— Лево десять градусов!
— Есть лево десять.
— Прямо руль!
— Есть прямо руль.
— Так держать.
Секунд десять или пятнадцать, рассекая горящее море, «Улисс» двигался к месту, где сгрудилось сотни две людей, понуждаемых каким-то атавистическим инстинктом держаться возле корабля. Задыхаясь, корчась в страшных судорогах, они умирали в муках. На мгновение в самой гуще людей, точно вспышка магния, взвился огромный столб белого пламени, осветив жуткую картину, раскаленным железом врезавшуюся в сердца и умы людей, находившихся на мостике, — картину, которую не выдержала бы никакая фотопластинка: охваченные огнем люди — живые факелы — безумно колотили руками по воде, отмахиваясь от языков пламени, которые лизали, обжигали, обугливали одежду, волосы, кожу.
Некоторые чуть не выпрыгивали из воды; изогнувшись точно натянутый лук, они походили на распятия; другие, уже мертвые, плавали бесформенными грудами в море мазута. А горстка обезумевших от страха моряков с искаженными, не похожими на человеческие лицами, завидев «Улисс» и поняв, что сейчас произойдет, в ужасе бросились в сторону, ища спасения, которое в действительности обозначало еще несколько секунд агонии, после чего смерть была бы для них избавлением.
— Право тридцать градусов!
Эту команду Вэллери произнес тихо, почти шепотом, но в потрясенной тишине, воцарившейся на мостике, слова прозвучали отчетливо.
— Есть право тридцать градусов.
Третий раз за последние десять минут «Улисс» менял курс, не снижая бешеной скорости. При циркуляции на полном ходу корма корабля не движется вслед за носовой частью, ее как бы заносит в сторону, точно автомобиль на льду; и чем выше скорость хода, тем значительнее это боковое перемещение.
Разворачиваясь, крейсер всем бортом врезался в самую середину пожара, в самую гущу умирающих страшной смертью людей.
Большинству из них маневр этот принес кончину — мгновенную и милосердную. Страшным ударом корпуса и силовых волн выбило из них жизнь, увлекло в пучину, в благодатное забытье, а потом выбросило на поверхность, прямо под лопасти четырех бешено вращающихся винтов...
Находившиеся на борту «Улисса» моряки, для которых смерть и уничтожение давно стали смыслом всего их существования и потому воспринимались с черствостью и циничной бравадой (иначе можно спятить), — люди эти, сжав кулаки, без конца выкрикивали бессмысленные проклятия и рыдали как малые дети. Рыдали при виде жалких обожженных лиц, исполнившихся было радостью и надеждой при виде «Улисса», которые сменялись изумлением и ужасом; несчастные вдруг поняли, что сейчас произойдет, ибо в следующее мгновение вода сомкнется у них над головой. С ненавистью глядя на «Улисс», обезумевшие люди поносили его самой страшной бранью. Воздев к небу руки, несчастные грозили побелевшими кулаками, с которых капал мазут, и тут крейсер подмял их под себя. Суровые моряки рыдали нри виде двух молоденьких матросиков; увлекаемые в водоворот винтов, те подняли большой палец в знак одобрения. А один страдалец, словно только что снятый с вертела, — жизнь лишь каким-то чудом еще теплилась в нем, — прижал обгорелую руку к черному отверстию, где некогда был рот, и послал в сторону мостика воздушный поцелуй в знак бесконечной признательности. Но больше всего, как ни странно, моряки оплакивали одного весельчака, оставшегося самим собой и в минуту кончины: подняв высоко над головой меховую шапку, он почтительно и низко поклонился и погрузил лицо в воду, встречая свою смерть.
На поверхности моря не осталось вдруг никого. До странности неподвижный воздух был пропитан зловонным запахом обугленного мяса и горящего мазута.
Корма «Улисса» проносилась почти в непосредственной близости от черного навеса над средней частью авианосца, когда в борт крейсера впилось несколько снарядов.
Три снаряда калибром 3,7 дюйма прилетели с «Блу Рейнджера». Разумеется, никого из комендоров на борту авианосца не осталось в живых; должно быть, от жары взорвались капсюли боезарядов. Ударив в броню, первый снаряд взорвался, не причинив вреда; второй разнес в щепы шкиперскую, там, к счастью, никого не оказалось; третий, пробив палубу, проник в низкочастотное помещение номер три. Там сгрудилось девять человек: офицер, семь рядовых и помощник старшего торпедиста Нойес. Смерть их была мгновенной.
Несколько секунд спустя оглушительным, мощным взрывом вырвало огромную дыру у ватерлиния «Блу Рейнджера». Корабль медленно, устало повалился на правый борт, взлетная палуба встала вертикально. Казалось, авианосец умирал, удовлетворенный тем, что успел перед смертью отомстить кораблю, погубившему его экипаж.
Вэллери по-прежнему стоял на сигнальном мостике, перегнувшись через исцарапанное, ставшее матовым ветрозащитное стекло. Голова безжизненно повисла, глаза закрыты. Его рвало кровавой рвотой. Кровь отливала зловещим багрянцем в рубиновом зареве гибнущего авианосца. С беспомощным видом, не зная, что предпринять, рядом стоял Тиндалл. Больной мозг его словно оцепенел. Внезапно кто-то бесцеремонно отпихнул адмирала в сторону. Это был Брукс. Прижав белое полотенце ко рту Вэллери, он осторожно повел командира вниз. Все знали, согласно боевому расписанию, старому врачу следовало находиться в лазарете, но никто не посмел что-либо возразить.
В ожидании Тэрнера, находившегося на запасном командном пункте, Кэррингтон повернул «Улисс» на курс сближения с конвоем. Через три минуты крейсер догнал «Вектру», которая методически обшаривала море в поисках притаившейся субмарины. Обнаружив гидролокатором лодку, оба корабля дважды сбрасывали серии мощных бомб. На поверхность всплыло огромное жирное пятно нефти. Возможно, то было попадание, а возможно, лишь уловка врага. В любом случае кораблям некогда было продолжать поиск. Конвой находился в двух милях под охраной лишь «Стерлинга» и «Викинга», для того чтобы защитить суда от массированного удара вражеских субмарин.
Не кто иной, как «Блу Рейнджер», выручил конвой Эф-Ар-77. В здешних высоких широтах рассвет наступает бесконечно медленно, но к этому времени стало достаточно светло, и транспорты, которые шли, плавно покачиваясь на мертвой зыби, четко выделялись на безоблачном горизонте. О такой цели командир любой подлодки мог лишь мечтать. Однако конвой был целиком закрыт от «волчьей стаи», находившейся южнее: легкий западный ветер относил густой черный дым, поднимавшийся над горящим авианосцем и стлавшийся над морем, образуя плотную, непроницаемую завесу, которая закрывала южный фланг конвоя.
Почему лодки изменили своей обычной тактике утренних атак с северной части горизонта с тем, чтобы цель оказалась против восхода, объяснить трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99