—. Я, граф, должен вам заметить,— прошептал Обносков, задыхаясь от злобы,— что я буду требовать законным порядком.
— Вы? — спросил граф, взглянув сверху вниз прищуренными глазами, и вдруг начал усердно креститься.
Это взбесило Обноскова. Он готов был растерзать противника за эту злую выходку и даже не заметил, что в комнате уже началась служба.
— Я понимаю, что вы стоите так высоко, что я в сравнении с вами...— шипел он, забывая всех и все, кроме шести тысяч пособии.
— Вот вы меня в нигилизме заподозрили, а сами, как кажется, совсем не уважаете святости наших церковных обрядов,— отеческим шепотом заметил граф и добродушнейшим образом с. упреком покачал головою.
Обносков опомнился и стал еще зеленее, а граф продолжал усердно молиться.
Отпевание кончилось. Родные стали прощаться с покойником; раздались дикие крики трех родственниц и утешения гостей. Стефания Высоцкая, закутанная в черную тальму, спускавшуюся почти до полу, стояла неподвижно в углу. Она была бледна, как мертвец. Сын стоял около нее покажется, боялся, что она упа-
дет в обморок. Наконец, гроб понесли. Граф Григорий Стругов, его брат и его друзья были в числе несущих. Высоцкая пошла за гробом в отдалении. Она едва переступала.
— Неужели вы до кладбища думаете идти пешком? — спросил ее кто-то по-французски.
Она вздрогнула, как бы пробуждаясь от тяжелого сна, и обернулась. Перед ней стоял граф Стругов.
— Ах, это вы, граф,— приветливо улыбнулась она грустною улыбкою.— Кажется, не дойду.
— Так садитесь в мою карету. Сыро сегодня. Я тоже еду с Мишелем,— пригласил граф Высоцкую и указал па своего сына Мишеля, учившегося в гимназии вместе с молодым Высоцким.
Товарищи уже разговаривали между собою. Высоцкая согласилась на предложение. Все четверо стали садиться в карету графа.
— Гляди, гляди! Развратница-то, развратница-то наша! высунулись из своей кареты сестры покойни-К8, дергая за рукав задумчиво сидевшего против них племянника.— С графом села, в его карету села! Хоть бы братца-то, нашего голубчика, похоронить дала, да уж тогда и шла бы на все четыре стороны...
— А-а! — протяжно проговорил Обносков, что-то соображая. 'Гак нот он отчего ей покровительствует!^
— сына-то, сына-то не стыдится. При нем вешается па шею новому любовнику... Да и он-то хорош! Среди белого дня с публичной женщиной едет, грязью себя марает!
- Э, к ним ничего не пристает! —озлобленно прошептал Обносков и отвернулся в другую сторону.
Только через месяц после свадьбы, то есть после Смерти и похорон Евграфа Александровича, молодой Обносков переехал от Кряжова и устроился своим домом. До сих пор его жена не чувствовала никакой
перемены в своем положении, Только теперь она стала сознавать, что для нее началась новая жизнь. Мать Обноскова поселилась со своим сыном! и рассталась как со своею квартирою на Выборгской стороне, так и со своими жильцами. С первых же дней после переезда на новую квартиру она принялась за хозяйство, за мелкие домашние распоряжения, за перебранку с прислугою и выказала явное намерение не выпускать из своих рук бразды домашнего правления.
— Вы уж, цветочек мой, Агриппина Аркадьевна, не заботьтесь о хозяйстве,— говорила она однажды за утренним чаем невестке.— Вам это дело новое. Хлопот с ним много. Возня с людишками только здоровье ваше испортит. Ведь у нас в Петербурге народ мюшен-ник, выжига, у-у какой продувной!..
— Да я, Марья Ивановна, уже занималась хозяйством у отца,— заметила Груня.— Это совсем не так трудно...
— Из больших средств, не спорю, не трудно, не трудно... У вашего папеньки большие средства были,— заговорила частою дробью Марья Ивановна.— Вот у него и хозяйство совсем другое было, а здесь не то, совсем не то. Ваш папенька богач, а у моего сына средства-то маленькие, надо экономничать, по одежке протягивать ножки...
— Да, маменька права,— заметил Алексей Алексеевич.—Тебе незачем попусту хлопотать и возиться с прислугой и обедами.
— Да я и не настаиваю особенно на этом, но просто мне не хотелось бы без дела сидеть,— промолвила Груня.
— Ну, ангелочек мой, дома дела найдется,—утешала Марья Ивановна.— Без дела не останетесь...
— Делайте, как вам угодно,— ответила Груня и стала пить чай.
Все помолчали.
— Вот вы, кажется, и обиделись,— вдруг упрекнула Марья Ивановна.
— Чем же? Я и не думала обижаться,— изумилась Груня.
— Нет, уж я вижу, что вам не по сердцу мое желание!.. Что ж, я не навязываюсь. Вы хозяйка теперь в доме, вам и книги в руки. Была бы честь предложе-
на, а от убытка бог избавил. Я ведь теперь здесь последняя спица в колеснице...
— Полноте, маменька,— недовольным тоном сказал Обносков.— Что тут за счеты, кто старше. Я не желал бы вообще, чтобы кто-нибудь считал себя здесь старшим, строго заметил он и прибавил: —
Хозяйничаете, распоряжайтесь п не обращайте ни на
кого внимания, делан свое дело.
- Если ты хочешь, я готова. Лепя, только, чтобы после претензий не было, что я худо распоряжаюсь пли много трачу...
- Кто же это будет претендовать, уж не я ли? — Спросила Груня, смущенная всею этою сценою.— Будьте уверены, что я не скажу ни слова, лишь бы Алексей был доволен...
- Алексей! Это вы кого же Алексеем-то величаете? -спросила едким тоном Марья Ивановна.— Уж не мужа ли? Ну, через месяц после свадьбы, кажется, рано бы его так называть. Можно бы и поласковее быть, Ведь это только холопов зовут Алексеями-то.
— Эх! — с досадой махнул рукой Алексей Алексеевич и нетерпеливо начал постукивать ногой.
- И меня-то вот вы все называете Марьей Ивановной да Марьей Ивановной,— не унималась старуха. А ведь не грех бы и маменькой назвать. Ведь уж как вы там ни думайте, а я все-таки мать вашему мужу. Оно, может быть, по-вашему, по-новому, и не принято уважать старших — ну да ведь вам не с теми вертопрахами жить, которые старших-то в грош не ставят. Нет,, голубчик мой, вы со старыми, с честными людьми живете.
- Да что это вы, матушка, левой ногой, верно, встали? с раздражением заметил Обносков.
Марья Ивановна так и развела руками от удивления.
Ну, батюшка, от тебя-то я этого не ожидала,— произнесла она и торопливо поднесла платок к глазам......И то сказать, теперь жена тебе ближе, я третий человек, лишний человек в доме...
Алексей Алексеевич махнул рукою и вышел из комнаты.
— Вот полюбуйтесь, что вы наделали: сына с материю поссорили,— упрекнула.Марья Ивановна неве-
стку.— Сами матерью . будете, поймете это... Чужие слезы отольются, рано ли, поздно ли, а отольются.., Груня наморщила свой лоб и сидела совершенно безмолвно, начав вышивать. Ей первый раз в жизни пришлось испытать такую пошлую, такую бесцельную семейную размолвку. Несколько раз у нее навертывались на язык ответы старухе, но известный такт, свойственный свежим и чистым натурам, не позволял ей вставить какое-нибудь слово в поток этих мелочных придирок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75