Саймон отказался покупать Анастасии путеводитель, но у нее были открытки отовсюду, где они побывали, открытки, предназначенные для всех знакомых – она никак не могла собраться их подписать. Открытки в номере на черном матовом столике, он был весь ими завален – Аппиева дорога, арка Константина, Алтарь Мира, термы Каракаллы, Капитолий, Большой цирк… И церкви, и музеи. Всю ночь Анастасия видела сны в камне и золоте.
Сегодня утром – Пантеон. Саймон там, конечно, уже бывал. Он бывал везде, куда брал Анастасию. Саймон был ее гидом, а поскольку рассказывал он ей одной, его измышления оставались почти не замеченными. Он нашел в Анастасии идеального слушателя не потому, что знал больше, чем она (это было не так), а потому, что она воспринимала мир пассивно, в тишине, которую он заполнял своими наполовину запомненными и полностью украденными объяснениями. Он провел ее под купол.
– «Видимый образ вселенной», – процитировал он Шелли, очевидно, до того наслаждаясь звучанием фразы, что забыл назвать ее автора. – Император Адриан вел здесь дела.
Пока муж рассказывал, Анастасия прошла в центр ротонды, прямо под око в центре купола. Посмотрела наверх, в чистое небо.
– Пролеты кессонов свода здесь шире, чем даже в соборе Святого Павла в Лондоне, но они не выполняют вообще никакой архитектурной роли, – говорил он, Анастасия же, закрыв глаза, впитывала солнце. – Однако материалы, использованные для строительства купола, к вершине становятся все легче и легче: фундамент делали из белого известняка, а в своде купола…
– …солнечный свет.
– Нет, туф. Наверху туф.
– Посмотри, – сказала Анастасия, открывая глаза. – Посмотри на небо.
– Анастасия, небо ты можешь увидеть где угодно. Археологическая ценность Пантеона – это его купол.
– Это была церковь, да?
– Храм всех богов. Но даже римский Сенат часто собирался в храмах, и для императора, который был частью божественного миропорядка…
– Нет, католическая церковь, да? После Адриана.
– Тут некоторое время были даже колокольни. – Это сказал не Саймон. Какой-то прохожий, американец на пенсии. Старые и одинокие, даже в парах, они иногда встревали. Опошляли медовый месяц, во всем остальном похожий на сказку.
– По башне в каждом углу, – перебил Саймон, дабы принизить этого специалиста-конкурента.
– На самом деле – только две, – заметил мужчина с уважением, которое может позволить себе человек, располагающий большим количеством фактов. – Если хотите, я покажу, где они были.
– Нет, спасибо, – сказал Саймон.
– Да, пожалуйста, – сказала Анастасия.
– Они совсем как мы, – сказала жена американца, возникая у него из-за поясницы. Она была вдвое ниже его и втрое тоньше, сплошные кости и морщины, будто надела вторую кожу.
– Нам нужно быть… в другом месте. – Саймон взял Стэси за руку. – Идем, Анастасия.
Она повернулась, чтобы поблагодарить старика. Он уставился на нее:
– Анастасия Лоуренс?
– Вы хотите сказать, мы знакомы?
– Пожалуй, нет.
– Тогда вы, наверное, знаете…
– …что вы скрываетесь. Не могу вас винить. Я бы точно так и поступил. Мы никому не скажем, правда, Мидж?
– Ни словечка, – согласилась она.
– Нам действительно нужно идти, – сказал Саймон.
– Скрываемся? – переспросила Анастасия.
– Вы не против, если мы сфотографируемся? Встань в кадр, Мидж. – Он подтолкнул Мидж. Саймон дернул Анастасию. Сработала вспышка. Когда глаза Стэси вновь начали различать свет, они с Саймоном уже были снаружи, в первом попавшемся такси.
Водитель спросил Саймона, куда им надо ехать. Он спросил по-итальянски.
– Я никуда не хочу, – сказала Анастасия мужу по-английски. – Я хочу знать, как эта милая пара…
– Катакомбы, – бросил он и добавил: – Pronto! – чтобы сойти за местного. Повернулся к жене: – Ты теперь автор, издаешься. Иногда люди будут тебя узнавать. Им может быть что-нибудь от тебя надо.
– Мы скрываемся?
– У нас медовый месяц.
– Вот и я так думала.
– В Риме скрыться невозможно.
– Все равно, мне кажется, странно, что эта пара…
– Не у всех стабильная психика.
– По-моему, они милые.
– Иногда внешность обманчива.
– Может, зря я опубликовала «Как пали сильные». Это могло остаться только между нами. Писателей же и так хватает.
– Это между нами. Посвящение.
– Саймону, что угодно, – процитировала она слова, на которые опирались все ее авторские притязания. – Думаю, я имела в виду Саймону, всё.
– Это будет посвящение для твоего нового романа.
– А если мне нечего сказать, Саймон? – Она положила голову ему на плечо и взяла за руку, когда такси затряслось на Аппиевой дороге.
– У тебя контракт. У тебя читатели.
– По-моему, роман рождается не из этого.
– Откуда же он тогда рождается?
– А откуда рождаются работы, которые ты продаешь в галерее?
– Я не берусь работать с художниками, способными создать только одну вещь. Я не продолжаю с ними отношения, если они не способны на большее.
– А Джонатон?
– Это другое.
– Из-за денег, которые он тебе приносит? Я бы отличалась, если бы принесла тебе больше?
– Ты не понимаешь, сколько стоит жизнь, Анастасия. О тебе всегда кто-то заботился. Сейчас для этого есть я. Но ты должна мне помогать.
– А если я не могу?
– Да что это с тобой сегодня?
– Я не хочу скрываться. Получается, будто я сделала что-то плохое.
– Я просто пытаюсь тебя защитить.
– Значит, я все-таки скрываюсь.
– Нет. Просто надо выждать.
– Абсолютно незнакомые люди знают, как меня зовут.
– Просто они твои поклонники.
Она отодвинулась от мужа. Посмотрела на него:
– Сколько людей уже прочитало «Как пали сильные»?
– Невозможно определить. Одни книги ходят по рукам, другие так и остаются на полках нераскрытыми…
– Сколько продано, Саймон. Скажи мне.
За ним, в окне такси, катакомбы укрывали своих древних мертвецов.
– Пара… миллионов.
Свершилось. У нее больше не было слов. Саймон тихо велел таксисту возвращаться в отель.
Пока Анастасия спала в кровати для новобрачных, Саймон путешествовал по трансатлантическому кабелю посредством телефона в ванной. Он сел на опущенную крышку унитаза, закрыл дверь на задвижку и – еще одна предосторожность – пустил на всю катушку воду, не закрывая сток. Он крутил розовый пластиковый диск, манипулировал устаревшей системой, памятной смутно, как холодная война, однако с ловкостью, приобретенной за почти две недели постоянной практики. Анастасия спала меньше чем в двадцати футах от него, а он разбудил Жанель – почти в десяти тысячах миль.
Что случилось, Саймон?
Мне пришлось ей сказать. Сейчас она в отключке под валиумом. Я уложил ее в постель в середине дня, где-то в полчетвертого. Сколько она еще проспит?
Не слишком долго.
В смысле?…
Что ты ей сказал?
Ее узнали какие-то люди. В Пантеоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Сегодня утром – Пантеон. Саймон там, конечно, уже бывал. Он бывал везде, куда брал Анастасию. Саймон был ее гидом, а поскольку рассказывал он ей одной, его измышления оставались почти не замеченными. Он нашел в Анастасии идеального слушателя не потому, что знал больше, чем она (это было не так), а потому, что она воспринимала мир пассивно, в тишине, которую он заполнял своими наполовину запомненными и полностью украденными объяснениями. Он провел ее под купол.
– «Видимый образ вселенной», – процитировал он Шелли, очевидно, до того наслаждаясь звучанием фразы, что забыл назвать ее автора. – Император Адриан вел здесь дела.
Пока муж рассказывал, Анастасия прошла в центр ротонды, прямо под око в центре купола. Посмотрела наверх, в чистое небо.
– Пролеты кессонов свода здесь шире, чем даже в соборе Святого Павла в Лондоне, но они не выполняют вообще никакой архитектурной роли, – говорил он, Анастасия же, закрыв глаза, впитывала солнце. – Однако материалы, использованные для строительства купола, к вершине становятся все легче и легче: фундамент делали из белого известняка, а в своде купола…
– …солнечный свет.
– Нет, туф. Наверху туф.
– Посмотри, – сказала Анастасия, открывая глаза. – Посмотри на небо.
– Анастасия, небо ты можешь увидеть где угодно. Археологическая ценность Пантеона – это его купол.
– Это была церковь, да?
– Храм всех богов. Но даже римский Сенат часто собирался в храмах, и для императора, который был частью божественного миропорядка…
– Нет, католическая церковь, да? После Адриана.
– Тут некоторое время были даже колокольни. – Это сказал не Саймон. Какой-то прохожий, американец на пенсии. Старые и одинокие, даже в парах, они иногда встревали. Опошляли медовый месяц, во всем остальном похожий на сказку.
– По башне в каждом углу, – перебил Саймон, дабы принизить этого специалиста-конкурента.
– На самом деле – только две, – заметил мужчина с уважением, которое может позволить себе человек, располагающий большим количеством фактов. – Если хотите, я покажу, где они были.
– Нет, спасибо, – сказал Саймон.
– Да, пожалуйста, – сказала Анастасия.
– Они совсем как мы, – сказала жена американца, возникая у него из-за поясницы. Она была вдвое ниже его и втрое тоньше, сплошные кости и морщины, будто надела вторую кожу.
– Нам нужно быть… в другом месте. – Саймон взял Стэси за руку. – Идем, Анастасия.
Она повернулась, чтобы поблагодарить старика. Он уставился на нее:
– Анастасия Лоуренс?
– Вы хотите сказать, мы знакомы?
– Пожалуй, нет.
– Тогда вы, наверное, знаете…
– …что вы скрываетесь. Не могу вас винить. Я бы точно так и поступил. Мы никому не скажем, правда, Мидж?
– Ни словечка, – согласилась она.
– Нам действительно нужно идти, – сказал Саймон.
– Скрываемся? – переспросила Анастасия.
– Вы не против, если мы сфотографируемся? Встань в кадр, Мидж. – Он подтолкнул Мидж. Саймон дернул Анастасию. Сработала вспышка. Когда глаза Стэси вновь начали различать свет, они с Саймоном уже были снаружи, в первом попавшемся такси.
Водитель спросил Саймона, куда им надо ехать. Он спросил по-итальянски.
– Я никуда не хочу, – сказала Анастасия мужу по-английски. – Я хочу знать, как эта милая пара…
– Катакомбы, – бросил он и добавил: – Pronto! – чтобы сойти за местного. Повернулся к жене: – Ты теперь автор, издаешься. Иногда люди будут тебя узнавать. Им может быть что-нибудь от тебя надо.
– Мы скрываемся?
– У нас медовый месяц.
– Вот и я так думала.
– В Риме скрыться невозможно.
– Все равно, мне кажется, странно, что эта пара…
– Не у всех стабильная психика.
– По-моему, они милые.
– Иногда внешность обманчива.
– Может, зря я опубликовала «Как пали сильные». Это могло остаться только между нами. Писателей же и так хватает.
– Это между нами. Посвящение.
– Саймону, что угодно, – процитировала она слова, на которые опирались все ее авторские притязания. – Думаю, я имела в виду Саймону, всё.
– Это будет посвящение для твоего нового романа.
– А если мне нечего сказать, Саймон? – Она положила голову ему на плечо и взяла за руку, когда такси затряслось на Аппиевой дороге.
– У тебя контракт. У тебя читатели.
– По-моему, роман рождается не из этого.
– Откуда же он тогда рождается?
– А откуда рождаются работы, которые ты продаешь в галерее?
– Я не берусь работать с художниками, способными создать только одну вещь. Я не продолжаю с ними отношения, если они не способны на большее.
– А Джонатон?
– Это другое.
– Из-за денег, которые он тебе приносит? Я бы отличалась, если бы принесла тебе больше?
– Ты не понимаешь, сколько стоит жизнь, Анастасия. О тебе всегда кто-то заботился. Сейчас для этого есть я. Но ты должна мне помогать.
– А если я не могу?
– Да что это с тобой сегодня?
– Я не хочу скрываться. Получается, будто я сделала что-то плохое.
– Я просто пытаюсь тебя защитить.
– Значит, я все-таки скрываюсь.
– Нет. Просто надо выждать.
– Абсолютно незнакомые люди знают, как меня зовут.
– Просто они твои поклонники.
Она отодвинулась от мужа. Посмотрела на него:
– Сколько людей уже прочитало «Как пали сильные»?
– Невозможно определить. Одни книги ходят по рукам, другие так и остаются на полках нераскрытыми…
– Сколько продано, Саймон. Скажи мне.
За ним, в окне такси, катакомбы укрывали своих древних мертвецов.
– Пара… миллионов.
Свершилось. У нее больше не было слов. Саймон тихо велел таксисту возвращаться в отель.
Пока Анастасия спала в кровати для новобрачных, Саймон путешествовал по трансатлантическому кабелю посредством телефона в ванной. Он сел на опущенную крышку унитаза, закрыл дверь на задвижку и – еще одна предосторожность – пустил на всю катушку воду, не закрывая сток. Он крутил розовый пластиковый диск, манипулировал устаревшей системой, памятной смутно, как холодная война, однако с ловкостью, приобретенной за почти две недели постоянной практики. Анастасия спала меньше чем в двадцати футах от него, а он разбудил Жанель – почти в десяти тысячах миль.
Что случилось, Саймон?
Мне пришлось ей сказать. Сейчас она в отключке под валиумом. Я уложил ее в постель в середине дня, где-то в полчетвертого. Сколько она еще проспит?
Не слишком долго.
В смысле?…
Что ты ей сказал?
Ее узнали какие-то люди. В Пантеоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86