Я вспомнил, что мы собирались на вечеринку.
– Давай садись, козел! – подначил кто-то позади меня.
– Артур, у меня с собой был рюкзак? – спросил я.
– Что? – гаркнул он.
– Ну, рюкзак! – бросил я на бегу, торопясь обратно в бар.
Там было темно и тихо. Я бросил взгляд на тускло мерцающий телеэкран над лысой головой бармена – транслировали матч «Пиратов», цвета были ужасны, – нырнул в кабинку, где мы сидели, и схватил свой рюкзак. В полумраке мне стало легче, и я остановился, внезапно осознав, что у меня сбилось дыхание.
– Это мой рюкзак, – пояснил я официанткам, которые жевали жвачку и потягивали кофе за столиком возле сломанного музыкального автомата.
– Ну да, как же, – откликнулись они. Во всей нашей страны, населенной равнодушным народом, не найдешь таких безразличных ко всему официанток, как в Питтсбурге.
Выскочив на улицу, я внезапно увидел происходящее в ясном свете: Зигмунд Фрейд, который потчевал свою носовую перегородку кокаином; нарастающая сумятица последнего получаса; томящаяся на перекрестке «ауди», которой не терпится рвануть с места; взрывоопасное лето. На пьяную голову все это показалось мне идеальным и правильным, на полсекунды.
Я подошел к машине.
– Садись, садись! – торопили меня.
Между спинками ковшеобразных сидений и крышкой багажника оставалось сводное пространство, но в него влез бы разве что тостер.
– Залезай и устраивайся! – велел Мохаммед, оборачиваясь, чтобы ослепить меня киношной красотой шоколадного лица. – Артур, скажи ему, чтобы сел на чемодан. – Он говорил с французским акцентом.
– На чемодан? – Я зашвырнул внутрь рюкзак. – Я тут не помещусь!
– На багажник. Он называет его чемоданом, – растолковал с улыбкой Артур. Улыбка у Леконта была жесткая, саркастическая, и появлялась она на лице нечасто – в основном когда он хотел убедить собеседника в чем-либо или высмеять либо добивался того и другого сразу. Иногда она служила суровым предупреждением (обычно запоздалым): у Леконта планы на ваш счет. Этакое ложное ободрение, оскал, с каким Монтрезор смотрел на Фортунато, сжимая в кармане мастерок. – Тебе придется сесть на багажник, в том месте, куда складывается крыша.
И я, обычно такой впечатлительный и осторожный, так и сделал.
Мы влились в плотный, как всегда субботним вечером, поток машин на Форбс-авеню. Случай, свидетелем которого я был совсем недавно, или мерцание близких ярко-красных габаритных огней вокруг навели меня на мысли о полиции.
– А мне разве можно так сидеть? – Звук моего голоса был поглощен вакуумом, образующимся за быстро движущимся автомобилем.
Артур обернулся. Ветер сдул волосы ему на лицо, зажженная им сигарета рассыпала яркие искры, как бенгальский огонь.
– Нет! – прокричал он. – Так что смотри не выпади! У Мохаммеда и так полно штрафных талонов!
Люди в машинах, поравнявшихся с «ауди», качали головами и одаривали меня такими же взглядами, которыми я сам частенько мерил подвыпивших молодцов за рулем скоростных тачек. Я решил не думать о них, что оказалось не так уж сложно. Я просто обратил лицо навстречу ветру и текущей перед глазами реке уличных огней. Постепенно поддавшись действию пяти кружек пива, опрокинутых одна за другой, я уже не мог воспринимать ничего, кроме скорости, которую уверенно развил Мохаммед, и визга шин на асфальтово-щебеночном покрытии, таком пахучем и близком. Потом ветер стих, когда мы остановились на красный свет у Крейг-стрит.
Я вытащил сигарету и прикурил, пользуясь тем, что все вокруг замерло. Артур снова обернулся и, похоже, был слегка удивлен тем, что я не бледен, не блюю и в сознании.
– Слушай, Артур! – позвал я.
– Что?
– Ты ведь работаешь в библиотеке, так?
– Так.
– Что за девушка сидит за окном с решеткой?
– Какая девушка?
– Рядом с площадкой перед лифтом на первом этаже есть окно. В окне решетка. За решеткой сидит девушка.
– Это наверняка Флокс.
– Флокс? Ее зовут Флокс? Разве бывают девушки с таким именем?
– Она чокнутая, – объявил Артур со смесью презрения и восторга. Потом глаза его расширились, будто ему на ум пришла неожиданная мысль. – Она панк, – медленно проговорил он. – Ее еще называют May-May.
– May-May, – повторил я.
Когда сменился сигнал светофора, Мохаммед резко повернул налево, включив поворотник уже на исходе маневра.
– Что ты делаешь, Момо? – удивился Артур.
– Момо? – переспросил я.
– Вот черт! Мы же едем к Рири! – выпалил Мохаммед. Казалось, он только теперь вспомнил, что их путешествие имело некую конкретную цель.
– Момо, – повторил я снова. – К Рири.
– Тебе надо было ехать прямо по Форбс, Момо, – изрек Артур, засмеявшись моим словам. – Дом Рири стоит прямо на Форбс-авеню.
– Ладно, да. Я знаю. Заткнись! – рявкнул Мохаммед.
Он развернулся прямо на Крейг-стрит, которая по счастливой случайности оказалась абсолютно пустой, и рванул снова на авеню, так что колеса взвигнули. Несмотря на ветер и скорость не меньше ста километров в час, его черные волосы лежали неподвижными лоснящимися волнами, словно были сделаны из папье-маше и залиты лаком. Меня снова окутало облако блаженного оцепенения. Я выкинул сигарету и вернулся в исходное положение, вцепившись в хромированное отделение для багажа позади меня, вбирая воздух большими порциями, наподобие реактивного двигателя.
Дом Рири оказался громадиной в стиле тюдор, стоявшей недалеко от студенческого городка Чатем-колледжа. Пока мы катили по подъездной дорожке к парадной двери, Артур поведал мне, что в этом колледже овдовевший отец Рири преподает фарси – время от времени, потому что часто берет годичные отпуска, как теперь, например. Свет из окон особняка заливал всю окружавшую его необозримых размеров лужайку, а грохот музыки заставлял содрогаться целый квартал.
– В общем-то мы рады, что ты поехал с нами, – сообщил Мохаммед, пожимая мне руку с довольно безразличным видом. После этих слов он исчез в объятом пульсацией тяжелых ритмов холле.
– Ну спасибо, – ответил я.
– Как мило, что твоя подружка оказалась такой понимающей особой, – заметил Артур, пряча улыбку.
Я изобразил звонок с извинениями Клер, объясняя гудку в трубке, что появились кое-какие дела и я не смогу прийти на ужин. О, конечно, мне очень жаль, что по моей вине не состоится встреча, к которой она столько готовилась. Последние слова вполне могли быть чистой правдой.
– Ха-ха. Да. Откуда Мохаммед родом?
– Из Ливана, – сказал Артур.
К нам подошла миловидная женщина в саронге. На ее лице читалась радость, а руки были раскинуты для сердечных объятий.
– Момо! Артур! – воскликнула она. На веках ее больших карих глаз мерцали золотые блестки поверх теней трех смешанных оттенков. В волосы она вплела разные цветные вещицы: лаковые палочки, перья, кусочки ткани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64