– Ладно, пап, ладно. Я не якшаюсь ни с кем из обезьян дядюшки Ленни. Я просто спросил, знаешь ли ты их.
– К счастью, нет, – ответил он предельно сухо.
Мы замолчали. Я отвел взгляд. Из окон ресторана, где мы сидели, самого дорогого в Питтсбурге, открывался вид на огни делового центра, темную развилку в месте слияния рек и, на другом берегу, стадион, освещенный для вечернего матча. Пару минут я размышлял о старых играх с мячом.
Мой отец был бухгалтером клана Маджио (Бехштейны, подобно Стернам и всем еврейским мафиозным семьям, порастеряв прежнее влияние, были поглощены). Он также выступал посредником, связующим звеном между важными людьми в столице и в Питтсбурге. Поездки в Питтсбург были для него развлечением в той же мере, что и бизнесом. Он познакомился с моей матерью во время свадьбы на Беличьем Холме и приобрел здесь много родственников. Он хорошо знал безумную систему кольцевых автострад, улочки этого города, пригороды и поля для игры в гольф, был давним поклонником хоккейной команды «Пираты». Когда я был еще крохой, мы сотни раз ходили на стадионы «Форбс-Филд» и «Три реки». В тот день, когда я записал в свою книжку счет всех девяти подач, не сделав ни одной ошибки, он купил мне в магазине Кауфмана игрушек на двести долларов. Гораздо больше, чем мне хотелось.
– Пап, я познакомился с одной девушкой.
Он допил тоник.
– Почему у тебя такое лицо? – спросил я.
– А каким оно может быть, после знакомства с Клер? Извини, Арт.
– За что?
– Ну, должен признаться, что я… я больше тебе не доверяю. Ты стал очень странным молодым человеком.
– Папа…
– Во время нашей последней встречи ты разговаривал как безумец. Что за чепуху ты нес? Мне было очень неприятно слышать твои речи. Я был потрясен.
Мой отец умел делать такое лицо, будто готов разрыдаться и прилагает титанические усилия, чтобы не пустить слезу, и я всегда попадался на эту уловку. Я начал тихо плакать, жуя кусок влажной булки.
– Папа…
– Я не знаю, что и думать. Я, конечно, люблю тебя, но сам посуди: чем ты занимаешься этим летом? Работаешь в смехотворном книжном магазине? Не могу поверить, что ты доволен такой работой.
– Папа.
На этот раз он серьезно расстроил меня. Я начал икать и всхлипывать, и люди за другими столами оборачивались, чтобы посмотреть, как представительный отец спокойно разговаривает со своим плохо причесанным сыном, заливающимся слезами. Опустив меня до уровня маленького мальчика и показав мне, как низко я пал в его глазах, он смягчился и заговорил так, будто я только что разбил свой велосипед или получил взбучку в школе, а он осторожно заклеивает пластырем мои раны.
– Так что ты там говорил о своей девушке?
– Ох, папа, – вздохнул я.
Официант принес наш ужин, и я еще немного поплакал, и мы почти не разговаривали, пока он не спросил, не хочу ли я уйти. Потом мы ехали вниз на дребезжащем фуникулере, а я наблюдал за тем, как лишались таинственности огни офисных зданий в деловом районе города. Отец положил было руку мне на плечо, но быстро ее убрал.
– Тебе она наверняка не понравится, пап. Тебе не нравятся все, с кем я знаком, и всё, чем я занимаюсь этим летом.
– Да, наверное, – признал мой отец.
– Расставшись с тобой, я поеду к ней и буду с ней спать, – заявил я.
Кабинка резко остановилась, и от этого рывка мне стало нехорошо, и отец сказал, что он не удивлен.
10. Секс и насилие
Заканчивался июнь. Джейн Беллвезер по-прежнему оставалась в Нью-Мексико. Кливленду за все это время она позвонила один раз. И то для того только, чтобы сказать, что между ними все кончено. Кливленд тогда спросил ее: «Это в какой раз, девятый или десятый?» К двадцать девятому июня мы с Флокс прочно укрепились в состоянии, которое она, – по моему разумению, несколько преждевременно – называла любовью. Хотя я и сам подумывал о том же и даже однажды от начала до конца прослушал песню «Ты меня зацепила», думая: «Попался!»
Флокс стала приходить ко мне на Террасу каждый вечер, когда я возвращался с работы, и мы сидели на ступенях, курили, иногда марихуану, или пили текилу, жуя ломтики лайма и слизывая соль с рук друг друга. Однажды на небо выплыла какая-то особенно полная, разжиревшая луна, которая висела у самого горизонта, словно беспутство и лень мешали ей подняться выше. Мы были под кайфом. Темная башня церкви в романском стиле выделялась на фоне лунного диска четким силуэтом. Сухие ветки мертвого дерева тянулись и льнули к ней, создавая подходящий фон для фильма про вампиров. Я сказал об этом Флокс. Она прижалась ко мне, и я услышал, как стучат ее зубы.
– Чего ты боишься? – спросил я.
– Не знаю. Вампиры такие красивые, – ответила она.
В следующее наше свидание она битый час горько рыдала, потому что Артур был с ней груб на работе и сказал, будто в клетчатом платье она выглядит толстой.
– Я знаю, он ревнует ко мне, – говорила она. – Арт, я знаю, что он тебя хочет.
– Брось, – возразил я. – Это ты ему нравишься.
– Арт! – вскинулась она. – Слушай меня, и хватит обращаться со мной как с ребенком. Я знаю, что он тебя хочет! Он хочет секса с тобой. Извращенного секса с моим Артишоком! – Такое прозвище она мне дала.
– Флокс, скажи, что ты имеешь против геев? Мне нравятся все геи, с которыми я был знаком, особенно Артур. Они хорошие ребята.
– Конечно хорошие. И сплошь красавцы. Какая жалость, что это всего лишь кучка жалких педиков! Некоторые из них даже красивее меня.
Я стал тут же это отрицать.
Двадцать девятого июня, в день, когда Флокс сказала, что любит меня и что Дэниел был дураком с уродливым фиолетовым пенисом, так что о нем я могу больше не волноваться, под желтым светом на моем крыльце она прочитала мне отрывок из «Истории О». (Когда-то давно, еще до смерти моей матери, я прочитал этот роман, обнаружив его среди маминых книжек, но так и не смог понять. Меня возбудили только сцены с описанием более-менее традиционного секса. То, что касалось плеток, масок и пирсинга, я счел обескураживающим, экзотическим и неприемлемым.) Флокс, в зеленой мини-юбке, под которой не было трусиков, уселась с книжкой у стены, прислонясь к кирпичам спиной и подтянув к груди коленки. Я был шокирован, обнаружив, насколько вредна эта мастерски написанная книга. Мысль о том, что это любимое произведение Флокс, меня обеспокоила. Тем не менее я возбудился от звуков ее голоса и испытал эрекцию, которую не смог скрывать. Она, оседлав мои бедра, выпустила возбуждение наружу и избавила от него меня, а потом и себя, не переставая читать.
– Это было прекрасно, – промолвила она, устав читать.
– Я хочу проводить тебя домой, – сказал я и протянул Флокс ее свитер.
– Я хочу остаться с тобой.
– Лучше я провожу тебя домой.
– Артур, я тебя люблю, – выдохнула она.
– Я отказываюсь хлестать тебя плеткой, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64