Все это Гертруда Иоганновна заметила, покосившись на свою бывшую соседку по камере.
– Она вот, фрау Копф, владелица гостиницы "Фатерлянд". Для немецких офицеров. Подружка шефа СД, которого наши партизаны угробили, когда взорвали ее ресторан. Между прочим, ее еще наши посадили, когда война началась. Я с ней в одной камере сидела.
– За что?
– За ошибки молодости… - Олена посмотрела на потолок, будто там, на потолке, пыталась отыскать неуловимую тень своих ошибок, потом в упор глянула на Гертруду Иоганновну. - А таких, как эта фрау, шлепать надо. Да ее и шлепнули б, кабы гитлеры не пришли, не выпустили из тюрьмы.
– Вы подтверждаете, что вы фрау Копф? - обратился лейтенант к Гертруде Иоганновне.
Она кивнула.
– Та-ак… "Копф" - по-русски "голова"?
Она снова кивнула. И лейтенант кивнул, довольный своими познаниями немецкого языка, потом протянул бумагу Олене, макнул перо в чернильницу.
– Подпишите.
– Это можно. - Олена старательно вывела свою фамилию, повернулась к Гертруде Иоганновне и сказала со счастливой улыбкой: - Все. Шлепнут. На всю катушку.
– Присядьте, - бесстрастно произнес лейтенант и взял чистый лист бумаги. - Теперь с вами. - Он подождал, пока Олена усядется на деревянную скамейку с натертой до блеска спинкой, и спросил: - Значит, ваша фамилия Копф?
– Моя фамилия Лужина.
– Как же? Вы только что подтвердили, что вы фрау Копф.
– Во время оккупации. - Гертруда Иоганновна впервые употребила слово "оккупация", оно показалось ей чуждым, неопределенным, и она уточнила: - При немцах я действительно называлась, имела имя фрау Копф. Но настоящая фамилия моя Лужина.
– Две фамилии, как у жуликов, - сказала Олена.
– Что ж, так и запишем: Копф-Лужина. Имя, отчество?
– Гертруда Иоганновна.
– Национальность?
– Немка.
– Сознается, - снова вставила Олена.
Лейтенант посмотрел на Гертруду Иоганновну с любопытством. Ему доводилось сталкиваться с немцами, стреляющими, бегущими, поднимающими руки. А вот разговаривать так не приходилось. Чего только не наглядишься в милиции! Он положил ладонь на чемоданчик.
– Что в чемодане?
– Вещи.
– Алексеев.
– Есть! - Милиционер подошел, повернул чемодан замком к себе. - Не запертый?
– Осторожней. Может, там бомба, - сказала Олена.
Гертруда Иоганновна усмехнулась.
– Мошно открывать.
Щелкнул замок. Алексеев аккуратно переложил из чемоданчика на стол белье, чулки, фотографии.
– Кто на фото? - спросил лейтенант.
– Муж и дети.
– Вот, - сказал Алексеев, доставая из чемодана красную коробочку.
Лейтенант открыл ее. Олена встала, потянулась посмотреть.
– Однако, ордена и медаль, - сдержанно произнес милиционер.
– Ваши? - спросил лейтенант.
– Сперла где-нибудь, - позлорадствовала Олена.
– Мои.
– Имеются документы?
Гертруда Иоганновна молча достала из-за пазухи завернутые в большой носовой платок паспорт и орденскую книжку, отдала лейтенанту.
– Подделка, - убежденно сказала Олена. - И не такое подделывали.
– Вы - мошет быть, - обронила Гертруда Иоганновна, не глядя на Олену.
– Ну ты!… - угрожающе нахмурилась Олена.
– Тихо! - сказал лейтенант. - Не базар. - И посмотрел на Гертруду Иоганновну с любопытством. - За что?
– За гостиницу "Фатерлянд", товарищ лейтенант. Долго рассказывать.
Лейтенант хотел было поправить ее, не "товарищ" лейтенант, а "гражданин" лейтенант, но ясный взгляд светлых, чуть воспаленных от усталости глаз и какая-то внутренняя уверенность, спокойствие задержанной остановили его.
А у Гертруды Иоганновны, когда она произнесла вслух "за гостиницу "Фатерлянд", появилось ощущение, будто в комнату дежурного вошли ее товарищи, друзья, больше чем друзья: Флич, Федорович, Алексей Павлович, дети, фельдфебель Шанце… Ощущение было таким острым, четким, что она обернулась, чтобы разглядеть их. И неожиданно рассмеялась. Вероятно, в это мгновение она поняла, что в Гронск поехала не от московских неудач, сердце вело ее, сердце и память! Глупый она задавала себе вопрос: зачем? Если тебе нужны друзья, - значит, и ты нужна им.
Лейтенант глядел на задержанную, с трудом подавляя ответную улыбку. Не хватает еще хихикать на дежурстве! Ты никому не имеешь права верить. Никому и ничему. Только установленным и проверенным фактам. Ни один преступивший закон не считает себя преступником. Его надо припереть фактами. Припереть к стене. Но что-то мешало лейтенанту, почему-то он склонен был задержанной верить.
А это уже чувства, или, говоря по ученому, эмоции. Недопустимо! Поступило заявление. Вот.
Он прижал подписанную гражданкой Сивко Оленой Тарасовной бумажку ладонью к столу, как бы нащупывая в той бумажке собственную пошатнувшуюся твердость.
И в этот момент дверь резко растворилась и в ней появился милицейский подполковник в наглухо застегнутой шинели.
Лейтенант торопливо встал.
– Товарищ подполковник, за время моего дежурства особых происшествий не было. Задержаны три мешочника, карманник и вот гражданка по подозрению в шпионаже.
Гертруда Иоганновна повернулась к вошедшему и ничуть не удивилась, узнав под милицейской фуражкой вечно желтоватое скуластое лицо заместителя командира партизанской бригады Ефима Карповича Мошкина.
– Здравствуйте, Ефим Карповиш.
Мошкин прищурился и стремительно шагнул к ней, протягивая обе руки.
– Лужина!… Какими судьбами! Видение!…
Они обнялись.
На этот раз лейтенант не смог удержать губы, они растянулись в улыбке.
Милиционер Алексеев стоял навытяжку спокойный и безучастный. Только в глазах светилось любопытство.
– Вы ж в Москве остались!…
– Приехала.
– Похудели… Осунулись… - Мошкин отстранил Гертруду Иоганновну от себя и, чуть склонив голову набок, рассматривал ее уставшее лицо.
Она засмеялась, махнула рукой:
– Были б кости, мясо наживется.
– И то верно. - Мошкин повернулся к лейтенанту, сдвигая свирепо брови. - Так это она, что ли, шпионка?
– Так точно, товарищ подполковник.
– Это Гертруда Иоганновна Лужина, подпольщица и партизанка, наш дорогой боевой товарищ.
Лейтенант развел виновато руками:
– Имеется заявление, товарищ подполковник.
– Какое заявление?
– Вот, гражданки…
Но гражданки не было в комнате. Никто не заметил, как она исчезла.
Лейтенант взял со стола бумажку:
– Гражданки… Сивко Олены Тарасовны…
– Выбрось… Или нет, попридержи, лейтенант. Может, случайность, а может, и нет. А Гертруду Иоганновну мы знаем как самих себя. - Он повернулся к ней. - Ну, пойдем ко мне, поговорим.
– Пойдем. Только скажите, Ефим Карповиш, где Петр? На письма не отвешал…
– Воюет. А точно где - не знаю. Пойдем, позвоним "дяде Васе". Вот обрадуется!
8
Вопрос с жильем решился сам собой. "Дяди Васи" - Порфирина - на месте не оказалось: колесил где-то по области. Мошкин предложил Гертруде Иоганновне пожить пока у него, предупредив, что будет тесновато.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Она вот, фрау Копф, владелица гостиницы "Фатерлянд". Для немецких офицеров. Подружка шефа СД, которого наши партизаны угробили, когда взорвали ее ресторан. Между прочим, ее еще наши посадили, когда война началась. Я с ней в одной камере сидела.
– За что?
– За ошибки молодости… - Олена посмотрела на потолок, будто там, на потолке, пыталась отыскать неуловимую тень своих ошибок, потом в упор глянула на Гертруду Иоганновну. - А таких, как эта фрау, шлепать надо. Да ее и шлепнули б, кабы гитлеры не пришли, не выпустили из тюрьмы.
– Вы подтверждаете, что вы фрау Копф? - обратился лейтенант к Гертруде Иоганновне.
Она кивнула.
– Та-ак… "Копф" - по-русски "голова"?
Она снова кивнула. И лейтенант кивнул, довольный своими познаниями немецкого языка, потом протянул бумагу Олене, макнул перо в чернильницу.
– Подпишите.
– Это можно. - Олена старательно вывела свою фамилию, повернулась к Гертруде Иоганновне и сказала со счастливой улыбкой: - Все. Шлепнут. На всю катушку.
– Присядьте, - бесстрастно произнес лейтенант и взял чистый лист бумаги. - Теперь с вами. - Он подождал, пока Олена усядется на деревянную скамейку с натертой до блеска спинкой, и спросил: - Значит, ваша фамилия Копф?
– Моя фамилия Лужина.
– Как же? Вы только что подтвердили, что вы фрау Копф.
– Во время оккупации. - Гертруда Иоганновна впервые употребила слово "оккупация", оно показалось ей чуждым, неопределенным, и она уточнила: - При немцах я действительно называлась, имела имя фрау Копф. Но настоящая фамилия моя Лужина.
– Две фамилии, как у жуликов, - сказала Олена.
– Что ж, так и запишем: Копф-Лужина. Имя, отчество?
– Гертруда Иоганновна.
– Национальность?
– Немка.
– Сознается, - снова вставила Олена.
Лейтенант посмотрел на Гертруду Иоганновну с любопытством. Ему доводилось сталкиваться с немцами, стреляющими, бегущими, поднимающими руки. А вот разговаривать так не приходилось. Чего только не наглядишься в милиции! Он положил ладонь на чемоданчик.
– Что в чемодане?
– Вещи.
– Алексеев.
– Есть! - Милиционер подошел, повернул чемодан замком к себе. - Не запертый?
– Осторожней. Может, там бомба, - сказала Олена.
Гертруда Иоганновна усмехнулась.
– Мошно открывать.
Щелкнул замок. Алексеев аккуратно переложил из чемоданчика на стол белье, чулки, фотографии.
– Кто на фото? - спросил лейтенант.
– Муж и дети.
– Вот, - сказал Алексеев, доставая из чемодана красную коробочку.
Лейтенант открыл ее. Олена встала, потянулась посмотреть.
– Однако, ордена и медаль, - сдержанно произнес милиционер.
– Ваши? - спросил лейтенант.
– Сперла где-нибудь, - позлорадствовала Олена.
– Мои.
– Имеются документы?
Гертруда Иоганновна молча достала из-за пазухи завернутые в большой носовой платок паспорт и орденскую книжку, отдала лейтенанту.
– Подделка, - убежденно сказала Олена. - И не такое подделывали.
– Вы - мошет быть, - обронила Гертруда Иоганновна, не глядя на Олену.
– Ну ты!… - угрожающе нахмурилась Олена.
– Тихо! - сказал лейтенант. - Не базар. - И посмотрел на Гертруду Иоганновну с любопытством. - За что?
– За гостиницу "Фатерлянд", товарищ лейтенант. Долго рассказывать.
Лейтенант хотел было поправить ее, не "товарищ" лейтенант, а "гражданин" лейтенант, но ясный взгляд светлых, чуть воспаленных от усталости глаз и какая-то внутренняя уверенность, спокойствие задержанной остановили его.
А у Гертруды Иоганновны, когда она произнесла вслух "за гостиницу "Фатерлянд", появилось ощущение, будто в комнату дежурного вошли ее товарищи, друзья, больше чем друзья: Флич, Федорович, Алексей Павлович, дети, фельдфебель Шанце… Ощущение было таким острым, четким, что она обернулась, чтобы разглядеть их. И неожиданно рассмеялась. Вероятно, в это мгновение она поняла, что в Гронск поехала не от московских неудач, сердце вело ее, сердце и память! Глупый она задавала себе вопрос: зачем? Если тебе нужны друзья, - значит, и ты нужна им.
Лейтенант глядел на задержанную, с трудом подавляя ответную улыбку. Не хватает еще хихикать на дежурстве! Ты никому не имеешь права верить. Никому и ничему. Только установленным и проверенным фактам. Ни один преступивший закон не считает себя преступником. Его надо припереть фактами. Припереть к стене. Но что-то мешало лейтенанту, почему-то он склонен был задержанной верить.
А это уже чувства, или, говоря по ученому, эмоции. Недопустимо! Поступило заявление. Вот.
Он прижал подписанную гражданкой Сивко Оленой Тарасовной бумажку ладонью к столу, как бы нащупывая в той бумажке собственную пошатнувшуюся твердость.
И в этот момент дверь резко растворилась и в ней появился милицейский подполковник в наглухо застегнутой шинели.
Лейтенант торопливо встал.
– Товарищ подполковник, за время моего дежурства особых происшествий не было. Задержаны три мешочника, карманник и вот гражданка по подозрению в шпионаже.
Гертруда Иоганновна повернулась к вошедшему и ничуть не удивилась, узнав под милицейской фуражкой вечно желтоватое скуластое лицо заместителя командира партизанской бригады Ефима Карповича Мошкина.
– Здравствуйте, Ефим Карповиш.
Мошкин прищурился и стремительно шагнул к ней, протягивая обе руки.
– Лужина!… Какими судьбами! Видение!…
Они обнялись.
На этот раз лейтенант не смог удержать губы, они растянулись в улыбке.
Милиционер Алексеев стоял навытяжку спокойный и безучастный. Только в глазах светилось любопытство.
– Вы ж в Москве остались!…
– Приехала.
– Похудели… Осунулись… - Мошкин отстранил Гертруду Иоганновну от себя и, чуть склонив голову набок, рассматривал ее уставшее лицо.
Она засмеялась, махнула рукой:
– Были б кости, мясо наживется.
– И то верно. - Мошкин повернулся к лейтенанту, сдвигая свирепо брови. - Так это она, что ли, шпионка?
– Так точно, товарищ подполковник.
– Это Гертруда Иоганновна Лужина, подпольщица и партизанка, наш дорогой боевой товарищ.
Лейтенант развел виновато руками:
– Имеется заявление, товарищ подполковник.
– Какое заявление?
– Вот, гражданки…
Но гражданки не было в комнате. Никто не заметил, как она исчезла.
Лейтенант взял со стола бумажку:
– Гражданки… Сивко Олены Тарасовны…
– Выбрось… Или нет, попридержи, лейтенант. Может, случайность, а может, и нет. А Гертруду Иоганновну мы знаем как самих себя. - Он повернулся к ней. - Ну, пойдем ко мне, поговорим.
– Пойдем. Только скажите, Ефим Карповиш, где Петр? На письма не отвешал…
– Воюет. А точно где - не знаю. Пойдем, позвоним "дяде Васе". Вот обрадуется!
8
Вопрос с жильем решился сам собой. "Дяди Васи" - Порфирина - на месте не оказалось: колесил где-то по области. Мошкин предложил Гертруде Иоганновне пожить пока у него, предупредив, что будет тесновато.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46