В груди его захрипело, заклокотало, он закашлялся, пригнулся к столу.
Василь посмотрел на него сочувственно.
Кашель оборвался так же внезапно, как начался, Юрий Геннадиевич вздохнул несколько раз глубоко и произнес грустно:
– Вот так. Ты был моим любимым пациентом. И поскольку медицина…
– Блуждает в потемках… - весело подсказал Василь.
– Бродит в потемках, то считай, что с тобой произошло чудо.
– Вы ж сами говорили, что чудес на свете не бывает.
– На этом - нет, а на том, где ты побывал, видимо, бывают. Ты как жить думаешь дальше?
Василь пожал плечами.
Врач ждал ответа, глядя на пациента внимательно, чуть склонив голову набок.
Василь понял: надо ответить. А что ответить? По-разному виделась ему будущая жизнь. И в вечной слепоте с палкой в руках… Было, было и такое, когда в затылке возникала невыносимая боль. Он так четко представлял себе эту жизнь, что выть хотелось от тоски!… Видел он себя и рабочим человеком в пропахшей металлом спецовке. Руки все могут! Он сжимал и разжимал пальцы, ощупывал ворсистое одеяло, холодящую шершавую стену, гладкий край тумбочки… Только бы прозреть!… И за партой себя представлял. Смешно, конечно, дылда за партой, но кто ж виноват, что он, Василь Долевич, не доучился? Война! Эх, знать бы, что так сложится, он бы не мотал с друзьями с уроков. Он бы учился как зверь! И других бы заставил. Не ценим мы жизни, которой живем. Заносит нас в стороны. То в лес, то в речку… Вот сядет он за парту… Уж поучится всласть!… А рядом Злата будет сидеть… Злата, Злата… Кем бы и каким бы ни видел себя - она рядом.
Юрий Геннадиевич ждал ответа, а Василь все молчал, потом сказал тихо:
– Женюсь я.
– Ох, Долевич, Долевич, - произнес Юрий Геннадиевич так, словно Василь беспомощный, беззащитный жалкий кутенок, которого пожалеть надо. - Ну-ка повтори, как ты должен себя вести?
– Да знаю я, знаю. Не работать, не читать, не бегать, не есть, не дышать, не смеяться, а заказать себе гроб с подстилкой помягче.
– Долевич!… Я вижу, что к выписке ты не готов!
И Василь испугался, подобрался весь.
– Шучу я, доктор. Весна. Озорую я. Больше не буду. Можете выписывать.
– Да тебя не выпишешь - ты в окно сиганешь!
Василь улыбнулся.
– Сигану.
– Невеста-то - Злата?
Василь кивнул.
– Дуракам счастье… - буркнул Юрий Геннадиевич совсем не сердито. - Внизу дожидается? - Юрий Геннадиевич встал. - Ну что ж, счастья тебе, Василь.
– Спасибо, Юрий Геннадиевич.
– И каждую неделю являйся. Помни, что еще лечишься. И все еще представляешь ценность для медицины.
– Которая, как известно, бродит в потемках, - сказал Василь. - И даже спасибо вам не говорю. Нет такого "спасибо", чтобы словами выразить! Нету…
– Ну-ну, да ты, Василь, философ…
– Полежишь во тьме…
Юрий Геннадиевич легонько похлопал Василя по плечу:
– Ступай. У меня еще дел невпроворот. До скорого.
Злата ждала его в вестибюле, возле стола дежурного. Когда Василь появился на лестнице, она поднялась со стула и с тревогой следила, как он спускается.
Василь не держался за перила, а спускался посередине. Ступени он видел как бы в легком тумане, но оступиться не боялся. Он мог бы сойти по этой лестнице и с закрытыми глазами. Хаживал.
– Ждешь? - улыбнулся он Злате.
– Жду.
– Гулять? - спросил дежурный.
Голос Василь узнал, а вот лицо увидел впервые.
– Харитонов? - спросил он.
– Харитонов.
– Вот теперь вижу, какой ты есть, Харитонов. Нет, товарищ Харитонов. Не гулять, а насовсем.
– Ну поздравляю, Долевич.
– Спасибо.
Тут Василь заметил в руке Златы синее расплывчатое пятно.
– Что это?
Злата протянула ему букетик подснежников.
– Тебя приветствует земля, бледнолицый брат мой.
– Подснежники!… - Василь вдохнул легкий запах земли и леса. - Спасибо. А… а больше никто не пришел?
– А ты кого ждал? - спросила Злата.
– Тебя.
– Так я - тут!
– Вижу. Вижу!… - Ах, как ему захотелось поцеловать эти родные синие глаза!
Верно, Злата почувствовала это, засмеялась и покраснела.
Василь попрощался с Харитоновым, и они вышли на улицу, в воробьиный гомон, в солнечные лучи, которые ласково стеганули по глазам так, что оба зажмурились.
– Пойдем медленно, - попросил Василь.
Злата кивнула и посмотрела на него снизу вверх.
– А ты вырос, пока болел, - сказала Злата. - Там как-то не заметно было. А сейчас…
– Мужчина должен быть большим и… - Он хотел сказать "красивым", но это прозвучало бы хвастливо. Уродом он себя не считал, но и красивым не был. - И рыжим, - закончил он с улыбкой.
– А ты не рыжий, ты - ржавый, - заулыбалась Злата.
– А ржавый - это высший сорт рыжего! - удовлетворенно заключил Василь.
Они медленно двинулись по солнечной улице.
Все вокруг казалось Василю зыбким, подернутым кисеей, и от этого ступал он не очень уверенно. Злата взяла его под руку, не повисла на его локте и не поддерживала его, просто держала крепко, вселяя в него уверенность.
Они свернули за угол и вышли к школьному саду. Там детвора выкорчевывала пеньки погибших яблонь, а тех, что дали побеги, бережно окапывала. Директор Николай Алексеевич ходил меж молодыми саженцами с секатором, подрезал ветки. Тлел собранный в кучи мусор, и от него ветерок относил голубой горьковатый дым.
Злата и Василь остановились у ограды.
– Сад приводят в порядок. Видишь? - спросила Злата.
– Вижу. Все вижу!
– А Николая Алексеевича видишь?
– Директора? А вон он, и в руке у него секатор.
– Поздороваемся?
– А как же…
– Три-четыре, - сказала Злата.
– Зравствуйте, Николай Алексеевич! - крикнули оба одновременно.
Николай Алексеевич обернулся, увидел их, заулыбался:
– О-о-о, какие гости! Что ж не заходите?
– Да вот… из госпиталя идем… - Злата почему-то отпустила локоть Василя. Неудобно как-то при директоре.
– Как глаза, Долевич? - спросил Николай Алексеевич, подходя к ограде с другой стороны.
– Да вот… Вас вижу.
– Ну, меня ты должен видеть с закрытыми глазами, - засмеялся директор. - Помнишь, как ты у меня на бирже труда кляксу в трудовом листке поставил?
– Случайно, - сказал Василь.
– Нарочно, Долевич, нарочно!… Меня, брат, не проведешь!… Какие планы строишь?
– Не знаю еще, Николай Алексеевич. Сперва оклематься надо. А там погляжу. - Он положил руку на плечо Златы, просто так, машинально.
Она не отстранилась, только быстро взглянула на него снизу вверх.
– Ну, отдыхай, Долевич. И приходи. Может, вместе что надумаем. И ты, Злата, приходи. Доучиваться надо.
Злата снова взглянула на Василя и сказала:
– Мы придем. Обязательно придем, Николай Алексеевич.
Двое мальчишек заспорили из-за лопаты, и директор поспешил к ним, разнимать.
А Василь и Злата двинулись дальше.
– Хороший мужик Николай Алексеевич, - сказал Василь.
– Хороший. А что это за кляксу он вспомнил?
– Да это я когда за направлением на биржу приходил, листок заполнял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Василь посмотрел на него сочувственно.
Кашель оборвался так же внезапно, как начался, Юрий Геннадиевич вздохнул несколько раз глубоко и произнес грустно:
– Вот так. Ты был моим любимым пациентом. И поскольку медицина…
– Блуждает в потемках… - весело подсказал Василь.
– Бродит в потемках, то считай, что с тобой произошло чудо.
– Вы ж сами говорили, что чудес на свете не бывает.
– На этом - нет, а на том, где ты побывал, видимо, бывают. Ты как жить думаешь дальше?
Василь пожал плечами.
Врач ждал ответа, глядя на пациента внимательно, чуть склонив голову набок.
Василь понял: надо ответить. А что ответить? По-разному виделась ему будущая жизнь. И в вечной слепоте с палкой в руках… Было, было и такое, когда в затылке возникала невыносимая боль. Он так четко представлял себе эту жизнь, что выть хотелось от тоски!… Видел он себя и рабочим человеком в пропахшей металлом спецовке. Руки все могут! Он сжимал и разжимал пальцы, ощупывал ворсистое одеяло, холодящую шершавую стену, гладкий край тумбочки… Только бы прозреть!… И за партой себя представлял. Смешно, конечно, дылда за партой, но кто ж виноват, что он, Василь Долевич, не доучился? Война! Эх, знать бы, что так сложится, он бы не мотал с друзьями с уроков. Он бы учился как зверь! И других бы заставил. Не ценим мы жизни, которой живем. Заносит нас в стороны. То в лес, то в речку… Вот сядет он за парту… Уж поучится всласть!… А рядом Злата будет сидеть… Злата, Злата… Кем бы и каким бы ни видел себя - она рядом.
Юрий Геннадиевич ждал ответа, а Василь все молчал, потом сказал тихо:
– Женюсь я.
– Ох, Долевич, Долевич, - произнес Юрий Геннадиевич так, словно Василь беспомощный, беззащитный жалкий кутенок, которого пожалеть надо. - Ну-ка повтори, как ты должен себя вести?
– Да знаю я, знаю. Не работать, не читать, не бегать, не есть, не дышать, не смеяться, а заказать себе гроб с подстилкой помягче.
– Долевич!… Я вижу, что к выписке ты не готов!
И Василь испугался, подобрался весь.
– Шучу я, доктор. Весна. Озорую я. Больше не буду. Можете выписывать.
– Да тебя не выпишешь - ты в окно сиганешь!
Василь улыбнулся.
– Сигану.
– Невеста-то - Злата?
Василь кивнул.
– Дуракам счастье… - буркнул Юрий Геннадиевич совсем не сердито. - Внизу дожидается? - Юрий Геннадиевич встал. - Ну что ж, счастья тебе, Василь.
– Спасибо, Юрий Геннадиевич.
– И каждую неделю являйся. Помни, что еще лечишься. И все еще представляешь ценность для медицины.
– Которая, как известно, бродит в потемках, - сказал Василь. - И даже спасибо вам не говорю. Нет такого "спасибо", чтобы словами выразить! Нету…
– Ну-ну, да ты, Василь, философ…
– Полежишь во тьме…
Юрий Геннадиевич легонько похлопал Василя по плечу:
– Ступай. У меня еще дел невпроворот. До скорого.
Злата ждала его в вестибюле, возле стола дежурного. Когда Василь появился на лестнице, она поднялась со стула и с тревогой следила, как он спускается.
Василь не держался за перила, а спускался посередине. Ступени он видел как бы в легком тумане, но оступиться не боялся. Он мог бы сойти по этой лестнице и с закрытыми глазами. Хаживал.
– Ждешь? - улыбнулся он Злате.
– Жду.
– Гулять? - спросил дежурный.
Голос Василь узнал, а вот лицо увидел впервые.
– Харитонов? - спросил он.
– Харитонов.
– Вот теперь вижу, какой ты есть, Харитонов. Нет, товарищ Харитонов. Не гулять, а насовсем.
– Ну поздравляю, Долевич.
– Спасибо.
Тут Василь заметил в руке Златы синее расплывчатое пятно.
– Что это?
Злата протянула ему букетик подснежников.
– Тебя приветствует земля, бледнолицый брат мой.
– Подснежники!… - Василь вдохнул легкий запах земли и леса. - Спасибо. А… а больше никто не пришел?
– А ты кого ждал? - спросила Злата.
– Тебя.
– Так я - тут!
– Вижу. Вижу!… - Ах, как ему захотелось поцеловать эти родные синие глаза!
Верно, Злата почувствовала это, засмеялась и покраснела.
Василь попрощался с Харитоновым, и они вышли на улицу, в воробьиный гомон, в солнечные лучи, которые ласково стеганули по глазам так, что оба зажмурились.
– Пойдем медленно, - попросил Василь.
Злата кивнула и посмотрела на него снизу вверх.
– А ты вырос, пока болел, - сказала Злата. - Там как-то не заметно было. А сейчас…
– Мужчина должен быть большим и… - Он хотел сказать "красивым", но это прозвучало бы хвастливо. Уродом он себя не считал, но и красивым не был. - И рыжим, - закончил он с улыбкой.
– А ты не рыжий, ты - ржавый, - заулыбалась Злата.
– А ржавый - это высший сорт рыжего! - удовлетворенно заключил Василь.
Они медленно двинулись по солнечной улице.
Все вокруг казалось Василю зыбким, подернутым кисеей, и от этого ступал он не очень уверенно. Злата взяла его под руку, не повисла на его локте и не поддерживала его, просто держала крепко, вселяя в него уверенность.
Они свернули за угол и вышли к школьному саду. Там детвора выкорчевывала пеньки погибших яблонь, а тех, что дали побеги, бережно окапывала. Директор Николай Алексеевич ходил меж молодыми саженцами с секатором, подрезал ветки. Тлел собранный в кучи мусор, и от него ветерок относил голубой горьковатый дым.
Злата и Василь остановились у ограды.
– Сад приводят в порядок. Видишь? - спросила Злата.
– Вижу. Все вижу!
– А Николая Алексеевича видишь?
– Директора? А вон он, и в руке у него секатор.
– Поздороваемся?
– А как же…
– Три-четыре, - сказала Злата.
– Зравствуйте, Николай Алексеевич! - крикнули оба одновременно.
Николай Алексеевич обернулся, увидел их, заулыбался:
– О-о-о, какие гости! Что ж не заходите?
– Да вот… из госпиталя идем… - Злата почему-то отпустила локоть Василя. Неудобно как-то при директоре.
– Как глаза, Долевич? - спросил Николай Алексеевич, подходя к ограде с другой стороны.
– Да вот… Вас вижу.
– Ну, меня ты должен видеть с закрытыми глазами, - засмеялся директор. - Помнишь, как ты у меня на бирже труда кляксу в трудовом листке поставил?
– Случайно, - сказал Василь.
– Нарочно, Долевич, нарочно!… Меня, брат, не проведешь!… Какие планы строишь?
– Не знаю еще, Николай Алексеевич. Сперва оклематься надо. А там погляжу. - Он положил руку на плечо Златы, просто так, машинально.
Она не отстранилась, только быстро взглянула на него снизу вверх.
– Ну, отдыхай, Долевич. И приходи. Может, вместе что надумаем. И ты, Злата, приходи. Доучиваться надо.
Злата снова взглянула на Василя и сказала:
– Мы придем. Обязательно придем, Николай Алексеевич.
Двое мальчишек заспорили из-за лопаты, и директор поспешил к ним, разнимать.
А Василь и Злата двинулись дальше.
– Хороший мужик Николай Алексеевич, - сказал Василь.
– Хороший. А что это за кляксу он вспомнил?
– Да это я когда за направлением на биржу приходил, листок заполнял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46