Пол прошел в кухню в надежде, что важные бумаги были спрятаны там. Он однажды вел дело, в котором женщина хранила свое завещание в морозильнике, поэтому наудачу распахнул обе дверцы холодильника. Вид папки в камере морозильника удивил его.
Он вынул ее и открыл холодный скоросшиватель.
Еще статьи о Янтарной комнате, в основном датированные 1940 и 1950 годами, но некоторые из них были недавние, написанные два года назад. Почему они были в морозильнике? Решив, что найти завещание было сейчас более важным делом, Пол решил оставить папку и направился в банк.
Уличные часы на городском банке Джорджии на бульваре Карр показывали 15.23, когда Пол заехал на заполненную автомобилями парковку. Он был клиентом городского банка Джорджии многие годы, со времени своей работы там до юридической школы.
Седовласый менеджер, похожий на мышь, вначале отказал в доступе к депозитному сейфу Борисова. После короткого звонка в офис секретарь Пола выслала факсом доверенность, которая удостоверяла, что он был поверенным покойного Петра Борисова. Доверенность, похоже, удовлетворила менеджера. По крайней мере у него теперь была бумага, которую он мог показать наследникам в случае, если они пожалуются на то, что сейф пуст.
Закон Джорджии содержал определенные положения, дающие представителям доступ к депозитным сейфам для поиска завещаний. Он использовал этот закон много раз, и многие банковские служащие были знакомы с ним. Хотя иногда возникали трудности.
Служащий провел его в подвал, где выстроились ящики из нержавеющей стали. Владение ключом к номеру 45, казалось, должно было подтверждать его права. По закону служащий должен был остаться, просмотреть содержимое и запротоколировать, что было взято и кем. Пол отпер ящик и вытащил наружу узкий прямоугольник, металл заскрежетал по металлу.
Внутри была единственная пачка бумаг, перевязанная лентой. Один документ был в синей обложке, и он сразу узнал завещание, которое составил несколько лет назад. Около дюжины белых конвертов были пришпилены к нему. Он перебрал их. Все они были от Семена Макарова и адресованы Борисову. Аккуратно сложенные, в одной из пачек были копии писем от Борисова к Макарову. Вся переписка велась на английском. Последний документ был в простом белом конверте, запечатанный, с именем Рейчел, надписанным синими чернилами.
– Письма и этот конверт прикреплены к завещанию. Господин Борисов явно подразумевал, что это единое целое. Больше в ящике ничего нет. Я забираю все.
– Нас инструктировали, что в подобных ситуациях мы можем позволить взять только завещание.
– Это было скреплено вместе. Конверты могут иметь отношение к завещанию. Согласно закону, я могу забрать их.
Менеджер колебался:
– Мне нужно будет позвонить в центральный офис нашему генеральному советнику для получения разрешения.
– В чем проблема? Никто не будет ни на что жаловаться. Я сам составил это завещание. Я знаю, о чем в нем говорится. Единственной наследницей господина Борисова является его дочь. Я здесь по ее поручению.
– Тем не менее мне надо проверить это у нашего юриста. С него было достаточно.
– Сделайте это. Скажите Кэти Холден, что Пол Катлер сейчас в вашем банке и ему морочит голову некто, кто, очевидно, не знает закон. Скажите ей, что, если я буду вынужден обратиться в суд и получить ордер, позволяющий мне сделать то, что я должен сделать в любом случае, банк компенсирует мне двести двадцать долларов в час, которые я назначу за свои хлопоты.
Менеджер, казалось, принял во внимание его слова.
– Вы знаете нашего генерального советника?
– Я раньше работал на нее.
Менеджер обдумал затруднительное положение и наконец сказал:
– Возьмите все. Но распишитесь здесь.
ГЛАВА XVIII

«Семен,
как болит мое сердце каждый день из-за того, что случилось с Янси Катлером. Какой прекрасный человек, его жена такая хорошая женщина. И все остальные люди в том самолете тоже были хорошие. Хорошие люди не должны умирать так ужасно и так внезапно. Мой зять сильно горюет, и мне больно сознавать, что я, возможно, несу за это ответственность.
Янси звонил мне вечером накануне катастрофы. Ему удалось определить местонахождение старика, которого ты упоминал, чей брат работал в поместье Лоринга. Ты был прав. Я не должен был просить Янси снова выспрашивать, пока он был в Италии. Я был не прав, вовлекая других. Это наше бремя. Но почему мы выжили? Разве они не знают, где мы? Что мы знаем? Может быть, мы для них больше не угроза? Только те, кто задает вопросы и подбирается слишком близко, привлекают их внимание. Равнодушие, вероятно, гораздо лучше, чем любопытство. Так много лет прошло… Янтарная комната кажется теперь больше воспоминанием, чем чудом света. Неужели кому-то еще действительно есть до этого дело? Береги себя, Семен. До связи.
Петр».
«Семен,
сегодня приходили из КГБ. Жирный чеченец, смердящий как помойка. Он сказал, что нашел мое имя среди записей Комиссии. Я думал, что этот след был слишком старый и остывший, чтобы привести ко мне. Но я ошибался. Будь осторожен. Он спрашивал, жив ли ты еще. Я сказал ему как обычно. Я думаю, что мы единственные, кто еще остался из наших. Все наши друзья умерли. Так печально. Возможно, ты прав. На всякий случай – больше никаких писем. Особенно сейчас, раз они знают, где я. Моя дочь скоро родит. Это мой второй внук, теперь этот раз девочка, как мне сказали. Современная наука! Мне нравились старые способы, когда надо было гадать. Но маленькая девочка – это хорошо. Мой внук приносит мне столько радости. Я надеюсь, твои внуки в порядке. Береги себя, мой старый друг.
Петр».
«Дорогой Петр,
прилагающаяся подборка из газеты Бонна. Ельцин прибыл в Германию, объявив, что он знает, где находится Янтарная комната. Газеты и журналы гудели от этого заявления. Это известие дошло до тебя через океан? Он утверждает, что ученые отыскали эту информацию в советских записях. Чрезвычайная комиссия по преступлениям против России, как нас называет Ельцин. Ха! Все, что этот дурак сделал, – это вытянул полмиллиарда марок помощи из Бонна, затем извинился, сказав, что записи касались не Янтарной комнаты, а других сокровищ, украденных из Ленинграда. Очередная русская чушь. Все эти сволочи одинаковы. Все нынешние разговоры о восстановлении российского наследия – больше пропаганда. Они только продают наше наследие. Газеты каждый день полны рассказов о продающихся картинах, скульптурах и драгоценностях. Продают нашу историю. Мы должны хранить панели в безопасности. Больше никаких писем, по крайней мере на время. Спасибо за фотографию твоей дочери. Она для тебя большая радость. Будь здоров, мой друг.
Семен».
«Семен,
надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103