Он пролежал в постели две недели и встал преждевременно — ему, как ректору Эдинбургского университета, нужно было ввести в должность герцога Эдинбургского, назначенного туда канцлером. Герцог впоследствии председательствовал на чествовании Флеминга в больнице Сент-Мэри в 1954 году. Десятого мая 1929 года в «British Journal of Experimental Pathology» появилось первое сообщение о пенициллине. 29 мая 1954 года в библиотеке Сент-Мэри было торжественно отмечено двадцатипятилетие этого события. Коллеги преподнесли Флемингу подарки — серебряные старинные супницы. Герцог Эдинбургский сказал, что такой аудитории ему ни к чему говорить о заслугах сэра Александра Флеминга и что он желает ему не быть вынужденным воспользоваться своим открытием. Герцог добавил, что «супница — самый подходящий памятный подарок о бульоне». Флеминг в своем ответе привел поговорку: «Могучие дубы вырастают из крошечных желудей». Из крошечной споры выросла мощная промышленность.
За несколько минут до начала торжества жена Флеминга увидела, что он забыл вдеть запонки в манжеты. Она побежала в «Вулворт» и за несколько пенсов купила ему запонки. Флеминг не любил, когда церемония происходила в его честь, и от смущения забывал свою роль. Некоторое время спустя в Сент-Мэри приехала королева-мать заложить первый камень нового флигеля. Она должна была также вложить в мраморную плиту культуру пенициллина, книгу сэра Захари Копе о больнице и хронометр, показывавший время, за которое студент Сент-Мэри Роджер Баннистер пробежал одну милю. Королева-мать, стоя на возвышении, окруженная профессорами, произнесла речь, в которой говорила о заслугах Флеминга. Все зааплодировали, включая и самого Флеминга, — он, видимо, задумался и не слышал своей фамилии.
Флеминги провели август в Бартон-Миллс, копаясь в своем саду. В ноябре сэр Александр, как обещал, поехал в Бордо, где деканом был его друг, профессор Портман. Портман слушал леди Флеминг в Ницце и попросил, чтобы она перевела речь своего мужа и прочитала ее от его имени.
Дневник Флеминга.
Суббота, 13 ноября, 1954 года. Был принят в Бордо доктором и мадам Портман. Отвезли к себе на другой конец города. Представили семье. Молодая мадам Портман очень хороша собой. Мадам Жорж Портман тоже очень привлекательна, у нее необычная улыбка. Раньше в этом доме изготовляли бенедиктин.
Воскресенье, 14 ноября. В 9 ч. 30 м. отъезд в Сент-Эмильон. На многие километры тянутся виноградники. Очень разнообразны осенние краски: начиная с интенсивного бронзового цвета и кончая приглушенным зеленым... Муниципальные советники вкрасных мантиях. Мэр читает длинную речь, надевает на меня красную мантию и производит меня в советники. Я сказал несколько слов... Затем Пойак, где меня принимают в орден «Друзей старого Медока». Ритуал: я должен попробовать вино, назвать марку и сказать, какого оно года. Провалился полностью, хотя Портман мне подсказывал. Смог только сказать «Медок»... Обед в Мутон-Ротшильде. В прошлом году они мне писали по поводу яичного белка и лизоцима... Надо будет вернуться к этим исследованиям. Великолепный обед, с винами, и одно из них 1881 года — года моего рождения.
Понедельник, 15 ноября. Обед в мэрии. Мэр провозглашает меня гражданином Бордо, выдает диплом и медаль. Обед кончается только в 4 часа. Кратковременный отдых, так как в 5 часов в Гран-театре церемония присуждения мне докторской степени... Французские и английские флаги. Марсельезаи «God save the Queen». Речь Портмана. Речь ректора. Моя короткая речь по-французски.
Потом Амалия читает лекцию об истории антибиотиков. Бурный успех. Ужин с советом университета.
Флеминг давно мечтал освободиться от руководства Институтом. Он гораздо больше был создан для свободной научно-исследовательской работы, чем для такого рода деятельности. Кстати, положительные черты его характера оказывали ему плохую услугу. Секретарь Института Крекстон рассказывает: «Он до такой степени ненавидел свои административные обязанности, что я почти уверен, что, если бы его освободили от них раньше, он был бы еще жив. Зная по опыту, насколько все это для него мучительно, я говорил о делах как можно реже и старался урегулировать их сразу же, как только он приходил, с тем чтобы потом не прерывать его исследовательской работы. Чаще всего он встречал меня с улыбкой, которой явно хотел прикрыть свое беспокойство. „Здравствуйте, Крекстон, — говорил он, — никаких неприятностей, надеюсь?“ — и когда я мог ему ответить, что все в порядке, он испытывал облегчение и его лицо сразу просветлялось... А ведь одним из его бесспорных достоинств было умение управлять справедливо. За всю свою жизнь я не встречал более справедливого человека, и я всегда думал, что, если бы он не избрал исследовательскую работу, он был бы юристом и завоевал бы не меньшую известность». Флеминг страстно мечтал передать кому-нибудь бразды правления. В декабре 1954 года леди Флеминг писала Бену Мэю:
4 декабря 1954 года.
Алек чувствует себя очень хорошо. Я считаю, что у него хорошая супруга! К концу месяца он избавится от своей административной должности и сможет уделять больше времени научной работе Я работаю над проблемой, которая меня очень увлекает. Все мои опыты по-прежнему неудачны. Но и неудачам приходит конец.
В январе 1955 года Флеминг ушел с поста руководителя Института, но лаборатория сохранилась за ним. На небольшом ужине в Сент-Мэри он произнес короткую речь: «Я не ухожу; я остаюсь в больнице. Это не прощание. Я еще пробуду здесь много лет. Не думайте, что избавились от меня». Крекстон от имени совета Института и сотрудников преподнес ему альбом с их подписями и сказал: «Все члены нашего коллектива искренне желают вам долгих и счастливых лет. Мы счастливы, что леди Флеминг и вы будете продолжать в Институте научную работу. Да приведет вас обоих добрый гений к новым значительным открытиям».
15 января 1955 года Микробиологическое общество дало ужин в честь сэра Александра по случаю его ухода с поста руководителя Института. Отвечая на речи, Флеминг сказал: «Я не уезжаю в деревню выращивать капусту. Я предпочитаю выращивать микробы и еще не расстался с надеждой, что на одном из ваших собраний зачитаю новое сообщение».
Он радовался, что освободился от административных обязанностей и отошел от всяких распрей, но его еще больше стали осаждать посетители. Многие хотели, чтобы он снова занял место руководителя, другие рассказывали ему о своих личных делах. Все это его утомляло. Однажды в феврале, во время обсуждения его отставки, ему стало не по себе: у него была рвота и незначительно повысилась температура. Казалось бы, без всяких видимых причин. Желудочная форма гриппа — таков был диагноз. В воскресенье ему стало хуже, но он не хотел беспокоить никого из своих друзей врачей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87