— недовольно пробурчал я.
— В точке с координатами 85 градусов 35 минут северной широты и 21 градус 20 минут восточной долготы. То есть там, где, по последним данным, находилась станция «Зебра». С учетом полярного дрейфа, разумеется.
— Уже? — Я недоверчиво взглянул на часы. — Нет, в самом деле?
— Мы дурака не валяем, со скромной гордостью заявил Хансен. Шкипер приглашает вас подняться и посмотреть, как мы работаем.
— Я мигом!..
Если «Дельфин» все же сумеет пробиться сквозь лед и сделает попытку связаться со станцией «Зебра», пусть даже вероятность удачи равна одному шансу из миллиона, я хотел бы при этом присутствовать.
Мы с Хансеном уже приближались к центральному посту, когда меня вдруг качнуло, потом тряхнуло и чуть не сбило с ног, я едва успел ухватиться за поручень, идущий вдоль коридора. Я почти повис на нем, пока «Дельфин» метался и вертелся, точно истребитель в воздушном бою. Ни одна известная мне субмарина не выдержала бы ничего подобного. Теперь я понял, для чего нужны ремни безопасности на сиденьях в центральном посту.
— Что тут, черт побери, происходит? обратился я к Хансену. — Чуть с кем-то не столкнулись?
— Наверно, попалась полынья. Вернее, место, где лед потоньше. Когда мы такую штуку обнаруживаем, то уж стараемся ее не упустить, вот и крутимся, как реактивный «ястребок», прикрывающий свой хвост. Команда от этого обычно в диком восторге, особенно когда пьет кофе или ест суп.
Мы зашли в центральный пост. Коммандер Свенсон вместе со штурманом и еще одним моряком, низко пригнувшись, что-то внимательно изучал на штурманском столе. Дальше к корме матрос у верхнего эхолота ровным, спокойным голосом считывал цифры, определяющие толщину льда. Свенсон оторвал взгляд от карты.
— Доброе утро, доктор. Джон, по-моему, здесь что-то есть.
Хансен подошел к столу и пристально уставился на табло. По-моему, смотреть там было не на что: крохотная световая точка, пробивающаяся сквозь стекло, и квадратный лист карты, испещренный кривыми черными линиями, которые матрос наносил карандашом, отмечая движение этой точки. В глаза бросились три красных крестика, два из них совсем рядышком, а как раз когда Хансен изучал карту, моряк, обслуживающий ледовую машину, оказывается, доктор Бенсон был все же не настолько увлечен этой игрушкой, чтобы играть с нею посреди ночи, — громко выкрикнул:
— Отметка!
Черный карандаш тут же сменился красным, и на бумаге появился четвертый крестик.
— Похоже, вы правы, капитан, — сказал Хансен. -Только что-то уж сильно узкая, по-моему.
— По-моему, тоже, — согласился Свенсон. -Но это первая щелка в ледовом поле, которую мы встретили за этот час. А чем дальше к северу, тем меньше вероятность такой встречи. Давайте все же попробуем... Скорость?
— Один узел, — доложил Рейберн.
— Разворот на одну треть, — произнес Свенсон. Никакого крика, никакого пафоса, Свенсон бросил эту команду тихо и спокойно, словно обычную фразу, но один из сидящих в откидных креслах матросов тут же наклонился к телеграфу и передал в машинное отделение:
— Лево руля до отказа.
Свенсон пригнулся к табло, следя, как световая точка и не отрывающийся от нее карандаш двигаются назад, примерно к центру квадрата, образованного четырьмя красными крестиками.
— Стоп! — проговорил он. — Руль прямо... — и после паузы: — Вперед на одну треть. Так... Стоп!
— Скорость ноль, — доложил Рейберн.
— Сто двадцать футов, — приказал Свенсон офицеру у пульта погружения.
Только осторожнее, осторожнее.
До центрального поста докатился сильный продолжительный шум.
— Выбрасываете балласт? — спросил я у Хансена.
— Просто откачиваем его, — покачал он головой. — Так легче выдерживать нужную скорость подъема и удерживать лодку на ровном киле. Поднять субмарину на ровном киле, когда скорость нулевая, — это трюк не для новичков. Обычные субмарины даже не пытаются это делать.
Насосы замерли. Снова зашумела вода, теперь уже возвращаясь в цистерны: офицер по погружению замедлил скорость подъема. Наконец и этот звук умолк. — Поток постоянный, — доложил офицер. — Точно сто двадцать футов. — Поднять перископ, — приказал Свенсон стоящему рядом с ним матросу Тот взялся за рычаг над головой, и мы услышали, как в клапанах зашипела под высоким давлением жидкость, выдвигая перископ по правому борту. Преодолевая сопротивление забортной воды, тускло отсвечивающий цилиндр наконец освободился полностью. Свенсон откинул зажимы и прильнул к окулярам.
— Что он там собирается разглядеть на такой глубине да еще и ночью? спросил я у Хансена.
— Кто знает. Вообще-то полной темноты никогда не бывает. То ли луна светит, то ли звезды. Но даже звездный свет все же пробивается сквозь лед, если, конечно, он достаточна тонок.
— И какой толщины лед над нами в этом прямоугольнике?
— Вопросик на все шестьдесят четыре тысячи долларов, отозвался Хансен. А ответ прост: мы не знаем. Чтобы довести ледовую машину до подходящего размера, пришлось пожертвовать точностью. Так что где-то от четырех до сорока дюймов. Если четыре мы проскочим, как сквозь крем на свадебном торте. Если сорок — набьем себе шишек на макушке, — он кивнул в сторону Свенсона. — Похоже, дело табак. Видите, он регулирует фокус и крутит ручки разворота объективов кверху? Значит, пока ничего не может разглядеть.
Свенсон выпрямился.
— Темнотища, как в преисподней, — пробормотал он. Потом приказал: Включить огни на корпусе и «парусе». Он снова прильнул к окулярам. Всего на пару секунд.
— Гороховый суп. Густой, желтый и наваристый. Ни хрена не понимаешь. Попробуем камеру, а?
Я взглянул на Хансена, а тот мотнул головой на переборку напротив, где как раз расчехляли белый экран.
— Все новейшие удобства, док. Собственное ТВ. Камера установлена на палубе и защищена толстым стеклом, дистанционное управление позволяет очень даже легко поворачивать ее вверх и вокруг, да куда хочешь.
— Новейшая модель, наверно? На экране появилось что-то серое, размытое, неопределенное.
— Самая лучшая, какую можно купить, — ответил Хансен. — Это просто такая вода. При такой температуре и солености она становится совершенно непрозрачной. Как густой туман для зажженных фар.
— Выключить огни, — приказал Свенсон. Экран совсем потемнел. Включить огни... — Та же серая муть на экране. Свенсон вздохнул и повернулся к Хансену. — Ну что, Джон?
— Если бы мне платили за воображение, — тщательно подбирая слова, произнес Хансен, — я бы сумел вообразить, что вижу топ «паруса» вон там, в левом уголке. Слишком уж сумрачно там, капитан. Придется играть в жмурки, ничего другого не придумаешь.
— Я предпочитаю называть это русской рулеткой, — у Свенсона было безмятежное лицо человека, покуривающего воскресным днем на свежем воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— В точке с координатами 85 градусов 35 минут северной широты и 21 градус 20 минут восточной долготы. То есть там, где, по последним данным, находилась станция «Зебра». С учетом полярного дрейфа, разумеется.
— Уже? — Я недоверчиво взглянул на часы. — Нет, в самом деле?
— Мы дурака не валяем, со скромной гордостью заявил Хансен. Шкипер приглашает вас подняться и посмотреть, как мы работаем.
— Я мигом!..
Если «Дельфин» все же сумеет пробиться сквозь лед и сделает попытку связаться со станцией «Зебра», пусть даже вероятность удачи равна одному шансу из миллиона, я хотел бы при этом присутствовать.
Мы с Хансеном уже приближались к центральному посту, когда меня вдруг качнуло, потом тряхнуло и чуть не сбило с ног, я едва успел ухватиться за поручень, идущий вдоль коридора. Я почти повис на нем, пока «Дельфин» метался и вертелся, точно истребитель в воздушном бою. Ни одна известная мне субмарина не выдержала бы ничего подобного. Теперь я понял, для чего нужны ремни безопасности на сиденьях в центральном посту.
— Что тут, черт побери, происходит? обратился я к Хансену. — Чуть с кем-то не столкнулись?
— Наверно, попалась полынья. Вернее, место, где лед потоньше. Когда мы такую штуку обнаруживаем, то уж стараемся ее не упустить, вот и крутимся, как реактивный «ястребок», прикрывающий свой хвост. Команда от этого обычно в диком восторге, особенно когда пьет кофе или ест суп.
Мы зашли в центральный пост. Коммандер Свенсон вместе со штурманом и еще одним моряком, низко пригнувшись, что-то внимательно изучал на штурманском столе. Дальше к корме матрос у верхнего эхолота ровным, спокойным голосом считывал цифры, определяющие толщину льда. Свенсон оторвал взгляд от карты.
— Доброе утро, доктор. Джон, по-моему, здесь что-то есть.
Хансен подошел к столу и пристально уставился на табло. По-моему, смотреть там было не на что: крохотная световая точка, пробивающаяся сквозь стекло, и квадратный лист карты, испещренный кривыми черными линиями, которые матрос наносил карандашом, отмечая движение этой точки. В глаза бросились три красных крестика, два из них совсем рядышком, а как раз когда Хансен изучал карту, моряк, обслуживающий ледовую машину, оказывается, доктор Бенсон был все же не настолько увлечен этой игрушкой, чтобы играть с нею посреди ночи, — громко выкрикнул:
— Отметка!
Черный карандаш тут же сменился красным, и на бумаге появился четвертый крестик.
— Похоже, вы правы, капитан, — сказал Хансен. -Только что-то уж сильно узкая, по-моему.
— По-моему, тоже, — согласился Свенсон. -Но это первая щелка в ледовом поле, которую мы встретили за этот час. А чем дальше к северу, тем меньше вероятность такой встречи. Давайте все же попробуем... Скорость?
— Один узел, — доложил Рейберн.
— Разворот на одну треть, — произнес Свенсон. Никакого крика, никакого пафоса, Свенсон бросил эту команду тихо и спокойно, словно обычную фразу, но один из сидящих в откидных креслах матросов тут же наклонился к телеграфу и передал в машинное отделение:
— Лево руля до отказа.
Свенсон пригнулся к табло, следя, как световая точка и не отрывающийся от нее карандаш двигаются назад, примерно к центру квадрата, образованного четырьмя красными крестиками.
— Стоп! — проговорил он. — Руль прямо... — и после паузы: — Вперед на одну треть. Так... Стоп!
— Скорость ноль, — доложил Рейберн.
— Сто двадцать футов, — приказал Свенсон офицеру у пульта погружения.
Только осторожнее, осторожнее.
До центрального поста докатился сильный продолжительный шум.
— Выбрасываете балласт? — спросил я у Хансена.
— Просто откачиваем его, — покачал он головой. — Так легче выдерживать нужную скорость подъема и удерживать лодку на ровном киле. Поднять субмарину на ровном киле, когда скорость нулевая, — это трюк не для новичков. Обычные субмарины даже не пытаются это делать.
Насосы замерли. Снова зашумела вода, теперь уже возвращаясь в цистерны: офицер по погружению замедлил скорость подъема. Наконец и этот звук умолк. — Поток постоянный, — доложил офицер. — Точно сто двадцать футов. — Поднять перископ, — приказал Свенсон стоящему рядом с ним матросу Тот взялся за рычаг над головой, и мы услышали, как в клапанах зашипела под высоким давлением жидкость, выдвигая перископ по правому борту. Преодолевая сопротивление забортной воды, тускло отсвечивающий цилиндр наконец освободился полностью. Свенсон откинул зажимы и прильнул к окулярам.
— Что он там собирается разглядеть на такой глубине да еще и ночью? спросил я у Хансена.
— Кто знает. Вообще-то полной темноты никогда не бывает. То ли луна светит, то ли звезды. Но даже звездный свет все же пробивается сквозь лед, если, конечно, он достаточна тонок.
— И какой толщины лед над нами в этом прямоугольнике?
— Вопросик на все шестьдесят четыре тысячи долларов, отозвался Хансен. А ответ прост: мы не знаем. Чтобы довести ледовую машину до подходящего размера, пришлось пожертвовать точностью. Так что где-то от четырех до сорока дюймов. Если четыре мы проскочим, как сквозь крем на свадебном торте. Если сорок — набьем себе шишек на макушке, — он кивнул в сторону Свенсона. — Похоже, дело табак. Видите, он регулирует фокус и крутит ручки разворота объективов кверху? Значит, пока ничего не может разглядеть.
Свенсон выпрямился.
— Темнотища, как в преисподней, — пробормотал он. Потом приказал: Включить огни на корпусе и «парусе». Он снова прильнул к окулярам. Всего на пару секунд.
— Гороховый суп. Густой, желтый и наваристый. Ни хрена не понимаешь. Попробуем камеру, а?
Я взглянул на Хансена, а тот мотнул головой на переборку напротив, где как раз расчехляли белый экран.
— Все новейшие удобства, док. Собственное ТВ. Камера установлена на палубе и защищена толстым стеклом, дистанционное управление позволяет очень даже легко поворачивать ее вверх и вокруг, да куда хочешь.
— Новейшая модель, наверно? На экране появилось что-то серое, размытое, неопределенное.
— Самая лучшая, какую можно купить, — ответил Хансен. — Это просто такая вода. При такой температуре и солености она становится совершенно непрозрачной. Как густой туман для зажженных фар.
— Выключить огни, — приказал Свенсон. Экран совсем потемнел. Включить огни... — Та же серая муть на экране. Свенсон вздохнул и повернулся к Хансену. — Ну что, Джон?
— Если бы мне платили за воображение, — тщательно подбирая слова, произнес Хансен, — я бы сумел вообразить, что вижу топ «паруса» вон там, в левом уголке. Слишком уж сумрачно там, капитан. Придется играть в жмурки, ничего другого не придумаешь.
— Я предпочитаю называть это русской рулеткой, — у Свенсона было безмятежное лицо человека, покуривающего воскресным днем на свежем воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77