ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А уж как – это ты придумай сам… Считай, что я загадал тебе загадку – ты меня понял?
– Потому что я уже большой и должен сделать это само.., само-сто-ятельно, вот…
– Да, потому, что ты уже взрослый мальчик.
Как только Джефф вышел из комнаты, миссис Ланкастер с досадой выпалила:
– Папа, как ты можешь! Как можно поощрять эти фантазии, чтобы он и дальше верил во всякие нелепые выдумки прислуги!
– Никто из слуг ему ничего не рассказывал, – мягко возразил старый джентльмен. – Он видел, а я слышал и, вероятно, мог бы и увидеть, если бы был в его возрасте.
– Но это же полная чепуха! Почему я ничего не видела и не слышала?
Мистер Уинберн улыбнулся, загадочной и немного усталой улыбкой, но не ответил.
– Почему? – повторила его дочь. – И почему ты призывал его помочь этому.., этому существу? Ведь это невозможно.
Старик бросил на нее задумчивый взгляд.
– Почему невозможно? Ты не помнишь эти слова:
~Какая лампа дарит яркий свет
Тем детям, что бредут во тьме?
«Слепая вера», –
Небеса в ответ.
У Джеффри есть эта Слепая Вера. Как у всех детей. Становясь старше, мы теряем ее – просто отбрасываем как ненужную вещь. Иногда, когда мы становимся совсем старыми, слабый отблеск возвращается к нам, но ярче всего волшебная лампа сияет в детстве. Вот почему, я думаю, Джефф сумеет помочь этому мальчику.
– Я ничего не понимаю, – растерянно прошептала миссис Ланкастер.
– Я-то сам ничем помочь не могу. Тот.., тот ребенок в беде, он мечтает, чтобы его освободили. Но как это сделать? Я не знаю. Ужасно даже думать об этом – о том, что он так страдает.

Через месяц после этого разговора Джеффри серьезно заболел. Восточный ветер был суровым, а он не отличался крепким здоровьем. Доктор сокрушенно покачал головой и объявил, что случай весьма непростой. Мистеру Уинберну он откровенно сказал, что надежды никакой.
– Он не выживет. Ни при каких обстоятельствах. У него очень плохие легкие, и болезнь запущена.
…А миссис Ланкастер, когда ухаживала за Джеффом, убедилась в том, что другой ребенок все же существовал.
Сначала она не могла отличить всхлипывания от звуков ветра, но постепенно они становились все более отчетливыми и… реальными. Наконец она стала явственно слышать их даже в минуты затишья – рыданья ребенка, печальные, безнадежные, разрывающие сердце.
Джеффу становилось все хуже, и в бреду он твердил о «маленьком мальчике». «Я хочу помочь ему выбраться. Я это сделаю!» – вскрикивал он.
Вслед за бредом наступала апатия, и он забывался сном. Джеффри тяжело дышал и ни на минуту не открывал глаз. Ничего нельзя было сделать, только ждать и надеяться.
Однажды ночь выдалась ясная и тихая, без единого дуновения ветра. Вдруг Джеффри пошевельнулся, веки его поднялись, но смотрел он не на мать, а на распахнутую дверь. Он пытался что-то сказать, и она наклонилась, чтобы хоть что-то разобрать.
– Хорошо, я иду, – с усилием прошептал он и снова впал в забытье.
Миссис Ланкастер охватил ужас. Она кинулась к отцу. Где-то поблизости смеялся тот, другой ребенок. Его звонкий ликующий смех эхом пронесся по комнате.
– Мне страшно, страшно, – простонала несчастная мать.
Мистер Уинберн обнял ее за плечи, защищая… Внезапный порыв ветра заставил их обоих вздрогнуть, и тут же снова наступила тишина.
Смех больше не звучал, но теперь к ним стал приближаться слабый звук, почти неуловимый, однако постепенно он нарастал – и вскоре они смогли отчетливо различить шаги. Шаги, которые сразу же начали удаляться.
Шур-шур, шур-шур – слышалось хорошо знакомое шарканье маленьких ножек. Однако – да-да! – теперь к нему присоединились другие шаги – легкие и упругие. Дружный топот по ступенькам. Все ниже и ниже – к парадной двери. Шур-шур, топ-топ… Дружно бегут невидимые маленькие ножки.
Миссис Ланкастер взглянула на отца обезумевшими глазами.
– Их – двое.., двое!
Ее лицо сделалось серым от ужасного предчувствия… Она метнулась в сторону кроватки, но мистер Уинберн мягко удержал ее.
– Ну-ну, – сказал он тихо.
Шур-шур, топ-топ – все слабее, слабее…
И – полная тишина.
Когда боги смеются
– …И, конечно, исключить любые волнения и нагрузки, – сказал доктор Мейнел, как всегда в таких случаях говорят врачи.
Миссис Хартер, как и все те, кому доводилось слышать от врачей эту, в сущности, бессмысленную фразу, погрузилась в задумчивость, явно расстроенная.
– Наблюдается легкая сердечная недостаточность, – поспешно проговорил врач, – но это совсем не опасно. Уверяю вас. И все же, – продолжал он, – лучше бы сделать в доме лифт. Что вы на это скажете?
Миссис Хартер еще больше помрачнела. Доктор Мейнел был, напротив, доволен собой. Он вообще любил иметь дело с богатыми пациентами, ибо тут, что-то рекомендуя, он мог дать волю своему воображению.
– Да, лифт, – повторил доктор Мейнел, пытаясь придумать что-нибудь еще более обескураживающее, но ничего придумать не смог. – Так мы исключим чрезмерные нагрузки. Вам полезны ежедневные прогулки – но никаких подъемов. И побольше развлечений. Нельзя замыкаться на своей болезни.
В разговоре с племянником старушки Чарлзом Риджвеем доктор высказался более ясно.
– Поймите меня правильно, – сказал он. – Ваша тетя может прожить долгие годы, возможно, так оно и будет. Но какой-нибудь шок или эмоциональное возбуждение могут сразу же убить ее! – Он прищелкнул пальцами. – Она должна вести очень размеренную жизнь. Никаких нагрузок, никакого переутомления. И уж конечно, ей противопоказаны отрицательные эмоции. Ее необходимо отвлекать от печальных мыслей.
– Отвлекать, – задумчиво повторил Чарлз Риджвей. Чарлз был вдумчивым юношей. К тому же он был предприимчивым юношей, который не привык отступать перед трудностями.
В тот же вечер он предложил установить в доме радио. Миссис Хартер, и без того расстроенная перспективой установки в доме лифта, всячески сопротивлялась его затее. Но Чарлз был непреклонен.
– Не нравятся мне эти новомодные штучки, – жалобно причитала миссис Хартер. – Видишь ли, там ведь волны.., электрические волны. Они могут на меня плохо подействовать.
Чарлз мягко и чуть назидательным тоном стал ее переубеждать, доказывая всю абсурдность ее страхов.
Миссис Хартер ничего не знала об обсуждаемом предмете, но, поскольку отказываться от своего мнения было не в ее характере, она никак не соглашалась.
– Ох уж это электричество, – боязливо пробормотала она. – Ты можешь говорить что угодно, Чарлз, но ведь многие люди действительно ощущают электричество. У меня перед грозой всегда дикие головные боли. – И она торжествующе кивнула головой.
Чарлз был терпелив и не менее упрям, чем его тетушка.
– Милая тетя Мэри, – сказал он. – Позвольте разъяснить вам суть дела.
И он прочел ей целую лекцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54