжал кулаки и ткнул ими в мягкий матрац. Пора заставить Келси ответить на несколько вопросов. До сих пор я как-то боялся нажимать на нее. Боялся, что она будет по-прежнему лгать. Или что скажет правду. Но теперь я очень ясно понимаю, что так больше не может продолжаться.
Я увлекся ею еще до смерти Дугласа, а сейчас тем более. Но у нас не может быть будущего, если мы не разберемся в прошлом. Оно превратится в беспросветные, тягостные страдания от сомнений, подозрений и обид. Терзания, перемежающиеся, конечно, поцелуями под луной, от которых будет еще тяжелее и неопределеннее.
Нам нужно поговорить. Теперь я достаточно окреп, чтобы добиться от нее правды и самому взглянуть в лицо этой правде. Как только я снова буду видеть…
– Франциска, сделаешь мне одолжение?
Он протянул руку, и она тут же взяла ее.
– Какое хочешь, – сказала она. – Только не подвинуть этот ящик хотя бы на дюйм.
– Скажи Келси, что я прошу ее отвезти меня к врачу.
Экономка смешалась, потом сжала его руку.
– С удовольствием, – проговорила она неожиданно проникновенным голосом.
– Она может не захотеть, – неуверенно сказал Брэндон, не зная наверняка, догадывается ли об их ссоре Франциска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43