Он же первый открывал своим шестнадцатилетним кузинам, что они хороши собою и что на свете есть любовь. Он же первый возмущался заодно с этими кузинами, развитыми им, если их хотели отдать против воли замуж, и похитил на своем веку двадцать родственниц, конечно, не для себя, но для тайного их брака с кем-нибудь из своих друзей. Подорвав таким образом двадцать раз родительскую власть, он не менее десяти раз явно нарушил крепость супружеского союза, устроив побег чужих жен с посторонними людьми, конечно, в этот счет не входят те бесчисленные случаи, когда побега не совершалось, когда кузен Пьер работал не в чужую пользу, а просто собственными поступками практически доказывал, что он стоит за свободу чувства в замужней женщине. Старухи и ста-
рики часто журили за такое поведение кузена Пьера, но серьезно сердиться на него не могли.
— Ты весь в покойного своего отца! — говорили они ему, с добродушной укоризною покачивая головами, и в умах стариков оживало то время, как отец кузена Пьера помог им увезти их теперешних жен, а старухам вспоминалось, как отец кузена Пьера впервые практически доказал им всю сладость свободы чувства в замужней женщине.
. При этих воспоминаниях сам кузен Пьер казался старикам и старухам не просто сыном столицы, но отчасти и их собственным сыном. Кузен Пьер действительно играл по праву в их кружках роль любимого пасынка нескольких любящих отчимов и нескольких Нежных мачех.
В один из четвергов, наговорив сотни любезностей и комплиментов Трупе, кузен Пьер сидел и рассуждал в стороне с своими друзьями, Левчиновым и молодым графом Родянкою, о прелестях хозяйки дома.
— Да, она действительно очень мила,— соглашались с ним собеседники.
— Мила!— с увлечением воскликнул кузен Пьер тоном упрека.— Что вы мне говорите: мила! Она просто восхитительна! Эти худенькие, едва развившиеся женщины — огонь! Тут страстность таится, неукротимая страстность. Я ведь кое-что смыслю в этом деле.
— Что и говорить! Специалист по женской части! — усмехнулся Левчинов.
— Смейтесь, смейтесь сколько вам угодно,— хохотал кузен Пьер и выказал свои белые зубы,— а между тем эта специальность доставляет наслаждений в тысячу раз больше, чем всякая другая специальность. Вот ведь вы, не специалисты по этой части, говорите, что она мила, а я знаю, что она не только мила и наделена страстною натурою, но и вполне несчастлива с трупом своего мужа...
— Несчастлива? — изумились собеседники.— Кто это вам сказал?
— Опытность специалиста,— важно ответил кузен Пьер и опять оскалил зубы.— Да-с, милостивые государи,— балаганил он,— она несчастлива. А из этого следует, что она ищет счастия. Но счастие, в чем бы она его ни искала, найдется только в любви, а если оно может найтись только в любви, то... то... ну, од-
ним словом, надо попробовать, не можем ли мы послужить орудием для ее счастия.
— Ха-ха-ха! — засмеялся Левчинов.— Вы всегда найдете предлог для волокитства.
— Фи! для волокитства! Какие тривиальные выражения вы употребляете! — воскликнул кузен Пьер, делая шутовски серьезную мину.— Тут не волокитство, а желание осчастливить ближнего, доставить ему то, чего недостает в его жизни.
— Нет, кроме шуток,— начал носовым голосом и с зевотой задумавшийся Родянка,— вы убеждены, что она несчастлива?
— Убежден ли я? Да, убежден, клянусь гробами моих отцов! — с комическою торжественностью произнес кузен Пьер и, вдруг сощурив глаза, пристально взглянул на графа Родянку.— А ведь и вы что-то замышляете, вы это недаром спрашиваете о действительности ее несчастия... Ну, что же, вы моложе, вы победите, вам честь и слава.
— А мне кажется, что у нее есть еще более молодые поклонники,— тихо заметил Левчинов, глядевший на кого-то сквозь плющ, за которым они сидели.
— Кто это? кто? — торопливым шепотом спросил кузен Пьер и устремил глаза по направлению в ту сторону, куда смотрел Левчинов.
— Не знаю, какой-то юнец, вон он сидит,— указал Левчинов.
Глаза молодых повес устремились на указанного юношу. Он был бледен, худ, с черными всклокоченными, курчавыми волосами;, его черные глаза впились в хозяйку дома, сидевшую в кружке женщин в противо-оложном углу комнаты.
— Некрасив! — улыбнулся, зевая, граф Родян-ка.— Злое выражение и непричесанная физиономия.
— Может быть, такие растрепыши правятся женщинам: как вы об этом думаете, господин специалист по женской части? — спросил шутливо Левчинов, обращаясь к кузену Пьеру.
— Вот оно что! — глубокомысленно соображал кузен Пьер, уже не слыша вопроса.— Здравствуйте, тпогшеиг Поль! — громко проговорил он, выставляя свое цветущее личико из-за плюща.
Панютин — это был он — вздрогнул и, растерявшись, оглядывался во все стороны, чтобы отыскать то
лицо, которое назвало его по имени. Казалось, его мысли все это время носились где-то очень далеко. Наконец он увидал, что его манит к себе кузен Пьер.
— А, это вы, Петр Петрович,— поздоровался он,-подходя к кузену Пьеру и пожимая ему руку.
— Вы это о чем же так задумались, что даже испугались, когда я вас позвал? — трепал по плечу Па-нютина кузен Пьер, показывая два ряда белых зубов.
— Мало ли о чем иногда думается, не все же рассказывать,—-отвечал тот. — Тайна? А ведь в молодости только любовные! тайны бывают, значит, вы думали о ней,— подшутил кузен Пьер.
— Вы ошибаетесь, я о ней не думал,— быстро отсветил Панютин с румянцем на щеках и совершенно невольно обратил глаза в ту сторону, где сидела Груня.
Повесы засмеялись. Панютин сердито закусил губы, поняв свою неосторожность.
— Ну, как вы теперь живете, что поделываете? — стал расспрашивать кузен Пьер.
—Университет посещаю,— коротко ответил Панютин.
Он не имел никакого желания беседовать,
— Скучаете, я думаю, без сестры? .
— Занятия есть, скучать некогда...
— Да, да, конечно! А вот у нее нет занятий, она и скучает. Вы заметили?
Панютин молча кусал губы.
— Как вы думаете, счастлива ли она? — спрашивал кузен Пьер, делая очень серьезное лицо.— Вот мы сейчас спорили об этом предмете. Я говорил, что она не может быть счастлива с трупом супруга, что ей. нужен муж молодой, живой... вот, хоть бы такой, как вы.
Панютин снова вспыхнул и сухо заметил:
— Я не мешаюсь в дела сестры. Счастлива или несчастлива она — это ее дело.
— Так, так,— согласился кузен Пьер.— А я полагал, что вы так привыкли с детства друг к другу, что одного из вас всегда должны интересовать дела другого.
Панютина снова передернуло. Кузен Пьер опять стал изливаться в похвалах прелестям Груни. Паню-
тип стоял, как на горячих угольях. Он то краснел, то бледнел. Трое повес наблюдали за жертвой своей плоской шутки и продолжали дразнить ее, как дразнят голодного, запертого в клетку тигренка, показывая ему из-за решетки со всех сторон кусок мяса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
рики часто журили за такое поведение кузена Пьера, но серьезно сердиться на него не могли.
— Ты весь в покойного своего отца! — говорили они ему, с добродушной укоризною покачивая головами, и в умах стариков оживало то время, как отец кузена Пьера помог им увезти их теперешних жен, а старухам вспоминалось, как отец кузена Пьера впервые практически доказал им всю сладость свободы чувства в замужней женщине.
. При этих воспоминаниях сам кузен Пьер казался старикам и старухам не просто сыном столицы, но отчасти и их собственным сыном. Кузен Пьер действительно играл по праву в их кружках роль любимого пасынка нескольких любящих отчимов и нескольких Нежных мачех.
В один из четвергов, наговорив сотни любезностей и комплиментов Трупе, кузен Пьер сидел и рассуждал в стороне с своими друзьями, Левчиновым и молодым графом Родянкою, о прелестях хозяйки дома.
— Да, она действительно очень мила,— соглашались с ним собеседники.
— Мила!— с увлечением воскликнул кузен Пьер тоном упрека.— Что вы мне говорите: мила! Она просто восхитительна! Эти худенькие, едва развившиеся женщины — огонь! Тут страстность таится, неукротимая страстность. Я ведь кое-что смыслю в этом деле.
— Что и говорить! Специалист по женской части! — усмехнулся Левчинов.
— Смейтесь, смейтесь сколько вам угодно,— хохотал кузен Пьер и выказал свои белые зубы,— а между тем эта специальность доставляет наслаждений в тысячу раз больше, чем всякая другая специальность. Вот ведь вы, не специалисты по этой части, говорите, что она мила, а я знаю, что она не только мила и наделена страстною натурою, но и вполне несчастлива с трупом своего мужа...
— Несчастлива? — изумились собеседники.— Кто это вам сказал?
— Опытность специалиста,— важно ответил кузен Пьер и опять оскалил зубы.— Да-с, милостивые государи,— балаганил он,— она несчастлива. А из этого следует, что она ищет счастия. Но счастие, в чем бы она его ни искала, найдется только в любви, а если оно может найтись только в любви, то... то... ну, од-
ним словом, надо попробовать, не можем ли мы послужить орудием для ее счастия.
— Ха-ха-ха! — засмеялся Левчинов.— Вы всегда найдете предлог для волокитства.
— Фи! для волокитства! Какие тривиальные выражения вы употребляете! — воскликнул кузен Пьер, делая шутовски серьезную мину.— Тут не волокитство, а желание осчастливить ближнего, доставить ему то, чего недостает в его жизни.
— Нет, кроме шуток,— начал носовым голосом и с зевотой задумавшийся Родянка,— вы убеждены, что она несчастлива?
— Убежден ли я? Да, убежден, клянусь гробами моих отцов! — с комическою торжественностью произнес кузен Пьер и, вдруг сощурив глаза, пристально взглянул на графа Родянку.— А ведь и вы что-то замышляете, вы это недаром спрашиваете о действительности ее несчастия... Ну, что же, вы моложе, вы победите, вам честь и слава.
— А мне кажется, что у нее есть еще более молодые поклонники,— тихо заметил Левчинов, глядевший на кого-то сквозь плющ, за которым они сидели.
— Кто это? кто? — торопливым шепотом спросил кузен Пьер и устремил глаза по направлению в ту сторону, куда смотрел Левчинов.
— Не знаю, какой-то юнец, вон он сидит,— указал Левчинов.
Глаза молодых повес устремились на указанного юношу. Он был бледен, худ, с черными всклокоченными, курчавыми волосами;, его черные глаза впились в хозяйку дома, сидевшую в кружке женщин в противо-оложном углу комнаты.
— Некрасив! — улыбнулся, зевая, граф Родян-ка.— Злое выражение и непричесанная физиономия.
— Может быть, такие растрепыши правятся женщинам: как вы об этом думаете, господин специалист по женской части? — спросил шутливо Левчинов, обращаясь к кузену Пьеру.
— Вот оно что! — глубокомысленно соображал кузен Пьер, уже не слыша вопроса.— Здравствуйте, тпогшеиг Поль! — громко проговорил он, выставляя свое цветущее личико из-за плюща.
Панютин — это был он — вздрогнул и, растерявшись, оглядывался во все стороны, чтобы отыскать то
лицо, которое назвало его по имени. Казалось, его мысли все это время носились где-то очень далеко. Наконец он увидал, что его манит к себе кузен Пьер.
— А, это вы, Петр Петрович,— поздоровался он,-подходя к кузену Пьеру и пожимая ему руку.
— Вы это о чем же так задумались, что даже испугались, когда я вас позвал? — трепал по плечу Па-нютина кузен Пьер, показывая два ряда белых зубов.
— Мало ли о чем иногда думается, не все же рассказывать,—-отвечал тот. — Тайна? А ведь в молодости только любовные! тайны бывают, значит, вы думали о ней,— подшутил кузен Пьер.
— Вы ошибаетесь, я о ней не думал,— быстро отсветил Панютин с румянцем на щеках и совершенно невольно обратил глаза в ту сторону, где сидела Груня.
Повесы засмеялись. Панютин сердито закусил губы, поняв свою неосторожность.
— Ну, как вы теперь живете, что поделываете? — стал расспрашивать кузен Пьер.
—Университет посещаю,— коротко ответил Панютин.
Он не имел никакого желания беседовать,
— Скучаете, я думаю, без сестры? .
— Занятия есть, скучать некогда...
— Да, да, конечно! А вот у нее нет занятий, она и скучает. Вы заметили?
Панютин молча кусал губы.
— Как вы думаете, счастлива ли она? — спрашивал кузен Пьер, делая очень серьезное лицо.— Вот мы сейчас спорили об этом предмете. Я говорил, что она не может быть счастлива с трупом супруга, что ей. нужен муж молодой, живой... вот, хоть бы такой, как вы.
Панютин снова вспыхнул и сухо заметил:
— Я не мешаюсь в дела сестры. Счастлива или несчастлива она — это ее дело.
— Так, так,— согласился кузен Пьер.— А я полагал, что вы так привыкли с детства друг к другу, что одного из вас всегда должны интересовать дела другого.
Панютина снова передернуло. Кузен Пьер опять стал изливаться в похвалах прелестям Груни. Паню-
тип стоял, как на горячих угольях. Он то краснел, то бледнел. Трое повес наблюдали за жертвой своей плоской шутки и продолжали дразнить ее, как дразнят голодного, запертого в клетку тигренка, показывая ему из-за решетки со всех сторон кусок мяса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75