ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


У Анны был подавленный, разочарованный вид. Было ясно, что она ждала иной реакции. Кроме всего, надо учесть, что Анна была очень предана своей работе, а тут, не разрешая нам даже взглянуть на кувшин, профессор советовал уничтожить его.
— Профессор, — сказала Анна. — Можете вы всего лишь взглянуть на кувшин? Хоть бы один раз, а? Я боюсь, мы Можем совершить ошибку,
Кволт вздохнул:
— Ну… вообще-то я собирался дописать эту работу…
— Пожалуйста, профессор, — ныла Анна. — Просто посмотрите на ночные часы и на сам кувшин, и тогда я спокойна.
Профессор Кволт задумался на мгновение. Ясно, что он очень серьезно относился к своему времени и не в восторге от идеи ехать по августовской жаре ради того, чтобы взглянуть на старый горшок. Но ведь это был не простой горшок, и к тому же уникальность ночных часов неоспорима. В душе профессора боролись ленивый академик и любознательный ученый.
Наконец Кволт сказал:
— Ладно. Только дайте мне собрать весь этот пляжный реквизит и одеться.
Мы облегченно вздохнули и бросились помогать ему, складывать зонт и собирать бутербродницу.
Пока ехали к Зимнему Порту, профессор Кволт, сидя на заднем сидении и подавшись вперед, знакомил нас с подробностями легенды об Али-Бабе:
— Арабы рассказывают, что Али-Баба заключил договор со странной и злой сектой некромантов, которые жили в горах. Эти маньяки занимались тем, что совершали абсолютно немыслимые и непристойные ритуалы. Например, такой: жертвоприношение девственницы. Ее сажали умирать на кол, который вводили ей во влагалище. Эта секта известна у историков под названием «нцваа» или «унсва», а есть и другое труднопроизносимое название: «Те-Кто-Поклоняется-Злу».
Профессор Кволт открыл боковое стекло и закурил трубку.
— А дело было в том, что Али-Баба терял свое магическое влияние. В Багдаде появился новый мудрец — Али-Шама, он вскоре стал общим любимцем и совершенно затмил Али-Бабу. Говорят, Али-Шама мог заставить летать ковры и воскрешать мертвых. Али-Баба, хотя и был очень хорошим колдуном, однако, не мог делать этих, да и многих других волшебных трюков Али-Шамы и очень гневался.
Вот почему оп решил податься к нцваа. Это был довольно, рискованный шаг, потому что сектантам нцваа убить — все равно чт0 сказать «с добрым утром». Али-Баба заключил такой договор: если для него вызовут самого злого и могущественного джинна, то он обязуется отныне и навсегда, раз год, привозить красивую девственницу для их ритуалов и личных утех. Нцваа согласились. Они отдали Али-Бабе в услужение одного из своих отвратительнейших джиннов — «Сорок Грабителей Жизней». Ну а сам Али-Баба, как договорились, отдал им тринадцатилетнюю дочь своего друга. Что нцваа вытворяли с этой девушкой, да и со всеми другими, которых Али-Баба поставлял исправно, в легенде не сказано. Но где-то я все же узнал, что каждая девочка, которую сажали на кол, умирала в течение семи недель.
Анна вздрогнула:
— Какой ужас! Как же Али-Баба обрел прежнее могущество?
— Говорят, дело было так. Не прошло и нескольких дней после возвращения Али-Бабы с гор, как Али-Шаму обнаружили мертвым в своей постели. Какой-то клещ ночью забрался ему в ухо и погрыз мозги. Об этом боялись говорить, но ходили слухи, что это насекомое было джинном Али-Бабы, превратившимся в одну из своих сорока смертоносных форм.
Я посмотрел на часы:
— Еще четверть часа, и мы будем на месте.
— Мне хотелось бы узнать, — сказала Анна, — почему джинн так отчаянно гоняется за чужими лицами? Если он может превратиться в гигантскую сороконожку, или в клеща, или даже в клубок дыма, зачем ему чужое лицо?
Профессор Кволт вынул изо рта трубку.
— Я могу сказать лишь то, что мне известно из легенд, ответил он. — Если джинн заточен «Печатью Согнанных Лиц», то он не может принять основную форму — «хозяина». Другими словами, даже джинн с сорока разными проявлениями своего существа должен иметь одно, основное лицо — человеческое. Без основного лица это равносильно тому, как если бы вы попросили композитора написать сорок вариаций на одну тему, а саму тему не дали бы.
Остаток пути молчали. По мере приближения к Зимнему Порту во мне росло чувство опасности, особенно после того, как солнце начало близиться к закату и вокруг стало темнеть. Мы проехали мимо изогнутых деревьев по гравийной дороге и остановились у старого дома с готической башней и визгливым флюгером. На море играли перламутровые блики, последние виндсерфинги торопились возвратиться на свою базу.
Неожиданно Анна напряглась.
— Кто там? — спросила она, показывая в сторону ворот. Я немедленно нажал на тормоз и вгляделся. В лобовое стекло. На велосипеде ехал юнец в линялой теннисной майке и бейсбольной кепке, надетой задом наперед. Юнец насвистывал какую-то незатейливую мелодию. Я опустил боковое стекло и крикнул:
— Эй, сынок!
Мальчик остановился возле машины. У него был поцарапан нос, а два передних зуба выбиты.
— Да, сэр?
— Ты заходил в дом?
— Да, сэр, заходил.
— Зачем?
— Доставил газеты, сэр. И «Тайм».
Профессор Кволт подался. вперед с заднего сидения.
— Ты говоришь, что привез «Тайм»? — с интересом спросил он.
— Да. Так просили. Они позвонили в отдел и заказали его. Сегодня это мой последний рейс.
Профессор Кволт откинулся назад.
— Скорее всего мы уже опоздали, — обеспокоено сказал он. — Наверное, сейчас лучше вернуться назад.
— Почему? — спросила Анна. — Что-то не так?
— Разве ты не понимаешь? В «Тайм» куча портретов и фотографий. Теперь у «Сорока Грабителей Жизней» есть все, что нужно для выхода из заточения. А может, джинн уже вышел. В этом доме сейчас злейший и опаснейший дух из всех мыслимых…
Как будто услышав слова профессора, Маджори в своем длинном черном платье неожиданно пулей выскочила из парадной двери Зимнего Порта и помчалась через главную лужайку, вскинув руки к небу и удаляясь от нас так быстро, что казалось, будто она действительно уменьшается в размерах.
Глава V
Оцепенев от ужаса, мы смотрели, как Маджори споткнулась, перебегая через лужайку. Создавалось впечатление, будто что-то било или стегало ее по спине, хотя мы ничего не заметили. Когда морской бриз подул в нашу сторону, послышался крик — тонкий, высокий, леденящий душу крик.
Не говоря ни слова, я влетел на водительское Сидение своего «Kугуapa», вывернул руль и сорвался с места. Съехав с гравийной дорожки, вывел машину на лужайку и помчался па помощь. Автомобиль прыгал и трясся, а позади сидели, схватившись за руки, профессор Кволт и Анна, молясь о спасении. Я объехал Маджори и остановился впереди нее. Она устремилась к нам, но вдруг упала сбоку от автомобиля, все еще отбрыкиваясь и отбиваясь от своего невидимого преследователя. Кволт и я выскочили из машины и опустились перед Маджори на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42